Наибольшее внимание мировых СМИ вызвала не пространная повестка саммита, а «ужимки и прыжки» его участников. Кто спорит, body language, язык тела, как говорят в Америке, важен и намного более интересен обывателю, чем унылые пленарные заседания. Но в Буэнос-Айресе с этим был явный перебор. Чего стоят, например, рассуждения о том, что супруга президента Трампа Мелания одарила нежным взглядом сидевшего неподалеку Владимира Путина. Объяснений этому в соцсетях, порой весьма скабрезных, было хоть отбавляй. Правда, потом выяснилось, что Мелания смотрела вовсе не на Путина, а на китайского председателя Си. Вот незадача!
А сколько было догадок на более «серьезную» тему — о том, арестуют ли аргентинские власти прибывшего на саммит саудовского наследного принца Мухаммеда бен Салмана. Этого, как известно, потребовали правозащитники из Human Right Watch за его связь со зверским убийством саудовского журналиста Джамаля Хашкаджи в Стамбуле и военными преступлениями Эр-Рияда в Йемене. Ожидать, что аргентинское правительство, которое сделало крупную ставку на повышение своего международного рейтинга благодаря саммиту арестует Салмана, изначально было абсурдом, но спекуляции не прекращались до тех пор, пока принц не вылетел на своем джете в Эр-Рияд.
Очень волновал всех body language Трампа и Путина. Полновесная встреча была отменена, но публика беспокоилась, встретятся ли они на ногах и кто первым протянет руку. В результате встреча состоялась в кулуарах, без свидетелей.
Крупнейшая аргентинская газета La Nacion оценивала переговоры каждого из важнейших лидеров по трем позициям: позитивно, негативно и нейтрально. Позитивных оценок удосужились все главные герои G20: Трамп — за то, что договорился о торговом перемирии с китайцами, Путин — за то, что удачно отбился от обвинений в провоцировании Украины в Азовском море и плодотворно потратил время, которое сэкономил за счет отмены встречи с Трампом, на переговоры с Реджепом Эрдоганом, с вышеупомянутым Салманом, с Ангелой Меркель и другими. Высокий балл, разумеется, поставили с Си Цзиньпину за то же самое, что и Трампу. Нейтральную оценку получил из «великих» лишь Макрон, да и то лишь потому, что его пребывание в столице Аргентины было омрачено бурными протестами в Париже, с которыми он не мог справиться.
Очень похвалили и хозяина встречи, президента Маурисио Макри. Для него было важно показать себя твердым руководителем, который покончил с левым популизмом семейства Киршнеров, долго правившим в стране, и обеспечил ей финансовую стабильность. А это исключительно важно, чтобы получить кредит от МВФ на сумму 50 миллиардов долларов для Аргентины, переживающей экономические трудности. Местная пресса подсчитала, что Макри за два дня работы саммита провел аж 18 встреч с иностранными лидерами. Остается лишь поинтересоваться, сколько времени он провел при таком плотном графике на пленарных заседаниях.
Считается, что саммит принял, по крайней мере, две важнейших официальных решения. Это было совместное заявление о вреде протекционизма для мировой экономики и обещание придерживаться ключевых положений Парижского соглашения по климату, несмотря на противодействие администрации Трампа. Однако эти и другие вопросы было решено обсудить и по возможности определиться более конкретно уже на следующем саммите «двадцатки» летом будущего года в Японии. То есть в Буэнос-Айресе приняли лишь некую декларацию о намерениях, но не решили ни одной из проблем.
Каждый на саммите в Аргентине танцевал свое танго с нужным ему партнером, исходя из личных прагматических интересов и внутренних проблем страны. И несчастливый 13-й по счету саммит G20 лишь подтвердил то, что было ясно и прежде: такие встречи стали лишь клубом для общения VIP-персон. Что, конечно, интересно и важно, но при чем здесь климат, протекционизм и проблема занятости?
Насчет протекционизма у членов клуба вообще нет никаких шансов прийти к общему знаменателю. Дональд Трамп, который столь успешно выступил под лозунгом протекционизма среди «синих воротничков» так называемого ржавого пояса Америки — ряда оказавшихся для него ключевых штатов Восточного побережья и Среднего Запада, — и не думает отказываться от своих лозунгов. Скорее всего, он их лишь усилит, когда будет бороться за переизбрание в 2020 году.
В вопросах глобального изменения климата Европа между тем может лишиться еще одного партнера. На нынешнем саммите уходящий в отставку бразильский президент Мишел Темер скользил лишь молчаливой тенью. У крупнейшей страны латиноамериканского континента — новый президент, Жаир Болсонару, которого называют «тропическим Трампом». А в команде этого человека, который войдет в президентский дворец в первый день нового года, нашли место известные ястребы — как военные, так и гражданские, придерживающиеся радикальных взглядов. Например, его министр иностранных дел Эрнесту Аранджиу считает глобальное изменение климата выдумкой левых сил, которые таким образом решили помочь Китаю и ослабить экономику западных стран. Так что главные «легкие планеты» — джунгли Амазонки — могут остаться без раскинутого над ними европейского экологического зонтика.
В Латинской Америке, коль скоро мы заговорили о месте проведения нынешнего саммита G20, вообще может сложиться в будущем крайне неблагоприятная политическая обстановка. И если Маурисио Макри занимает центристские позиции, то в Мексике к власти пришел левый популист Лопес Обрадом, а в Бразилии — популист правый Болсонару. И если первый открыто симпатизирует левому правительству Венесуэлы, то второй угрожает начать войну против соседней страны и надеется на помощь в борьбе против Николаса Мадуро на военную помощь США.
В одном из романов Габриэля Гарсии Маркеса к берегу, на котором стоит заброшенная деревенька, вдруг откуда-то из океанской дали приплывает плот, на котором стоит легковая машина. С плота выходят люди, которые торжественно объявляют: «Мы приплыли сюда, чтобы решить проблемы человеческого рода».
Десант мировых лидеров, прибывший в Аргентину, напоминает этот плот. Но та латиноамериканская деревенька так и осталась пребывать в бедности и забвении после того, как гости уехали. Такая же участь грозит и человеческому роду, проблемы которого не решаются ни с помощью маркесовского магического реализма, ни без него.