— Владимир Николаевич, войсковая разведка и подразделения спецназа выполняют во многом схожие задачи. Объясните, пожалуйста: чем же они отличаются?
— Вообще у нас есть три уровня деления разведки. Это стратегическая разведка, оперативная разведка или разведка округа (фронта). На них мы останавливаться не будем. Затем идет разведка тактического звена. Этот уровень — дивизия, бригада. Так вот, тактическая разведка — это и есть войсковая разведка, разведка переднего края, та, которая непосредственно работает с противником.
Специальная разведка — спецназ — работает на глубину от 400 километров и дальше. В ее задачи в первую очередь входит вывод из строя средств стратегического сдерживания. Это тоже разведчики, просто у каждого — свои задачи и глубина применения, своя зона ответственности. Кстати, мы используем спецназ и при решении задач в тактической глубине. Это нормальная практика.
Сейчас у нас будет вводиться такое понятие, как глубинная разведка. Она по глубине применения будет стоять между войсковой разведкой и специальной разведкой.
— Какие новейшие образцы вооружений поступают сейчас в разведподразделения, какие образцы вы ожидаете?
— Сегодня войсковая разведка тактического звена оснащается в первую очередь радиолокационными средствами. Они необходимы, когда мы не можем вести разведку другими средствами. К примеру, при плохой видимости, тумане, сильном снегопаде, дожде наши РЛС могут увидеть очень много. Кроме того, наши подразделения оснащаются комплексом разведки, управления и связи (КРУС) «Стрелец-М». Отличный комплекс, который хорошо зарекомендовал себя в Сирии. Также наше тактическое звено оснащается комплексом беспилотных летательных аппаратов (БПЛА). Это БПЛА «Элерон-3», «Орлан». Получаем новейшие радиостанции.
Кроме того, войсковая разведка оснащается разведывательно-сигнализационной аппаратурой. С этими комплексами возможности разведки увеличиваются. Позволяют они очень многое — к примеру, с земли отслеживать летящие вертолеты. А благодаря сейсмическим датчикам можно распознавать передвижение техники, людей и даже животных. Вся эта информация тут же идет на пульт управления разведкой и появляется на мониторе начальника разведки. Если сравнивать аналоги, то ближайший — это американские разведывательно-сигнализационные приборы (РСП) «Рембасс» (REMBASS — Remotely Monitored Battlefield Sensor System. — Ред.).
— Какие задачи на поле боя сейчас для разведчика становятся первоочередными?
— Стремление к качеству и уменьшение временного показателя открытия огня по цели. Задача одна: как можно быстрее обнаружить, передать и нанести огневое поражение. Алгоритм такой: средства разведки сразу дают информацию на средства огневого поражения — и пошел удар. Мы провели много экспериментов в этой области — получается хорошо. Сегодня этот цикл (разведка — огневое поражение) составляет буквально десятки секунд. Этого мы достигли.
Благодаря этому мы оперативно вычисляем координаты целей, высоту целей, затем эта информация мгновенно передается на средства огневого поражения.
Проводится большая работа в тактическом звене. Здесь идет развитие межвидовой автоматизированной разведывательно-ударной системы (МАРУС).
— Как информация от разведчиков поступает на пульт начальника разведки?
— Сейчас средства радиоэлектронной разведки позволяют прослушивать все телефоны. Передавать информацию по телефону сегодня никто нам не позволит. Связь типа «Дуб, я Ясень, как слышите?» уже ушла в прошлое. Сегодня информация идет безречевая. То есть прошел шифрованный сигнал, а пока будут разбираться, от кого он пришел, цель уже накрыта. Это что-то типа СМС, только в несколько раз быстрее, и она «ложится» только тому, кто может ее принять, — начальнику разведки.
— А на какой технике должна передвигаться разведка, ведь зона ответственности разведподразделений тактического звена довольно большая?..
— Средства доставки разведорганов любого уровня — это наземный, морской или водный и воздушный транспорт. Если говорить о нюансах, то по статистике каждые 30 км у нас — водная преграда. Ее нужно с ходу форсировать и двигаться дальше, поэтому основное требование к технике — умение преодолевать такие преграды.
Опять же сегодня разработаны такие технические средства разведки, что они могут с ходу засечь передвижение в тылу бронетехники — БМП, бронетранспортеров, танков. Совершить рейд по тылам на них проблематично. Это техника для переднего края.
В тылу, на удалении от линии фронта, передвижение — либо на своих двоих, либо на животных, либо на легком транспорте, малошумной технике. Сейчас мы опробуем квадроциклы, наши коллеги из ВДВ пробуют багги. Если говорить о передвижении по воде, то здесь средства доставки — лодки.
Учитывая все эти нюансы, наши офицеры-разведчики проходят и водолазную, и воздушно-десантную подготовку. Большое внимание уделяется выходу в тыл противника ночью. Одно из упражнений — прыжок с парашютом с 1200 метров и открытие купола на высоте 200–300 метров. Также отрабатываем десантирование посадочным способом. Все равно, несмотря на все новейшие разработки, бреши в ПВО противника будут, поэтому все средства хороши, и мы их будем использовать.
— Но у вас на вооружении стоит и бронетехника — она как-то должна отличатся от классических образцов Сухопутных войск?
— Разведчики являются производной от мотострелков, поэтому разведтехника, по крайней мере визуально, не должна отличаться от техники Сухопутных войск. Это делается для того, чтобы невозможно было определить, кто работает на переднем крае. Конечно, нюансы есть. Понятно, что роль боевой разведывательной машины высока. Это наши глаза и уши.
Сейчас открыта ОКР, и в скором времени мы получим боевую разведывательную машину на базе БМП-3, которая полностью отвечает нашим требованиям. Конечно, она отличается от БМП своей начинкой. Там будет стоять новейшие технические средства разведки — РЛС, дальномеры, тепловизионные прицелы, даже беспилотные средства там предусмотрены. Машина будет способна при выходе из строя спутниковой навигации спокойно определить свои координаты на местности. Ведь никто не исключает, что в какой-то момент может отказать спутниковая группировка, и придется действовать в автономном режиме.
— Какую помощь оказывают разведчикам беспилотные летательные аппараты?
— Современный опыт еще раз доказал, что беспилотники нам очень нужны. Сейчас более 60 процентов разведывательных задач совершается при помощи БПЛА. Как я уже говорил, мы используем БПЛА «Орлан» и «Элерон». Уже запланирована модернизация этих комплексов по улучшению технических и массогабаритных характеристик.
— Средства радиоэлектронной борьбы противника могут воздействовать на беспилотник — можно ли его перехватить?
— У наших ПБЛА — закрытый, защищенный канал. Прежде чем они будут приняты на вооружение, то проходят государственные испытания, где мы на разных частотах воздействуем на них. И прицельное воздействие также практикуется. Мы включали ПВО и в активном, и пассивном режиме. У нас система задумана так, что как только будет воздействие на канал, беспилотник прекращает задачу и самостоятельно отправляется на базу. Перехватить его управление невозможно.
— Авианаводчики и корректировщики огня артиллерии тоже относятся к разведке?
— Никаких передовых авианаводчиков и корректировщиков огня артиллерии нет. Сидеть на одном месте и давать целеуказание — это самоубийство. Это отжило себя как класс. Эти функции сейчас выполняет разведгруппа. Разведчик дает координаты, подсвечивает цель. Для этого и разработан КРУС «Стрелец». Разведчики для корректировки авиации проходят специальную подготовку. Но специально у нас на авианаводчиков не учат.
— На разведчика готовят в Новосибирском высшем военном командном училище. Рассказываете ли вы, с какими трудностями приходится сталкиваться людям, выбравшим эту профессию?
— Конечно, я беседую с курсантами. Объясняю, что разведка — это труд и пот, а не романтика. В наше училище поступают ребята, прошедшие тщательный отбор, поэтому они уже в основном знают, с чем им придется столкнуться. Мы готовы научить их всему — было бы желание. Сейчас конкурс в наше училище составляет 4,5 человек на место. Повторюсь, отбор очень тщательный, и он ведется задолго до момента подачи документов.