В принципе тот же вопрос возникал и по другим поводам. Но до сих пор ни самих следователей, ни их шефа нельзя было упрекнуть в том, что к их отношению к гражданину Навальному примешивались какие-то личные мотивы. Между тем это принципиально важный момент с точки зрения права. Помните знаменитую сцену из «Мимимо»? «Скажите, подсудимый испытывал личную неприязнь к потерпевшему?» — «Да, испытывал. Он мне сказал: такую личную неприязнь я испытываю к потерпевшему, что кушать не могу». — «А вот подсудимый утверждает, что он не был знаком с Папишвили». — «Слушайте, откуда знаком?.. Валико мне спросил: слушай, говорит, кто он такой, этот потерпевший, куда он пошел? Я его первый раз вижу...»
Для подсудимого личная неприязнь к потерпевшему — обстоятельство, подтверждающее и усугубляющее вину. Но выраженная антипатия к нему самому со стороны следователя, прокурора или судьи — факт, льющий воду на мельницу защиты. Бурным потоком. Вспомним, кстати, еще один образец советского кинематографа, относящийся к тому же историческому периоду, — многосерийный детектив «Следствие ведут ЗнаТоКи». В самом начале фильма «Подпасок с огурцом» следователь Знаменский отказывается вести дело на том основании, что один из подследственных ему «решительно неприятен». «А ведь его действия по делу предстоит объективно оценить, — убеждает принципиальный Пал Палыч своего непосредственного руководителя. — Мне это будет трудно. Боюсь поддаться предубеждению».
Конечно, немеркнущий кинообраз, созданный актером Георгием Мартынюком, — слишком идеален, для того чтобы требовать от блюстителей закона буквального ему соответствия. Но надо хотя бы к этому идеалу стремиться. Тем более что ровно того же требуют от сотрудников СКР и собственные нормативные документы. «Сотрудник следственных органов Следственного комитета должен... быть требовательным к себе, принципиальным, беспристрастным в решениях, не допуская, чтобы на них влияли какие-либо предубеждения, враждебные или дружеские чувства, — гласит приказ главы СКР «О вежливом и внимательном отношении сотрудников СКР к гражданам» от 15 января 2011 года.
Помимо внутриведомственного этического кодекса имеется и жесткое требование закона. Согласно статье 61 УПК лица, принимающие участие в производстве по делу, должны быть отстранены от него в случае, если будут выявлены обстоятельства, «дающие основание полагать, что они лично, прямо или косвенно, заинтересованы в исходе данного уголовного дела». Справедливости ради, правда, нужно отметить, что непосредственного участия в производстве по разнообразным делам и делишкам Навального Бастрыкин формально не принимал. Но утверждать, что он вовсе не имеет к ним никакого отношения, было бы еще более несправедливо.
Стоит вспомнить, к примеру, как развивалось следствие по теперь уже знаменитому делу «Кировлеса». Вначале кировское подразделение СКР не выявило в действиях Навального состава преступления. Руководство Следкома отменило это «незрелое» решение и передало материалы в Управление СКР по Приволжскому федеральному округу. Но и то не нашло оснований для уголовного преследования оппозиционера. Тогда дело было возбуждено уже центральным аппаратом СКР и передано кировскому подразделению. Которое вновь не оправдало доверия и закрыло дело за отсутствием в действиях Навального и Офицерова состава преступления.
На этом терпение главы СКР лопнуло, и он устроил публичную головомойку своим подчиненным. «У вас там есть один человек по фамилии Навальный, — рвал и метал Бастрыкин, обращаясь к кировчанам, на коллегии СКР в июле 2012 года. — Уголовное дело. Почему вы прекратили, даже не поставив в известность руководство комитета, а?.. Прощения не будет, пощады не будет...» После такого более чем ясного указания расследование было, разумеется, возобновлено и теперь уже пошло как по маслу. Собственно, уже одна эта удивительная череда возбуждений, прекращений и новых возбуждений, не говоря уже об эмоциональном срыве председателя СКР, заставляет подозревать Бастрыкина, мягко говоря, в неравнодушном отношении к оппозиционеру. Ну а стихи — если они и впрямь принадлежат его перу — кладут конец последним сомнениям.
Судя по размещенным в Сети виршам, нелюбовь «польского поэта Станислава Струневского» к Навальному достигла стадии, описанной киногероем Фрунзика Мкртчяна: такая личная неприязнь, что кушать не могу. Оцените, скажем, такие строки: «Ведь Леха — он Амэрикэн продакшен! Ведь получил он в Еле свой диплом! Пятерку получив по курсу «экшен», он в «World Fellows» лезет напролом!» Благородная ярость поэта по отношению к Навальному и его единомышленникам явно не пошла на пользу качеству стихосложения: творчество Струневского трудно охарактеризовать иначе как бездарное рифмоплетство. Но оно дает достаточно полное представление об образе мыслей автора. И образ сей таков, что, если бы Струневский и впрямь возглавлял Следственный комитет России, то ему, как следователю Знаменскому, нужно было бы немедленно взять самоотвод.