Отправляясь в первую в своей жизни поездку в Иран, я рассчитывал составить более или менее цельное представление об этом древнем государстве. Но, прибыв в столицу страны Тегеран, очень быстро понял всю смехотворную невозможность такой задачи.
Скучный, единообразный и блеклый облик Тегерана — за исключением отдельных достопримечательностей больше всего этот город напоминает типичные кварталы советской застройки брежневского периода, — это лишь внешний фасад, за которым скрывается совсем не блеклое содержание.
Иранское общество удивительно сложно, внутренне противоречиво и многослойно — с налету его не постичь. Но зато в Иране можно очень четко и выпукло понять многие важные вещи о сегодняшней России — о том, на какой именно исторической развилке мы сейчас находимся, какой путь развития нам лучше выбрать и какой мы ни в коем случае не должны выбирать.
Посвященная российско-иранскому диалогу конференция Валдайского клуба, ради участия в которой я прилетел в Тегеран, проходила в закрытом режиме. Я не имею права пересказывать ни то, о чем говорилось на наших неформальных встречах с высокопоставленными иранскими должностными лицами, ни то, что происходило на самой конференции. Но имею право делать выводы из того, что я видел и слышал. Пользуюсь этим своим правом: вот выводы, которые я сделал по итогам своей поездки в Исламскую Республику Иран.
Анатомия дружбы
Законодательство Ирана строго-настрого запрещает незамужним молодым женщинам неформальное общение с мужчинами, которые не являются членами их семей. Но если поблизости нет официальных борцов за нравственность из так называемых «наставнических патрулей», то человеческая природа дает о себе знать даже здесь. В последний день своего пребывания в Иране я неспешно прогуливался возле знаменитой мечети на главной площади древнего города Исфахан, как вдруг меня буквально пронзил очень долгий и откровенно заинтересованный взгляд проходящей мимо иранской чаровницы.
Гулявшим на той же площади коллегам «повезло» еще больше. Две кокетливые молодые дамы в чадрах не стали ограничиваться призывными взглядами, а подвалили к ним с вопросами на английском: «Привет! Как дела! Вы откуда?!»
Но как только юные иранские красавицы услышали ответ: «Из России», идиллия закончилась. Все так же хихикая, чаровницы снова сказали «привет!», а потом отправились дальше по своим делам. Этот изрядно насмешивший всех членов нашей делегации случай можно считать мелким и ничего не значащим бытовым эпизодом, а можно — намеком на то, как в иранском обществе на самом деле относятся к России.
«Еще никогда в истории отношения между двумя нашими странами не были такими теплыми и близкими!», «Два наших государства — стратегические партнеры!» — на своих парадных встречах иранские и российские политики сейчас обязательно обмениваются друг с другом такими «мантрами». Но если вывести за скобки нашу общую военную поддержку официального сирийского правительства, то что является основой «стратегического партнерства» между Москвой и Тегераном? Что именно нас связывает и объединяет?
Давайте пробежимся по списку таких возможных объединителей. Основа теплых отношений между Россией и Сербией — чувство общности исторической судьбы. Между Россией и Ираном такое чувство полностью отсутствует. Зато у нас полно взаимных исторических обид.
Встретившая нас в гостинице в Исфахане, где некогда любил бывать последний иранский шах, экскурсовод прямо-таки лучилась от дружелюбия. Но когда наш разговор о недавней истории коснулся темы ирано-иракской войны, гид сделала нам мягкий упрек: «Во время той войны вы поддерживали не нас — вы поддерживали нашего врага!»
Вопрос о том, кого на самом деле поддерживал СССР во время конфликта между страной Саддама Хусейна и страной аятоллы Хомейни, является очень спорным и запутанным. И Ирак обрушивал на иранские города «облака» ракет нашего производства, и Иран отбивал иракские атаки, используя сделанное у нас вооружение. Но та страшная война, в ходе которой Иран потерял около полумиллиона человек, — лишь эпизод очень сложной истории взаимоотношений двух наших стран.
Значительная часть территории советского Кавказа некогда входила в состав иранского государства. Во время Второй мировой войны Иран находился под советской оккупацией. После победного мая 1945 года Сталин очень не хотел уходить из Ирана и думал об аннексии части его территории. Отказаться от этих идей «отца народов» вынудила лишь очень жесткая позиция самого Ирана и поддержавшего его Запада.
Очень непросто между Москвой и Тегераном все было и в совсем недавнем прошлом. Летом 1978 года, совсем незадолго до крушения режима последнего шаха Ирана, четыре иранских военных вертолета вторглись в воздушное пространство СССР в районе Туркмении. Наши военные решили «снарядов не жалеть». Один вертолет был сбит, один захвачен, двум другим удалось улететь. Общее число погибших с иранской стороны составило восемь человек.
После ввода советских войск в Афганистан в декабре 1979 года аятолла Хомейни предложил сообщившему ему об этом послу СССР Владимиру Виноградову «быстро выполнить задачу и вернуться домой». Москва этому совету, как известно, не последовала, и после паузы длиной в несколько месяцев Иран начал активно поддерживать афганских моджахедов и даже создал для них лагеря на своей территории.
В 80-х годах прошлого века советские дипломатические учреждения в Иране три раза подвергались нападению. И при этом можно считать, что наши дипломаты еще легко отделались. Как рассказывают ветераны российской внешнеполитической службы, после захвата американского посольства в Тегеране в конце 1979 года один из быстро менявшихся тогда министров иностранных дел Ирана предлагал Хомейни не мелочиться и для ровного счета захватить еще и советское посольство. Напомню, что американские дипломаты провели тогда в заложниках 444 дня.
Можно, конечно, сказать, что все это «древняя история», которая не имеет никакого отношения ко дню сегодняшнему. Но в ходе нашего общения наиболее откровенные из иранских коллег прямо говорили: в силу сложных исторических перипетий в иранском обществе очень много подозрений по поводу России и чистоты ее реальных намерений. Как вежливый человек, я не стал им говорить, что взаимно. Думаю, однако, что они и сами прекрасно об этом знали.
Идем дальше по списку возможных «объединителей». Основа партнерства между прошлыми историческими врагами Россией и Германией — масштабные взаимовыгодные отношения в сфере экономики. Если не учитывать продукция военного назначения, то годовой товарооборот между Россией и Ираном составляет чуть меньше трех миллиардов долларов. Для стран такого размера это весьма скромный показатель. Но радикально увеличить его будет довольно сложно даже при наличии большого желания.
Помните свистопляску с валютными курсами, которая была в СССР? Официально доллар стоил 60 копеек, но на черном рынке за него давали совсем другие деньги.
Из-за многолетних американских санкций в Иране сейчас очень похожая ситуация. И это, по словам экспертов, приводит к тому, что российским и иранским бизнесменам оказывается выгоднее торговать друг с другом не напрямую, а через посредников в третьих странах вроде Объединенных Арабских Эмиратов.
Прибавьте к этому засилье государства в иранской экономике, реальную заинтересованность официального Тегерана в выстраивании экономических связей не столько с Россией, сколько с «проклятым Западом». Прибавьте к этому еще несколько понятных лишь специалистам факторов, и вы получите не особо оптимистичный экономический пейзаж — пейзаж, который не может стать основой для «стратегического партнерства».
А теперь позвольте вернуться к двум «коварным» исфаханским девушкам, которые резко прервали процесс знакомства с двумя симпатичными иностранцами, узнав, что они из России.
Одной из очень важных подспудных причин горбачевской перестройки и горбачевской же капитуляции перед Западом была культурная притягательность Америки в глазах советского общества. До прихода Михаила Сергеевича к власти все мы официально истово боролись с «американским империализмом». Но на самом деле мы восхищались американской музыкой, американской одеждой, американской жвачкой, возводя все это на пьедестал и окружая аурой таинственности, запретности и крутизны.
По словам специалистов, в иранском обществе сейчас идут очень похожие процессы. Несколько десятилетий тому назад иранская молодежь была в числе главных «моторов» исламской революции. Но сейчас значительная часть молодых жителей городов устала от ограничений, связанных с жизнью в Исламской Республике.
Никакого эквивалента горбачевской перестройки на иранском политическом небосклоне, правда, не просматривается. Но характерная для позднего советского периода раздвоенность сознания — Америка одновременно и «логово империализма», и «страна мечты», — в Иране уже налицо. Где все это оставляет Россию? В глазах «продвинутых» иранских молодых людей — в роли идеологического союзника местных «блюстителей нравственности», которые мешают им жить. Для справки: молодежь в Иране — это почти треть населения.
Получается, что российско-иранский «стратегический альянс» основан только на совпадении наших интересов в Сирии. Но вот действительно ли такое совпадение имеет место? Или нам так только кажется?
Башар Асад навсегда
Панический страх может вызываться самыми разными причинами. Кто-то до дрожи в коленках боится мышей. У кого-то вызывает ужас мысль о необходимости слетать куда-то на самолете. А вот у меня в ходе поездки в Иран бурю негативных эмоций вызвала фраза, брошенная на моих глазах одним из самых известных политиков этой страны: «О Сирии вы сможете писать вплоть до того момента, пока не выйдете на пенсию!»
Что именно меня так испугало? Естественно, не сама по себе необходимость «писать о Сирии до пенсии». Меня испугала мысль о том, что Россия с головой уйдет в зыбучие пески ближневосточных внутренних разборок, станет вечным участником бесконечной сирийской гражданской войны. И, как следует из того, что я услышал и понял в Иране, страх имеет под собой вполне рациональное основание.
«Президент Асад не считает честью быть кавалером ордена страны, являющейся рабом США, которые поддерживают международный терроризм», — с такой формулировкой власти Сирии вернули на днях Франции орден Почетного легиона, которым был некогда награжден Башар Асад.
А вот в первые годы после своего прихода к власти в Дамаске в 2000 году Асад-младший относился к бывшей колониальной хозяйке Сирии — Франции — совсем по-другому. Как вспомнил в разговоре со мной высокопоставленный российский дипломат в отставке, Башар Асад был большим поклонником Запада и обожал навещать европейские столицы. А вот на то, чтобы уговорить его посетить с визитом Москву, потребовалось целых три года. Весьма неласков режим нынешнего президента Сирии и к российскому бизнесу: его просто не пускали в страну.
Почему же Москва в 2015 году бросила такому «верному и преданному союзнику» спасательный круг? Не потому, что Путин чего-то не знал или о чем-то забыл. Решение ВВП спасти режим Асада не было основано на сантиментах. Кроме заявленной официальной причины — желания уничтожить боевиков запрещенной в нашей стране группировки ИГИЛ за пределами российских границ — Кремль хотел продемонстрировать: Россия — держава мирового уровня, которая может по собственному усмотрению менять расклад сил на Ближнем Востоке.
Желание Кремля было исполнено: все убедились, что у России по-прежнему полно пороха в пороховницах. Но, как показал ракетный удар США по силам сирийского правительства в апреле 2018 года, в игру «ничего вы без нас не решите» хочет и может играть не только Россия. В нее с минимальным приложением сил хотят и могут играть еще и США.
В результате сейчас в Сирии, с точки зрения российских интересов, сложилась патовая ситуация. С одной стороны, Асад является стопроцентным заложником России. Без нашей военной поддержки режим нынешнего президента Сирии не выживет. Но, с другой стороны, Россия тоже является стопроцентной заложницей Асада.
Казалось бы, мы в любой момент можем от него дистанцироваться и покинуть сирийский театр военных действий. Но как это отразится на престиже России как великой державы? Самым негативным образом. Получится, что Россия — страна, способная на кратковременные усилия, но не на бег на длинную или сверхдлинную дистанцию.
Теоретически выход из тупика есть: политическое урегулирование в Сирии, по итогам которого потребность в постоянной российской военной поддержке режима Асада отпадет сама собой. Но политическое урегулирование в Сирии представляется сейчас недостижимой мечтой. Конфликт в стране Асада уже давно перестал быть разборкой между собственно сирийцами. Сирия превратилась в площадку для разборок между соперничающими могущественными соседними государствами — Ираном и Саудовской Аравией.
Если рассуждать в русле формальной логики, то это тоже не может быть непреодолимым препятствием: у Москвы сейчас очень хорошие отношения с Тегераном и вполне конструктивные — с Эр-Риядом. Но так может рассуждать только дилетант, ничего не знающий о ближневосточных реалиях.
Примирение Ирана и Саудовской Аравии — это нечто немыслимое и совершенно неосуществимое. Конфликт между этими странами — это не просто борьба за региональное политическое и экономическое доминирование. Конфликт носит еще и религиозный характер. В исламе есть два основных соперничающих течения: шиизм и суннизм. Иран — это главная мировая шиитская держава. Саудовская Аравия претендует на лидерство среди суннитов.
Но вот в чем соль: определения вроде «шиитская или суннитская державы» — это упрощения. Как правило, сунниты и шииты сосуществуют на Ближнем Востоке в рамках одних и тех же государств. Например, 74% населения Сирии — это сунниты. Но верховная политическая власть в стране принадлежит (или правильнее говорить — принадлежала?) шиитской религиозной секте алавитов, представителями которой является семейство Асадов. Вы понимаете теперь, почему Иран так горячо поддерживает режим Асада и почему он так заинтересован в как можно более долгом сохранении российского военного присутствия в Сирии?
Описанное выше — не единственный фактор риска, связанный с нашим «стратегическим партнерством» с Тегераном. Согласно подписанному в 2015 году, при Обаме, многостороннему соглашению, Иран отказался от планов создания собственного ядерного оружия в обмен на снятие международных санкций. Очень многие в мире по-прежнему считают ядерную сделку с Ираном триумфом международной дипломатии — многие, но только не Трамп, который грозится эту сделку разорвать.
Иран, разумеется, уже пообещал не остаться в долгу. И из намеков тегеранских дипломатов вполне можно сделать вывод, что частью такого «возврата долга» может стать возобновление программы создания ядерного оружия.
Москву это приземляет аккурат в эпицентре сразу нескольких деликатных ситуаций. Во-первых, появление у Ирана ядерного оружия категорически не соответствует нашим национальным интересам. Во-вторых, условия ядерной сделки составлены очень по-иезуитски: даже несмотря на свой статус обладающего правом вето постоянного члена Совета Безопасности ООН Россия может оказаться не в состоянии помешать возобновлению международных санкций против Ирана. Более того, формально мы будем обязаны тоже ввести санкции в отношении Тегерана.
В-третьих, крушение ядерной сделки резко увеличит вероятность прямого военного столкновения между Америкой и Ираном. Ясно, что иранцы в этом случае захотят от своего «стратегического партнера» не только моральной поддержки.
Еще один «скользкий момент», связанный с нашими союзническими отношениями с Тегераном. Кроме Саудовской Аравии, у Ирана есть еще один заклятый враг — Израиль. Пока в Сирии существовала угроза захвата власти исламскими экстремистами, Тель-Авив достаточно спокойно относился к существованию альянса Москвы и Тегерана. Но, как говорят в российских дипломатических кругах, сейчас отношения нашей страны с Израилем начали достаточно серьезно ухудшаться. Дружба с Ираном стоит дорого — и в прямом и в переносном смысле.
Одна из главных достопримечательностей древней столицы Ирана города Исфахан — построенный еще в 1602 году через реку Зайендеруд великолепный мост Алахверди-хана с 33 ажурными пролетами. Но меня впечатлили не столько пролеты или почтенный возраст сооружения. Впечатлило, что под мостом не было ни капли воды — одно сухое дно реки. Как рассказали местные жители, иногда река в Исфахан все-таки возвращается. Но длится это, как правило, очень недолго.
Политика России на Ближнем Востоке не должна стать аналогом этой исфаханской достопримечательности. Мы не должны повторять ошибки, допущенные Советским Союзом в Афганистане и Америкой во Вьетнаме.
Нам необязательно уходить с Ближнего Востока вообще и из Сирии в частности. Но мы не имеем право становиться инструментом в чужих разборках, обслуживать чьи-либо интересы кроме своих собственных.
Несмотря на колоссальную разницу наших общественных систем и наших образов жизни, я уезжал из Ирана с чувством очень большого уважения к этой стране. Однако уважение — не повод стать пленником политических зыбучих песков Ближнего Востока. Иран нам партнер, но своя рубашка все равно ближе к телу.