Можно сравнить две диссертации. Работа Мединского была защищена в Российском государственном социальном университете (РГСУ) в ту пору, когда там буквально «пеклись» диссертации, ставшие затем объектом пристального внимания знаменитого «Диссернета». Но претензии к этому тексту связаны не с банальным плагиатом, а с явлением куда более интересным. Автор работы исходил из того, что абсолютный стандарт истинности — это национальные интересы России. Следовательно, все, что им противоречит, должно трактоваться как русофобская пропаганда. Или же в лучшем случае как заблуждения несведущих людей. Поэтому вся критика в адрес России и ее жителей, их нравов и обычаев, содержащаяся в записках посетивших страну иностранцев, автором решительно отвергается.
Иногда кажется, что автор диссертации обладает уникальной машиной времени, на которой он добрался до времен позднего средневековья и там увидел всю возможную лепоту — богомольных и высоконравственных русских людей, думающих о Боге, Родине и семье. А еще заезжих щелкоперов, выискивающих разные недостатки, не находящих их и за отсутствием оных занимающихся выдумками и искажениями по типу проделок мистера Джона Ланкастера Пека, в результате коих, как известно, «Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,/Наш родной центральный рынок стал похож на грязный склад./Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой./И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ». А так как обезвредить и посадить, например, имперского барона Сигизмунда фон Герберштейна по объективным основаниям не удастся, то можно его заклеймить позором в диссертационном исследовании.
Понятно, что никакой машины времени у Мединского нет — а его методологию вкупе с занятным подходом к источникам (использование русских переводов — причем не всегда «свежих» — вместо оригинальных текстов) подробно проанализировали историки из экспертного совета. Впрочем, судьба министра пока не решена, и возможен вариант, на который намекнул председатель совета Павел Уваров — что вышестоящие инстанции отметят недостатки диссертации, но возложат ответственность на тех, кто участвовал в ее одобрении — от диссовета до оппонентов. А сам диссертант вроде и ни при чем — он же не воровал чужие мысли, а изложил свои, пусть и не совсем научные. В этом случае министр степень сохранит, хотя репутационный ущерб никуда не исчезнет.
Но хотелось бы обратить внимание на вопрос, который в связи с нашумевшей диссертацией, кажется, не обсуждался. А именно — работа Мединского, как и его популярные книги, разоблачающие мифы про русский народ, попали в очень благоприятный общественный контекст. Неслучайно эти книги стали бестселлерами — людям приятно читать о величии предков, это косвенно возвеличивает и их самих, наполняет национальной гордостью. После нескольких лет перестроечных разоблачений и начавшихся попыток осмысления истории прилавки книжных магазинов заполнили книги о мудрых государственных мужах (вплоть до Сталина и Берии), великих нравственных традициях (как православных, так и языческих) и войнах, всегда справедливых и почти всегда победоносных. А если в виде исключения «наши» терпят поражение, что это из-за удара в спину со стороны предателей-союзников или собственных изменников. Авторы таких работ, кажется, не догадываются в большинстве своем, что именно таким аргументом немецкие националисты оправдывали свое поражение в Первой мировой войне, мечтая о реванше. Что из этого вышло, хорошо известно.
Диссертация Кирилла Александрова — из совершенно другого ряда. О власовской армии в советское время вообще говорить было не принято — отсюда, кстати, распространенный и оскорбительный для ветеранов миф о том, что генерал Власов «сдал» свою 2-ю ударную армию немцам (на самом деле 2-я ударная с ее героической и трагической судьбой никакого отношения к «Русской освободительной армии» не имела). Тема тяжелая и неудобная — а раз так, то общественное сознание склоняется к тому, чтобы либо замолчать ее, либо ограничиться сформировавшимися еще в советские годы стереотипами вроде «предали из-за трусости или из-за изначальной враждебности к власти трудового народа». Которые в немалом количестве случаев имеют под собой основания, но недостаточны для понимания сложной и многогранной проблемы.
Александров занялся изучением истории не рядовых солдат, а власовского офицерского корпуса. И много лет поработав в архивах (как в российских, так и зарубежных), перелопатив массу литературы, в том числе редкой, собрал массу информации об этих людях, которые в большинстве своем оказались советскими офицерами, чьи биографии мало отличались от биографий их сослуживцев. Видимых причин ненавидеть советскую власть у большинства из них не было — лишь меньшинство подвергалось репрессиям. Зато при этой власти они смогли сделать карьеру, на которую вряд ли могли рассчитывать при царе. Что касается трусости, то возникает вопрос о том, почему люди, имевшие заслуги перед страной (многие имели государственные награды и другие отличия), честно служившие многие годы, вдруг оказались на противоположной стороне.
Автор предположил, что дело в восприятии этими людьми большевистской репрессивной политики. И проследил, как некоторые из них служили в районах, где происходили восстания против власти или голод начала 1930-х годов. Все они прошли через период массовой «чистки» в армии, когда арестовывали их командиров и сослуживцев. Поэтому когда у них появилась возможность, то они выступили против власти, которой они служили, но втайне не считали своей. В ходе своей научной работы Александров тщательно выяснил детали биографий власовцев, попутно исправил немалое число ошибок, которые имели место в исторической литературе. Только один пример. Бывший советский генерал Маркис Салихов, разжалованный в начале войны в полковники и вскоре попавший в плен, значился как казненный в 1946 году. Однако Александров установил, что на самом деле Салихов жил в эмиграции под другой фамилией и даже оставил мемуары, которые историк обнаружил в архиве Гуверовского института.
Защищал Александров свою диссертацию в Санкт-Петербургском институте истории РАН — солидном научном учреждении, известном высоким качеством исторических исследований. Решение присудить докторскую степень было принято почти единогласно (17 за, 1 воздержался). Однако и во время защиты, и потом автора обвиняли в отработке «технологии измены и практики предательства», в восхвалении Власова, в оскорблении ветеранов и в других грехах. На историка даже подавали жалобу в прокуратуру, но найти статью УК, по которой его можно было бы привлечь к ответственности, не удалось. Дело дошло до того, что патриоты-энтузиасты пытались инкриминировать Александрову «публичные призывы к развязыванию агрессивной войны», что совсем расходилось со здравым смыслом.
В результате пошли другим путем — экспертный совет ВАК рекомендовал диссертацию не утверждать, а министерство к этой рекомендации охотно прислушалось. И вряд ли здесь сыграло решающую роль мнение коммунистов и православных активистов (в отличие от известной истории с «Матильдой», в этом случае они были вместе). Скорее, речь шла о позиции куда более серьезных людей, искренне уверенных в том, что историки должны заниматься патриотическим воспитанием населения на основе стандарта истинности в виде национальных интересов, если следовать методологии диссертации Мединского.
Наверное, этим объясняется и позиция совета. Как ни странно на первый взгляд, но оказалось легче написать негативный отзыв на диссертацию министра, чем защитить работу историка. Аппаратные позиции Мединского слабеют — к нему негативно относятся уже не только либералы, но и многие православные патриоты (из-за его позиции по той же «Матильде»). Один из заместителей арестован по «делу реставраторов». Переназначение при формировании правительства в следующем году министру совсем не гарантировано. А в случае с Александровым вопрос, как говорится, государственный, связанный с защитой патриотических ценностей в условиях противостояния с Западом. Это та же тенденция, что и в случае с «удушением» Европейского университета — одного из лучших вузов Петербурга.
Только вот в чем проблема — все это российское общество уже проходило. И во времена «православия, самодержавия, народности», и в годы советского официального патриотизма. И каждый раз поддерживаемые государством исторические концепции вызывали разочарование, затем резкое неприятие и рушились под влиянием сильных общественных эмоций. Другое дело, что затем на смену одним мифам, основанным на текущем понимании национальных интересов, приходили другие — но, быть может, стоит хотя бы попытаться прервать эту грустную тенденцию.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram