Оказывается, мы стесняемся своего великого прошлого. Всё, что выходит за пределы победы в Великой Отечественной войне и полета Гагарина, не вспоминается в официальном обороте и не отмечается. Хотя это были события всемирно-исторического значения, в некоторых из которых участвовали ныне живущие россияне или их деды-прадеды. Я имею в виду 1917-й и 1991-й годы.
Еще в конце прошлого года мне было любопытно наблюдать за тем, как встретит наша власть февраль 1917 года. И, наконец, я дождался Распоряжения Президента №412-рп от 19 декабря 2016 года «О подготовке и проведении мероприятий, посвященных 100-летию революции 1917 года в России». Уже само название заинтриговало своей предопределенностью: значит тогда произошла одна революция, которая началась в Феврале и закончилась в Октябре? Некоторые современные историки так и считают, называя всё это Великой Русской (Российской) революцией. Но научная дискуссия, как я знаю, еще далеко не закончена. Многие авторитетные историки считают, что дело не исчерпывается только 1917-м. Великая Русская (Российская) революция, по их мнению, растянулась аж до окончания Гражданской войны, когда стало понятно, к кому перешла власть в той стране, что осталась от бывшей империи.
Не менее интересно и содержание самого президентского распоряжения. Оно весьма лапидарно и в содержательном плане сводится к рекомендациям в адрес «Российского исторического общества» организовать оргкомитет «по подготовке и проведению мероприятий, посвященных 100-летию революции 1917 года в России» и местных властей - принять участие в этой деятельности. Стало очевидно, что официальных мероприятий с участием «первых лиц» не будет. Но почему?
Это стало понятным на заседании Оргкомитета, который собрался в первый раз в конце января этого года. Единственное официальное лицо – глава Службы внешней разведки Сергей Нарышкин, который по совместительству является председателем Российского исторического общества – высказался вполне определенно: «В целом ряде стран в последние годы осуществляется импорт так называемых революционных технологий и цветных революций, которые всегда приносят вслед за собой кровь, смерть граждан, разрушения и бедствия для тех стран, которые стали жертвами подобных экспериментов. Но в генетической памяти российской нации живо представление о цене Революции и ценности стабильности».
Так вот что заставило нашу власть свести к минимуму всякие упоминания о событиях столетней давности! Февраль 1917 года в их представлении был чуть ли не первой «цветной революцией» на нашем куске Земли. Причем прозвучало слово «импорт», которое отсылает нас к конспирологическим версиям о том, что самодержавие пало жертвой то ли масонов, то ли немцев, то ли англичан. Получается, что монархия и в начале 1917 года была самодостаточна, обеспечивала стабильность развития страны и лишь какие-то внешние супостаты смогли ее обрушить. Я думаю, что эта трактовка событий председателя Российского исторического общества вызывает лишь недоумение у всех серьезных исследователей. Не буду приводит здесь пространные цитаты и фамилии – очень легко заглянуть в Интернет и их найти. Но лично для меня принципиально важен факт того, что отречения Николая II от престола потребовали практически все командующие фронтами сражающейся российской армии во главе с начальником Генштаба генералом Алексеевым. Это говорит о прогнившем насквозь самодержавном строе. Николай II, даровав в 1905 году Манифест, должен был довести дело до конца, установив в стране конституционную монархию. Но взяв свои прогрессивные намерения обратно, он фактически подписал смертный приговор и империи, и, как оказалось, собственной семье.
Урок Февраля 1917-го, который действительно актуален для нас, очень прост: любая власть должна вовремя трансформироваться сама, если, конечно, она хочет сохраниться хоть в каком-то элементе нового режима.
Кстати, этого не поняло и Временное правительство, которое продолжило ненавистную солдатами войну и фактически отказалось решить земельный вопрос. Большевики мастерски воспользовались этим, устроив, как оказалось, победоносный для себя Октябрь. Тут можно в очередной раз вспомнить о «пломбированном вагоне» и «золоте немецкого Генштаба», но любой серьезный исследователь снова же укажет на то, как именно Временное правительство (а не «иностранные агенты») последовательно готовило почву для собственного свержения.
Поэтому урок Октября 1917-го для нас заключается в том, что элита, внезапно вынесенная волею судьбы на вершину власти в стране, переживающей системный кризис, не должна чураться проводить и популистскую политику. Не в том, конечно, смысле, который вкладывается в это понятие сейчас: раздача денег, национализация собственности... Нужно просто угадать те болевые точки, поработав с которым можно развернуть общественное мнение в свою сторону. В этом контексте никак не годится нынешнее увлечение технократизмом, которое непонятно большинству нашего неплохо образованного населения. Куда отзывчивее была бы работа с такими феноменами, как «справедливость» и «мораль».
Если же обратиться к феномену 1991 года, то и тут мы видим отчетливое стремление власти как можно быстрее забыть о тех эпохальных событиях, которые тогда происходили: ГКЧП и конец СССР.
Кроме уже знаменитой фразы о «величайшей геополитической катастрофе» никакой другой официальной оценки тех еще недавних переломов нет. В августовский день, когда трое ребят отдали свои жизни за свободную Россию, ни один представитель нынешней власти не посещает ни известное место на перекрестье Арбата и Садового кольца, ни могилы героев. Нет никакого официального участия в годовщинах победы над ГКЧП, днях российского флага.
Но ведь события 1991 года даже в конспирологических версиях никак не связаны с иностранным вмешательством. Советский строй из года в год упорно рыл яму, в которую он сам же свалился, моментально разбившись как ледяное зеркало Снежной королевы. Этот факт надо просто зафиксировать, не пытаясь склеить из его осколков что-то старо-новое. Но тогда, как я понимаю, возникнет вопрос: а что же мы в России хотим создать или, как сейчас модно говорить, каков наш «образ будущего»?
А с этим, как я вижу, всё довольно грустно. В начальствующих головах смешались кони и люди: упомянутая уже ностальгия по «советскому», неприязнь к «западному», фетишизация «технократизма» вкупе с бесконечными разговорами о «традиционных ценностях». И всё это увенчивается элементарной боязнью что-либо менять, хотя «стабильности» в российской системе уже давно нет и она может рухнуть под тяжестью накопившихся диспропорций в один неожиданный для всех момент, как это произошло с царским самодержавием и Советским Союзом.
Для того, чтобы избежать такого гибельного для страны поворота событий и нужно не замалчивать аналогичные исторические события, произошедшие в 1917 и 1991 годах, а открыть полномасштабную не только экспертную, но и политическую дискуссию о том, что же тогда произошло. Конечно, тут столкнутся различные позиции, но это норма для общества, чувствующего себя здоровым и устремленным в будущее, а не цепляющееся за мифы о своем прошлом или вовсе забывшее о нем. Такой путь прошли или проходят все успешные страны – возьмите, например, Францию и ее Великую революцию 1792 года, Германию и ее нацистский период, США и их Гражданскую войну.
Символы иногда имеют принципиальное значение. Самый главный государственный праздник Франции – день взятия Бастилии. Это был момент перелома в борьбе за свободу против самодержавия. Для России таким днем было 3 (16 по новому стилю) марта 1917 года, когда великий князь Михаил Александрович, в пользу которого отрекся от престола Николай II, передал судьбу монархии в руки Учредительного Собрания. Это и есть тот день, когда Россия получила шанс на свободу. Другое дело, что мы этим шансом никак не можем воспользоваться. Но именно поэтому, если вглядываться в желаемый «образ будущего» нашей страны, то эта дата должна стать важнейшим государственным праздником. Надеюсь, что эти времена скоро настанут.