На видео Елена Лазарева, врач специализированной нейрохирургической реанимации больницы имени Калинина, глядя куда-то в сторону от объектива, старательно воспроизводила текст «про СБУ» и своих раненых пациентах: «Их интересовали паспортные данные, военная часть, адрес, телефоны, какие-то другие данные, характер травм и насколько много таких пострадавших. По роду своей деятельности я имела доступ к такой информации в истории болезни, поэтому была возможность передавать эти данные сотрудникам Службы безопасности Украины…»
Муж, Андрей Кочмурадов, заявляет, что «не знал о задании жены», но с него сотрудники СБУ на блокпосте потребовали передать им «абонентскую базу клиентов интернет- провайдера, сотрудником которого я являюсь».
По версии МГБ, летом 2016 года супругов задержали сотрудники СБУ на украинском блокпосте «за наличие видеорегистратора в машине и, угрожая уголовным делом, получили устное согласие на сотрудничество». А на обратной дороге из Красноармейска (теперь Покровск, город в 30 км от Донецка) на блокпосте «Марьинка» им уточнили задания.
Так получилось, что я хорошо знал обоих «шпионов». Андрей Кочмурадов долгое время был рекламным менеджером редакции МК-Донбасс, а Елена - так и работала с 1990 года в нейрореанимации.
А я, Дмитрий Дурнев, одно время пару лет умудрялся совмещать работу врачом нейрохирургической реанимации областной клинической больницы и нескучную деятельность в качестве главного редактора «МК -Донбасс». Два десятка лет назад именно я и познакомил Андрея и Лену, заложил, можно сказать, фундамент «шпионской сети СБУ» в будущей самопровозглашенной республике.
Лена и Андрей исчезли 16 октября 2017 года. «Лена проехала через блокпосты и позвонила сыну, что уже почти дома, - рассказывал мне друг семьи, еще один бывший работник нашего рекламного отдела Олег Камышан. - А потом она позвонила мужу и сказала фразу: «Есть проблемы, надо подъехать разобраться». После этого ни их, ни машин никто не видел».
У Елены Лазаревой на подконтрольной Украине территории родственников не было. Мама в Красноармейске умерла два года назад, и Лена выезжала туда организовать поминки для подруг мамы и тех, кто ее еще помнил. Машина у Лены была приличной - «Рено Меган», у Андрея - «Рено Лагуна». Очень благополучная, по меркам нынешнего Донецка, семья. Машины, соответственно, исчезли вместе с хозяевами. До 11 ноября МГБ и любые другие правоохранительные органы самопровозглашенной республики отрицали какое-либо участие в исчезновении супругов.
После «МК-Донбасс» Андрей Кочмурадов открыл свое частное предприятие, занимался бизнесом в сфере услуг по предоставлению интернета. Елена за 27 лет в отделении, где вытаскивают с того света людей с травмами и опухолями головы и позвоночника, спасла тысячи человек. Друзей у семьи с такой биографией в Донецке очень много. И всевозможные пациенты, врачи, работники газет, типографий и провайдеров интернета включились в поиск.
Сейчас многие из них, особенно те, кто постоянно живет внутри ДНР, с ужасом звонят мне и спрашивают, что же с ними теперь будет? Они ведь просили за «шпионов СБУ»! Я и сам обращался ко многим знакомым за помощью и теперь тоже волнуюсь за их судьбу. Тут при желании такую «сеть СБУ» можно разоблачить в республике, никаких СИЗО и мест заключения не хватит. Несмотря даже на то, что из 20 заведений исполнения наказаний в Донецкой области, 14 штук досталось ДНР.
В какой-то момент малоизвестный мне человек написал в группе взаимопомощи «донецких» в соцсети сообщение о пропаже. Сообщение администраторы группы восприняли плохо - подобные поиски в Донецке всегда, во-первых, не публичны, во-вторых, право на публичные обращения имеют только близкие родственники, которые хоть как-то владеют ситуацией и могут чисто теоретически понимать, что может повредить пропавшим.
Поэтому комментарии к посту были отключены, но кто-то из хорошо информированных администраторов написал, что «эти люди задержаны, машины их на штрафстоянке» и поэтому - это никакая «не пропажа».
В ноябре мама Андрея Кочмурадова получила ответ от МГБ ДНР, датированный 11 ноября о том, что ее сын с невесткой «задержаны в административном порядке на 30 суток» по Указу главы ДНР «о борьбе с бандитизмом и организованной преступностью.» Есть в Донецке такой Указ и такая мера - закрыть в СИЗО кого- нибудь без суда и особого следствия на 30 суток «на перевоспитание». Однажды так был арестован известный в Донецке фотограф за фото новогодней елки, к этому изображению в информационном агентстве в Киеве дали провокационный заголовок. Агентство в Киеве, а фотограф здесь - вот он и исчез. Отсидел 30 суток и продолжил работать на те же агентства в Москве и Киеве.
И в этот раз мы надеялись, что Андрея и Лену выпустят в районе 16 ноября, после обещанных 30 суток. Но они так и не объявились. А потом этот сюжет от МГБ….
Об этих реалиях ДНР стоит сказать особо. Встретить на дорогах Донбасса автомобиль с видеорегистратором невозможно - самоубийцы здесь перевелись еще в 2014 году. Видеорегистраторы изымали (иногда очень жестко) тогда на блокпостах всех сторон - чтобы посмотреть возможные записи чужих укреплений и для борьбы со вражеской разведкой. Представить себе машину, заезжающую на украинское КПВВ с видеорегистратором, может только человек, последние три года не выезжавший из Донецка на ту сторону ни разу - сотрудник МГБ, например. На любых блокпостах нельзя пользоваться мобильными, в ДНР их показательно гвоздями прибивают к ближайшим стенам. Фотографирование там невозможно представить, не то, что видеозапись. В глаза вооруженным людям стараются лишний раз не смотреть. Таковы жесткие правила той жизни.
Мама у Лены умерла в 2015 году осенью, и в 2016, летом, особо делать в Красноармейске (Покровске) ей было нечего. Но тут я точным быть не могу, последние годы со своими друзьями я не часто общался. Нейрохирургический корпус - уникальная клиника, которая сейчас является основной для лечения раненых с травмами головы. Вся информация об убитых и раненых и их лечении в самопровозглашённой республике крайне засекречена. И я, хоть и журналист федерального СМИ с аккредитацией, эту тему обходил десятой дорогой. От греха подальше.
При этом много проукраински настроенных врачей осталось на своих местах, выполняя клятву Гипократа и Женевскую конвенцию - они должны лечить всех. И бытовала уверенность, что уникальных специалистов хирургических университетских клиник здесь не трогают. Этой уверенности придерживались до прошлой пятницы.. Сейчас уважаемые профессора по телефону говорят очень коротко, отрывисто и просят их комментарии не публиковать. Сколько их покинет Донецк в ближайшее время - не знаю…
Я работаю по обе стороны линии фронта, и по ту сторону любые данные об убитых и раненых особо не закрываются. Убитых торжественно хоронят, объявляя в их родных городах официальный траур - это оставляет много следов в социальных сетях и СМИ. Раненым волонтеры в том же Мариуполе и ближнем Днепре оперативно собирают помощь, сдают кровь, посещают, и это тоже оставляет множество публичных следов.
Ну а в Луганске герой недавней публикации «МК» журналист Юрий Ковальчук провел неделю в подвале только за опубликованный материал о недопустимости замалчивания похорон своих героев. Сейчас Ковальчук сидит в тюрьме Херсона и ждет возможного обмена пленными.
Про базы данных «клиентов интернет-провайдера» говорить человеку из Донецка просто смешно. В мае прошлого года всем чиновникам ДНР неделю задерживали зарплату, потому что украинские хакеры взломали слабо защищенный сервер министерства информации. На нем были и данные Минфина ДНР - все зарплатные ведомости бюджетников ушли на ту сторону. Я, Дмитрий Дурнев, есть во всех базах сайта «Миротворец», потому что данные всех журналистов, кто хоть раз получал аккредитацию ДНР, ушли на ту сторону тоже.
Ну и с сотрудниками СБУ и МГБ сталкиваются все, кто часто пересекает блокпосты. Они выборочно выдергивают людей из очередей постоянно. Меня, журналиста, допрашивают чаще, чем иных. Так что устные разговоры у Лены и Андрея с сотрудниками СБУ быть могли. Что им грозит за это?
В заявлении МГБ все конкретно указано - от 12 до 20 лет лишения свободы по статье «об измене Родине». Их, граждан Украины, будут судить за измену ДНР по Уголовному кодексу Украинской ССР от 1961 года.
Только за 2017 год МГБ открыло 45 уголовных дел «за измену Родине и шпионаж». 14 человек получили сроки от 12 до 18 лет в местных колониях строго режима.
Каждый подобный приговор рождает волну страха. «Сесть» может каждый, сроки необъяснимо велики, они - часть пропаганды: 16 лет за сообщения в соцсетях «дисциплинирует» окружающих и демонстрирует, что эта власть считает себя вечной.
Это еще одна типичная трагедия для жителей Донбасса. Месяц назад в СИЗО Бахмута я общался с мэром украинского Торецка( бывший Дзержинск) Владимиром Слепцовым, которого украирнские власти обвиняют в «сепаратизме и терроризме». Мэр отрицает свою вину, у него в пассиве возраст, гипертония и диабет, а впереди возможный суровый суд после двух-трех лет в СИЗО. В СИЗО он с 17 августа 2016 года, и единственная возможность выйти для него на свободу сейчас относительно невредимым - обмен в Донецк, в ДНР. Его дом в Торецке, он мэр этого города последние 19 лет, в Донецке у него ничего нет и особо его не ждут, но свобода…
У Андрея и Елены нет ничего на той стороне, вся их жизнь — в Донецке. Работа, бизнес, квартира, родная больница, сын, внуки - все! И делать по ту сторону линии соприкосновения им совершенно нечего. Но спасти их можно, только обменяв на кого-то
Как происходит попадание в списки таких людей? Всегда индивидуально. На территории горсовета Дзержинска родился Николай Иванович Рыжков, нынешний сенатор и бывший глава Совмина СССР. Он всегда поддерживал связь с малой родиной. Думаю, это он помог уважаемому земляку — мэру Торецка.
В свою очередь, в СБУ есть Центр освобождения заложников, им руководит Юрий Кочанов. Любой родственник или знакомый задержанных в ДНР может обратиться в этот Центр с письменным заявлением и его друзей включат в списки на обмен, заведут дело и т д. И чисто теоретически в МГБ ДНР, понимая некую искусственность обвинений, могут и не препятствовать обмену «шпионов СБУ».
Что они будут там делать? Неизвестно. Но одним из наказаний в самопровозглашенной республике является высылка людей на «нулевой украинский блокпост» с запретом въезда обратно. Реальность современного Донецка.