Утро 9 апреля — переломное. После ночных событий Грузия замерла, не зная, насколько далеко еще власть готова зайти. Да и поднимать людей в новый бой попросту некому: лидеры революции сбежали в подполье, трусливо прервав всяческую связь с внешним миром. Их найдут и задержат лишь несколькими днями позже в самых разных местах; Гамсахурдия, к примеру, отсиживался на дровяном складе.
Это, кстати, еще одно доказательство, что именно беззубость власти, ее толстовское непротивленчество и подтолкнули оппозицию к последующим активным шагам. Испокон века на Кавказе уважали и почитали силу: только с ней считались, ее одну признавали.
Если бы официальный Тбилиси (а точнее, Москва) с самого начала проявил твердость и волю, никакого «черного апреля» не случилось бы; до него просто нельзя было доводить.
С экстремистами можно говорить исключительно с позиции силы; увещевать их — все равно что тушить пожар бензином. Звиад Гамсахурдия мог бы подкрепить эту истину личным примером.
В 1977-м, когда чекисты в третий раз брали будущего президента, он тоже сопротивлялся недолго. Под давлением обстоятельств диссидент Гамсахурдия стал активно сотрудничать со следствием, выступил с покаянными заявлениями по телевидению и в газетах, за что и получил максимальное снисхождение: приговор (3 года лагерей) был заменен двухлетней ссылкой в Дагестан, более похожей на санаторно-курортный вояж. Уже через год Гамсахурдия помиловали. Преспокойно вернулся домой, устроился старшим научным сотрудником в Институт грузинской литературы, защитил кандидатскую.
Самопожертвование и героизм никогда не являлись отличительными чертами этого рода. Как писал генерал НКВД-МГБ Павел Судоплатов, знаменитый отец Звиада, классик грузинской литературы Константин Гамсахурдия, и вовсе являлся «старейшим осведомителем НКВД», причем вербовку его проводил лично Берия.
То есть достаточно было вызвать потомственного стукача в известное всему Тбилиси здание на Леси Украинки, 3, а то и вовсе — для наглядности — вывезти куда-нибудь в расположение военной базы, и популярно объяснить, чем заканчивается игра с огнем, как разом он бы снова «прозрел». Может, по старой памяти даже выступил бы опять с публичным покаянием.
При всей своей героико-оперной внешности Звиад Гамсахурдия был самым обыкновенным трусом; он и с проспекта-то Руставели дал деру, едва там запахло жареным. А когда в августе 1991-го начнется «опереточный путч», демократический президент, трясясь от ужаса, в первый же день, 19 августа, кинется отбивать телеграммы в Москву: действия ГКЧП целиком поддерживаем и одобряем…
Прими в тот момент Горбачев правильные кадровые решения, продолжи он начатую твердую линию — будущей гражданской войны в Грузии можно было еще избежать. Но увы. Дэн Сяо Пинов в Кремле тогда не водилось.
Кровь в Тбилиси до глубины души напугала генсека: больше всего он тревожился за свою международную репутацию. Вот обошлось бы без жертв, одними уговорами и посулами, — тогда да, Горбачев с удовольствием примерил бы на себя лавры примирителя-миротворца.
Если вдуматься: а почему, собственно, глава государства должен был в такой ситуации повести себя иначе? Представьте на минуту нечто подобное в любой из наших кавказских республик: Дагестане, Кабардино-Балкарии, Ингушетии. И тени сомнений нет: в считаные часы туда стянут части Росгвардии, сепаратистский мятеж будет подавлен, а рейтинг Путина от этого только еще возрастет.
Но Горбачев на подобные шаги способен не был. Вместо того чтоб мчаться в Тбилиси выправлять положение в бурлящей республике, он отправляет за себя секретарей ЦК КПСС Разумовского и Шеварднадзе.
Ни о каком закручивании гаек и речи теперь не идет. Наоборот, первые же шаги эмиссаров Москвы демонстрируют разворот на 180 градусов. В день прилета, 9 апреля, столичные гости сразу же едут на траурную церемонию к Дому правительства, где со скорбными лицами возлагают цветы прямо на ступеньки, объявляя погибших «невинными жертвами».
Вся ответственность за случившееся возложена ими на местное руководство: под давлением эмиссаров партийный лидер республики Джумбер Патиашвили уже 10 апреля пишет заявление об отставке. Вслед за ним должностей лишаются председатель Совмина Чхеидзе и спикер Верховного Совета Черкезия. Новым секретарем грузинского ЦК становится человек Шеварднадзе — председатель КГБ Гиви Гумбаридзе, тот самый, что отозвал с площади своих сотрудников накануне операции.
11 апреля на встрече с творческой и научной элитой Шеварднадзе объявляет: «Решение о вводе войск было принято не в Москве, а местным руководством»; Горбачев ему поручил «передать соболезнования членам семей погибших и всему грузинскому народу». Внеочередной пленум республиканского ЦК он начинает с минуты молчания.
Роль главы советского МИДа явно не ограничивалась одним только прилетом в Тбилиси. И дело даже не в том, что, воспользовавшись ситуацией, он продвинул наверх своего ставленника Гумбаридзе. Очень многое указывает на причастность — если не прямую, так косвенную — самого Шеварднадзе к грузинскому кризису власти.
Уехав в 1985-м по горбачевскому призыву в Москву, Шеварднадзе не утратил былого влияния на жизнь республики — слишком много верных людей оставил он после себя.
И неважно, что сменивший его Джумбер Патиашвили всячески пытался демонстрировать теперь независимость и стремление к новому курсу, который, понятно, невозможен без корректировки курса старого. Шеварднадзе был слишком опытным и умелым политиком. Он умел ждать.
Ждать и терпеть; вот и дотерпел в конце концов и до триумфального возвращения в Грузию, и до президентской инаугурации. Именно с 9 апреля отсчитывается новый этап политической биографии Шеварднадзе, который уже через 3 года возглавит независимую Грузию.
Интереснейшую историю поведал мне первый зам. министра внутренних дел СССР Иван Шилов, прилетавший тогда же в Тбилиси вместе с первым зампредом КГБ Филиппом Бобковым. Несколько дней они не могли найти объявленных в розыск лидеров мятежа, причем Шеварднадзе лично участвовал в этих совещаниях. Но потом генералы условились держать ход поисков в секрете, и мятежники тут же один за другим были схвачены. Примечательна реакция Шеварднадзе: «На утреннем совещании он просто не смотрел в нашу с Бобковым сторону, не скрывая недовольства. Хотя лишь накануне издевался над нами, деланно поражаясь, что мы не можем поймать кучку отщепенцев».
В свою очередь, генерал Бобков вспоминает, что Шеварднадзе крайне удивился, узнав, что в КГБ зафиксировали беспорядки на видео и даже смонтировали целое кино: «Фильм посмотрели, убедились, что версия о применении лопаток для разгона демонстрации совершенно несостоятельна, и преспокойно положили документальный материал на полку».
Не попали записи КГБ и в комиссию Верховного Совета Грузии, затеявшего собственное расследование параллельно с прокуратурой. Впрочем, в них здесь тоже были заинтересованы меньше всего. Депутатское разбирательство велось откровенно предвзято, с заранее обвинительным уклоном.
Уже через месяц, не дожидаясь даже заключений первых судмедэкспертиз, комиссия постановила: «Акция, совершенная в г. Тбилиси 9 апреля 1989 г. и в первые часы комендантского часа, содержит признаки преступления против человечества, ее можно отнести к разряду международных преступлений; а факт применения войсками химических отравляющих веществ… является уникальным по жестокости событием в истории цивилизованного мира».
Показательно, что брошюры с итоговым отчетом комиссии печатались… в типографии ЦК КП Грузии.
Уже 17 апреля прокуратура Грузии возбудит новое уголовное дело: на этот раз не против зачинщиков беспорядков, а в отношении должностных лиц ВВ МВД СССР и Советской армии за злоупотребление властью. В интервью «Аргументам и фактам» (май 1989 года) прокурор республики Вахтанг Размадзе не стесняясь назовет действия военных «незаконными», ибо «никакой необходимости в вводе армейских частей не было».
Неудивительно, что уже в мае все четверо арестованных (Гамсахурдия, Костава, Церетели, Чантурия) будут триумфально освобождены: даром что лишь накануне им предъявили обвинение в организации массовых беспорядков. На допросах арестанты вели себя дерзко, чуть ли не смеялись следователям в лицо, будто заранее знали: заточение продлится недолго, на волю выйдут национальными героями…
***
Роль СМИ в тбилисских событиях (а скорее, в их последствиях) трудно переоценить. Именно журналисты оказались основными проводниками мифов и лжи, это их стараниями страна узнала про саперные лопатки и убитых старушек. Вряд ли большинство действовали сознательно, скорее, пресса в очередной раз оказалась оружием в руках умелых фальсификаторов.
Первым информационную блокаду прорвал фотокор «Литературной газеты» Юрий Рост. Уже 13 апреля «Молодежь Грузии» (орган ЦК ЛКСМ!) публикует его фоторепортаж, сделанный той трагической ночью.
На газетных снимках мирные люди со свечами на коленях — море людей. И вот уже лязгает щитами колонна спецназа и тяжелые дубинки падают на головы несчастных.
Но есть одна существенная деталь. Как солдаты молотят дубинками, видно на фотографиях хорошо. Но почему они молотят и кто напал первым — осталось за кадром.
К моменту вытеснения демонстрантов Рост находился уже не в гуще событий, а в стороне, как бы в тылу солдатских колонн. Свою диспозицию он описывал потом так: «Слой демонстрантов перед солдатами был в 5–6 человек. Что за этим фронтом, я сначала не видел, но скоро два крепких парня предложили мне свои услуги. Они поднимали меня, взяв за ноги, я снимал…» А ведь вопрос угла зрения был здесь ключевым!
Через пару дней о событиях в Тбилиси напишет уже центральная пресса. 17 апреля «Московские новости» публикуют открытое письмо шести только что избранных народных депутатов СССР о «безжалостном избиении и отравлении сотен людей».
Почти одновременно «Неделя» печатает статью под лаконичным заголовком «Трагедия». «15 апреля хоронили погибших. Экспертизой уже доказана была смерть многих из них от ран, причиненных как острыми, так и тупыми предметами и в результате использования химических отравляющих веществ».
Здесь что ни строчка, то ложь. На момент публикации следствие чисто физически не успело провести еще ни одной экспертизы. Хотя бы по этой причине оно никак не могло доказать то, чего не было в природе — зарубленных и загубленных газами людей.
Но в детали никто уже не погружался. Демократическую печать словно прорвало. Журналисты взахлеб тиражировали леденящие душу ужасы, детально описывая зверства военных. Утверждалось, что солдаты применяли электродубинки, рубили женщин саперными лопатками, добивали раненых, блокируя проезд каретам «скорой помощи». Тысячи людей были отравлены газами, сотни — ранены и травмированы, десятки — убиты.
С подачи народного депутата СССР академика Гамкрелидзе на весь мир разошлись дикие обвинения в адрес «карателей». На пресс-конференции 17 мая он заявил: военнослужащие «…преследовали своих жертв на протяжении километра… блокировали все проходы и не давали возможности бежать людям». И даже «зарубили вместе с ребенком» женщину — дежурного врача.
Словом, к тому моменту, когда 25 мая с трибуны Съезда на всю страну были озвучены ужасы о «тбилисских погромах», обстановка уже накалилась изрядно. В этой ситуации признать свою причастность к ночной зачистке для Горбачева было сродни самоубийству: любые аргументы в пользу применения силы ослепленное кровью общество воспринимать не желало.
И тогда Верховный главнокомандующий без тени смущения отрекается и от своего приказа, и от своих подчиненных. Когда депутаты вконец припрут его вопросами к стенке, Горбачев пространно объяснит: «невиноватая я, он сам пришел».
«Я скажу прямо: армия должна делать свое дело. Такова точка зрения Политбюро и правительства… О том, что произошло в Тбилиси, мы узнали в 10 часов утра на следующий день».
Горбачев не только не ударил пальцем о палец, чтобы прекратить разворачивающуюся истерию и охладить пыл ораторов. Напротив, чувствуя настроение зала, он еще и сам начинает ему подыгрывать.
Именно руководители партии инициировали создание парламентской комиссии, которая, по словам председательствующего на съезде Виталия Воротникова, должна была «досконально и обстоятельно разобраться во всех аспектах этой трагедии». Тогда же было решено в целях объективности передать расследование дела о беспорядках в производство Главной военной прокуратуре СССР.
Генсек рассудил прагматично: к тому моменту, как следствие завершится, кто-нибудь уже наверняка сдохнет: или шах, или ишак, или Ходжа Насреддин…
***
…В те былинные уже времена следствие умело работать не только на телеэкране. Высадившаяся в Тбилиси сразу после I Съезда бригада ГВП из 40 человек методично, без лишних страстей принялась допрашивать всех участников событий и свидетелей, изучать истории болезней, отрабатывать пострадавших. Только экспертиз было проведено почти 3 тысячи.
Очень скоро картина начала проясняться, несмотря даже на саботаж и откровенное вредительство грузинских коллег. Принимающая сторона делала все возможное, дабы выставить демонстрантов мирными жертвами, а военных — садистами и палачами.
Фальсификации начались с ходу. Уже в протоколе осмотра места происшествия, составленном по горячим следам, грузинские следователи ничтоже сумняшеся записали: «…Какие-либо предметы, предназначенные для нанесения повреждений, не обнаружены (ножи, оружие, металлические прутья и т.д.), кроме камней». А значит, и хулиганов среди митингующих быть не могло: исключительно мирный, танцующий сход.
Эту очевидную ложь без труда опровергли десятки свидетелей, включая самих же участников акции, допрошенных московскими прокурорами. Напротив, под утро вся площадь была усыпана битым стеклом, палками, арматурой, покореженными урнами и скамейками.
Зато вместо пропавшей арматуры и стальных прутьев на деревьях у Дома правительства таинственным образом стали вдруг появляться многочисленные надрезы и зазубрины. 14 апреля прокуратура Грузии даже провела дополнительный осмотр и выемку веток, имеющих, как написано в протоколе, «следы саперных лопаток». Ветки пришлись очень кстати: это доказывало применение десантниками лопаток, которыми-де они размахивали налево-направо. Однако найденные ГВП свидетели рассказали: уже после событий они видели группы молодежи, организованно кромсавшей ножами стволы и ветки деревьев перед Домом правительства. Тогда же там стали появляться следы крови, которой не было раньше. Экспертиза подтвердила: зазубрины не могли быть сделаны лопатками.
Подобных провокаций будет еще в избытке. Тайны некоторых из них не разгаданы до сих пор…
Как мы помним, в общей сложности на проспекте Руставели погибло 19 человек. Участников голодовки — вопреки заявлениям правозащитников — среди них не было вовсе.
Многочисленные экспертизы в итоге установили: 18 оказались затоптаны толпой у лестницы Дома правительства и умерли от асфиксии (удушья), 19-й — уже знакомый нам телавский уголовник-каратист Квасролиашвили — при падении ударился головой о камень и скончался в больнице от кровоизлияния в мозг. Абсолютное большинство жертв — женщины (16), что, увы, объяснимо: первыми в давке гибнут самые слабые.
На совести военных не было ни одной смерти, вывод этот — окончательный, многократно подтвержденный лучшими врачами и судмедэкспертами страны. Но грузинскую сторону он по понятным причинам совсем не устраивал.
«Еще до нашего вылета в Тбилиси, — свидетельствует один из руководителей следственной бригады ГВП Юрий Баграев, — грузинские представители успели озвучить ряд страшных обвинений в адрес военных. Утверждалось, например, что десантники зарубили лопаткой беременную женщину-врача в момент перевязки раненых, а с ней и ребенка. Начинаем проверять. Действительно среди погибших есть женщина, Елизавета Ч., на 5-м месяце беременности. Правда, не врач, а фельдшер. На митинг пришла сама, медицинской помощи никому не оказывала. И главное — погибла не от саперной лопатки, а была затоптана в давке. Что же касается убитого ребенка — это просто бред. Самой юной из жертв было 16 лет».
Точно так же к числу зарубленных лопатками первоначально был необоснованно отнесен и уголовник-каратист Квасролиашвили. В заключении местная СМЭ указала: причина смерти — травма черепа, нанесенная «в результате рубящего воздействия малой пехотной лопаткой». Запись была сделана якобы со слов самого потерпевшего. Две последующие экспертизы следов «рубящего воздействия» на трупе найти, однако, не смогли.
Еще 12 смертей попытались списать на «удушье, развившееся вследствие вдыхания химического отравляющего вещества». Повторная комплексная экспертиза Минздрава СССР эти выводы категорически опровергла. Следов ядов в трупах не было, да и быть не могло (хотя бы потому, что у большинства погибших в давке были сломаны грудные клетки и они физически не могли уже что-либо вдыхать).
Смертоносные яды — это такая же точно лживая «активка», как и зарубленные лопатками старухи.
Официально грузинский Минздрав сообщал о 282 демонстрантах, обратившихся за врачебной помощью (не считая «отравленных газами», о чем ниже). Эта цифра многократно фигурировала в прессе. Приводится она и в отчете комиссии Верховного Совета СССР.
А теперь — внимание! — реальные цифры из материалов дела. После бесчисленных экспертиз и прочих следственных действий окончательно было установлено: той ночью на проспекте Руставели пострадали 138 митингующих, причем лишь у 74 из них «объективно подтверждено наличие травм и телесных повреждений от действий военнослужащих». (Среди них, кстати, не было ни одного человека старше 50 лет.)
Еще 64 демонстранта «заявили, что пострадали в ходе возникшей давки не от действий военнослужащих, а от брошенных в толпу неустановленными лицами предметов и иным способом».
Нелишне заметить, что потери противоположной стороны оказались куда ощутимей: в столкновениях пострадали 189 солдат и офицеров. У 67 из них диагностировали рвано-ушибленные раны, у 12 — колото-резаные. Из строя были выведены 251 щит, 39 бронежилетов, 98 резиновых дубинок; если операция длилась час, получается, что ежеминутно «мирные демонстранты» разбивали в среднем по 4 милицейских щита. Но об этом ни депутаты, ни журналисты не сообщали…
Почти невозможно теперь уже разубедить людей старше сорока, что при разгоне демонстрантов в Тбилиси спецназ не распылял никаких ядовитых и смертоносных газов, исключительно слезоточивую «Черемуху». После потоков годами лившейся пропаганды очень трудно избавиться от ее воздействия — уж точно тяжелей, чем от паров «Черемухи».
«Мы допросили каждого солдата, сотни демонстрантов, провели массу экспертиз, по нескольку раз исследовали все трупы. Следов ядов не нашли нигде, — вспоминает Юрий Баграев. — Кроме того, если б применялись отравляющие вещества, они не могли не отразиться на военных».
Но местные власти демонстративно не желали замечать очевидных фактов, продолжая раздувать научно-фантастическую истерию. Министр здравоохранения республики Ираклий Менагаришвили заявлял, например, журналистам, что к середине мая за помощью «в связи с подозрением на отравление химическими веществами… обратились 4038 человек, 543 из них госпитализированы».
При детальной проверке, однако, из заявленного числа подтвердилось меньше 1% случаев. Повторные экспертизы доказали: от применения слезоточивого газа всего пострадали 13 демонстрантов, причем лишь у двоих были диагностированы легкие телесные повреждения. Общее число обратившихся к врачам после 9 апреля не превышало 150 человек.
Откуда же взялись остальные 4 тысячи? Отчасти на этот вопрос дала ответ комплексная комиссия ВНИИ судебной медицины СССР: «Во многих случаях причиной выставления необоснованных диагнозов явилось… стремление определенной части медработников и жителей города подобным образом увеличить количество «пострадавших».
Людей включали в «черные списки» скопом, без разбора — больной, здоровый; как прежде, подписывали на заем. Комиссия ВНИИ судебной медицины выявила более 2,2 тысячи явных фальсификаций.
«Диагнозы типа «отравление химическими веществами», «токсикологическая энцефалопатия» выставлялись врачами лечебных учреждений г. Тбилиси в целом ряде случаев только на основании заявлений лиц, что у них был контакт с «неизвестным газом», — докладывала, в свою очередь, министру обороны Язову комиссия военных медиков под началом главного военного судебного психиатра. — Наши обращения к грузинским врачам относиться с большей ответственностью к постановке диагноза «отравления» встречались крайне негативно и, как правило, отвергались».
Был еще один ключевой свидетель обвинения — некто Артур Гукасов. Если другие просто видели, как военные распыляют газ, то Гукасов фиксировал события опытным нюхом специалиста. Прежде он сам воевал в Афганистане в химчастях и лично травил душманов ядовитыми газами. Так вот, ровно те же отравляющие вещества, по его уверениям, применялись и 9 апреля в Тбилиси: герой-афганец сразу признал до слез знакомые запахи…
О Гукасове писали охотно и много, показывали по ЦТ; среди журналистов и правозащитников он был нарасхват. Как главный эксперт и бесценный свидетель «афганец» регулярно выступал на пресс-конференциях, бесконечных комиссиях, заседаниях. С ним встречался даже академик Сахаров, прилетавший в мае 1989-го в Тбилиси.
Но в прокуратуре цепенеть не спешили. Прежде чем допросить Гукасова, следователи ГВП подняли его личное дело и обнаружили, что срочную службу он проходил в Германии и ни к отравляющим веществам, ни к химвойскам касательства в жизни не имел.
Цитата из уголовного дела: «Будучи изобличенным, Гукасов объяснил, что ложные интервью и показания он дал с целью приобретения среди лидеров неформальных организаций авторитета, а сведения о маркировке химсредств почерпнул в произведениях зарубежных авторов».
Освободительному движению и впечатлительной публике как воздух требовались подобные триллеры: а уж вранье, не вранье — в условиях массовой истерии кто там будет разбираться. Оправданно всё, что служит делу революции…
***
…На самом деле пострадавших от газов было не 13 человек, а гораздо больше. Из «черного списка» Минздрава Грузии в 4038 фамилий союзные эксперты подтвердили еще 231 факт отравлений. Вот только никакого отношения к событиям у Дома правительства — вопреки уверениям республиканских властей — эти случаи не имели. Эксперты категорически опровергли взаимосвязь между 231 отравлением и действиями военных 9 апреля. Иными словами, все пострадавшие пострадали от чего-то другого. От чего?
Здесь-то и начинается самое интересное. Слово генералу ГВП Юрию Баграеву: «Через неделю после событий, примерно с 14–15 апреля, в тбилисские больницы стали вдруг массово поступать пациенты со следами отравлений: в основном школьники и студенты. К середине мая таких вспышек будет 2–3. Мы долго не могли ничего понять: в природе нет газов, способных вызывать у людей аллергическую реакцию спустя неделю, а тем более месяц».
Еще раз напомню: 9 апреля силы МВД применили штатные спецсредства — обычный слезоточивый газ, стоящий на службе всех полиций мира. После его распыления, как показал проведенный на месте следственный эксперимент, «вторичные концентрации раздражающих веществ в воздухе не обнаруживались уже через 5 минут даже на расстоянии 1 метра». При всем желании газодымовое облако не могло держаться в воздухе неделю, да еще перенестись на 5–7 километров в сторону.
Между тем после 14 апреля массовые отравления стали фиксировать в разных районах Тбилиси, преимущественно в школах, вузах и детсадах. 17 апреля, например, у многих учеников и преподавателей школы №1 началась вдруг резкая аллергия, заслезились глаза. То же самое повторилось 21 апреля в Доме пионеров, потом в школах №46 и 47. В общей сложности диагноз «отравление» был поставлен тогда 288 несовершеннолетним. В мае «эпидемия» накрыла студентов Тбилисского госуниверситета и театрального института.
Город охватила паника. Люди боялись отпускать детей из дома. Началась самая настоящая истерия, искусно разжигаемая местными СМИ.
«Было ясно, что эти отравления никак не связаны с 9 апреля, а значит, источник нужно искать в местах заражения, — рассказывает Баграев. — Я взял специалистов с аппаратурой, начал методичный обход ТГУ: помещение за помещением. Вдруг в одной из аудиторий филфака стрелки датчиков резко поползли вверх: дикое превышение в воздухе ПДК вредных веществ. Мы стали сужать круг поисков, пока не дошли до парты на самой «камчатке». Внутри, завернутая в кусок ковролина, лежала горсть серого порошка. Экспертиза установила: перед нами слезоточивое вещество».
Эти невероятные свидетельства генерала Баграева отражены и в материалах уголовного дела. В итоговом постановлении Генпрокуратуры прямо указывается на «факт обнаружения в ходе следствия в учебном классе Тбилисского госуниверситета серого порошка». И тут же: «экспертное исследование этого порошка, а также изъятого в классе лоскута коврово-ворсистой ткани показало наличие в указанных объектах хлорацетофенона».
Хлорацетофенон, сокращенно ХАФ, — боевое отравляющее вещество слезоточивого действия. Именно оно составляет основу «Черемухи» и прочих полицейских газов. На открытом воздухе ХАФ почти безвреден: запах улетучивается за пару минут. Но воздействие его в замкнутом пространстве, особенно на юные организмы, куда ощутимей: до тяжелых последствий, конечно, не дойдет, но слезотечение и зуд гарантированы.
Следы ХАФ были обнаружены группой Баграева и в пробах грунта у зараженных школ и детсадов, а также внутри помещений. Совершенно очевидно, что ядовитые вещества появились там гораздо позже событий «черного апреля». К такому же выводу придет и следствие.
В итоговом постановлении Генпрокуратуры черным по белому сказано: «…После 9 апреля 1989 г. одновременно имело место повторное и неоднократное заражение местности в районе пр-та Руставели хлорацетофеноном (ХАФ) или Си-Эс». Об «умышленном применении неустановленными лицами бытовых ядов или медицинских препаратов с целью поддержания напряжения и паники «всеобщего отравления» ядовитыми веществами» писал в справке по делу и зам. главного военного прокурора СССР генерал-майор Васильев.
Если так, становится понятно, почему очаги эпидемии находились именно в детских и образовательных учреждениях: откровенно людоедский расчет — били по самому больному, а тем более для грузин, с их культом семьи. И иммунитет у детей слабее, и резонанс куда больше…
Между тем чрезвычайно важным моментом мне представляется место обнаружения ядовитой «закладки». Помещение не физфака или химфака, что логичнее, а именно филфака ТГУ. Как минимум это очень симптоматично.
Выпускником факультета был и сам Звиад Гамсахурдия, и активный участник этих событий академик Тамаз Гамкрелидзе, и многие из лидеров «неформалов». Окончил филфак и новый хозяин Грузии Гиви Гумбаридзе.
ТГУ, а в особенности факультет филологии, по праву считался одним из главных оплотов сопротивления. Именно отсюда 4 апреля Гамсахурдия повел студенческую колонну на митинг к Дому правительства. После этого занятия в ТГУ прекратились, абсолютное большинство учащихся и преподавателей присоединились к майдану.
В донесении разведотдела СКВО от 9 апреля сообщалось: «Особое положение в организации противодействия занимает госуниверситет, где работали и действовали практически все члены руководства (сопротивления. — Авт.)… Часть националистически настроенных студентов ТГУ используются в качестве агитаторов в других районах города».
Вопрос на засыпку: кому — с учетом изложенного — проще всего было подложить сверток с ядовитыми кристаллами в аудиторию филфака?
Очевидно, тем, кто имел туда постоянный доступ. Любому из студентов, например. Не говоря уж о преподавателях.
Другой вопрос, что отдельно взятой группке лаборантов или студентов самостоятельно раздобыть промышленную партию кристаллов ХАФ и затем тайно раскидать ее по разным районам города было явно не по зубам. А вот если им в этом помогали другие, более мощные силы…
После «черного апреля» интересы оппозиции и новых грузинских властей практически сомкнулись; нагнетание «газовой истерии» было на руку всем.
Впрочем, этот негласный союз просуществует совсем недолго. Уже очень скоро власть в Грузии перейдет в руки главного бенефициара — бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Эдуарда Амбросиевича Шеварднадзе…
Первую часть читайте здесь