Образование
Директор Федерального института развития образования Александр АСМОЛОВ:
— Вместо Минобрнауки мы имеем теперь четыре новые структуры: Минпросвещения, которое я бы назвал министерством очень среднего образования; Министерство науки и высшего образования; плюс Рособрнадзор с Агентством по делам молодежи, впервые напрямую подчиняющиеся Правительству России. Как тут не вспомнить известные строки: «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь»! Однако главное в другом. Данное управленческое решение находится в резком диссонансе с майскими указами президента и Национальной стратегией развития страны, ключевыми задачами которых являются научно-техническая модернизация России, рост конкурентоспособности страны, включая вхождение нашего среднего образования в десятку лучших в мире и впервые — установку на максимальное развитие и самореализацию каждой личности в нашей стране. И принятие такого решения лично у меня вызывает сомнение в том, смогут ли стать реальностью эти замечательные замыслы президента. Вместо этого мы получим управленческий хаос на годы вперед. Ведь если по законам управления тот или иной орган обычно создается под решение определенной задачи, то здесь все наоборот: мы придумываем органы под конкретные персоны, а затем думаем, что за задачи они будут решать.
Глава Всероссийского педагогического собрания и ректор Московского госуниверситета технологий Валентина ИВАНОВА:
— Образование от этого разделения, несомненно, выиграет, поскольку в каждом из новых ведомств будут сконцентрированы специалисты, решающие конкретные, но разные задачи. Раньше их решение было унифицированным, хотя для разных возрастных групп должны существовать свои механизмы и привлекаться свои специалисты: не случайно же диссоветы по педагогике в средней школе и в высшей школе у нас разные. А разделение министерств позволит сконцентрироваться на возрастной специфике — поверьте, очень серьезной. Так, в сфере общего образования главное — выявление, поддержка и развитие талантливых детей, в то время как в высшем — соответствие обучения запросам работодателей. Это совершенно разные задачи и, соответственно, разные технологические решения.
Первый замглавы Департамента образования Москвы в 2000‑е годы Лариса КУРНЕШОВА:
— Ранее в Минобрнауки уже звучали заявления о необходимости выстраивания вертикали власти в системе школьного образования. И вот теперь, с созданием отдельного Минпросвещения, они могут быть реализованы. Между тем регионам необходима самостоятельность в этих вопросах. Условия и возможности всюду разные, так что регионы должны иметь самостоятельность и возможности для творчества. Именно это, кстати, позволило в свое время Москве вступить в эксперимент с ЕГЭ лишь тогда, когда его правила хоть немного устоялись, и тем самым минимизировать проблемы школы. Да и теперь позволяет столице проводить многие важные реформы.
Наука
Экс-президент РАН, советский и российский физик Владимир ФОРТОВ:
— Разделить большое министерство надо было давно, для того чтобы двум сферам — и науке, и образованию — уделять равное внимание. Наука и высшее образование связаны между собой, поэтому я только приветствую новый указ президента. Гадать, кому будет отдано предпочтение в новом министерстве — НИИ или вузам, не нужно: реальная практика все расставит по своим местам. Я думаю, что для науки это правильный шаг — выделение ее в отдельное ведомство. Думаю, что для управления наукой и высшей школой в министерстве будут созданы отдельные управления, которые будут выполнять свои функции. И, конечно, многое зависит от личности будущего министра. Хотя он априори будет находиться в более зависимом положении, чем, скажем, не назначенный сверху, а избранный президент Академии наук. Но я убежден, что, как и раньше, РАН будет активно и плодотворно работать с новой структурой, как в свое время она работала с ГКНТ (Госкомитет по науке и технологиям. — Авт.) и министерствами.
Советский и российский физик, академик и член президиума РАН Александр ЛИТВАК:
— К сожалению, мы до конца не понимаем, какой принцип был заложен в разделение. Конечно, если просто говорить про министерство, которое ведало всем — от детсада до науки, — это было странно. Но, по-моему, правильнее было бы создать сразу Министерство науки и технологий, собрав фундаментальную и прикладную науку в одном месте. Наверное, это надо было бы делать без вузов, потому что у них все-таки другие задачи — образовательные. С другой стороны, вузы не могут быть полностью оторваны от институтов... Тут надо очень основательно подойти к рассмотрению их взаимодействия. Теперь что касается возникших в связи с разделением опасений. Исторически сложилось, что значительные успехи советской науки рождались от тесного взаимодействия РАН (сообщества выдающихся ученых) с коллективами ведущих академических институтов. ФАНО, с которым мы пять лет выстраивали отношения и уже почти нащупали правильный вектор, теперь ликвидируют... И как теперь академические институты будут встраиваться в новую систему при Миннауки и высшего образования с преимущественным количеством вузов и других организаций, не очень понятно. Есть мнение, что они в итоге еще больше отдалятся от академии, и это не пойдет на пользу науке. Сейчас было бы правильно восстановить управляющие функции РАН, а ФАНО преобразовать в управление делами академии. А так есть опасение, что мы вступаем в заключительный этап затеянного в 2013 году преобразования РАН в клуб выдающихся ученых. Безусловно, многое будет зависеть и от кандидатуры министра. Предпочтительней, чтобы это был человек из науки.
Советский и российский физик, до 2017 года — вице-президент РАН и председатель Сибирского отделения РАН Александр АСЕЕВ:
— Я очень доволен тем, что принято решение о разделении Минобрнауки РФ, что для науки определили самостоятельное министерство. Я пять лет потратил на борьбу с ФАНО, которое нанесло громадный ущерб, при котором было сделано много непоправимых ошибок, убито многое живое в науке. Но и сейчас риск остался. Ведь академию громили в режиме спецоперации, и сегодня нет никаких гарантий, что эта спецоперация не будет продолжена и мы получим на посту нового министра науки финансиста, не разбирающегося в науке, или, может, кого-нибудь похуже. В этом заключается, на мой взгляд, главная опасность. Теперь о плюсах объединения. Вузы до последнего времени были в более привилегированном положении, потому что находились напрямую под Минобрнауки, а академические институты — всего лишь под ФАНО, подвластной министерству структуре. Теперь, думаю, положение должно выровняться: и у исследовательских, и у образовательных институтов будет один общий министр. Если институты будут пользоваться равными правами, многим из них удастся подправить свое положение за счет лучшего финансирования.
Вообще, все разговоры о том, что надо больше развивать вузовскую науку, а не академическую, несостоятельны. Во-первых, у нас была сильная организация науки в СССР. Все таки де-факто он был сверхдержавой, несмотря на некоторые провалы. Еще экс-министр иностранных дел, академик РАН Евгений Примаков, рассказывал, что американцы завидовали нам тогда, потому что наша Академия наук умела быстро и эффективно решать почти любые задачи, несмотря на недостатки, связанные с административной окостенелостью. Во-вторых, сила университетов в США напрямую зависит от некоторых условий, которых нет у нас. Например, они в отличие от наших вузов, зависящих от властной дающей руки, с середины XIX века наделены неотчуждаемым имуществом. Они могут сдавать землю только в аренду, на срок до 49 лет. В этом секрет феномена Кремниевой долины. Стэндфордский университет стал сдавать крупным фирмам территорию, и эффективность работы возрастала в несколько раз за счет уникального симбиоза: университетских профессоров (носителей знаний), студентов (рабочей лабораторной силы) и фирм-арендаторов, которые давали им крупные заказы. У нас же, увы, здравый смысл, как всегда, на последнем месте. Если у руля Миннауки окажется нормальный специалист, то в принципе и у нас сложится нормальная кооперация. Но хватит ли мудрости у наших руководителей?