Напомним, формально «последней каплей», которая привела к катарскому кризису, стало появление 24 мая 2017 года на сайте катарского новостного агентства (QNA) материала с фейковыми выдержками из речи главы Катара — эмира Тамима бин Хамада Аль Тани. Он, согласно публикации, якобы в позитивном ключе высказывался об Израиле и Иране, а также критиковал президента США Дональда Трампа. Позднее руководство QNA заявило, что сайт агентства был взломан, и новость не имеет отношения к реальности, однако процесс уже был запущен. В итоге 5 июня сразу несколько государств, включая Саудовскую Аравию, Египет, ОАЭ, Бахрейн и ряд других стран приняли решение отозвать своих послов из эмирата и разорвать дипломатические отношения с ним. Позднее была объявлена и торговая блокада. С тех пор катарский кризис не разрешен — стороны обмениваются упреками и ультиматумами, но за стол переговоров пока не садятся.
«По всей видимости, с учетом того, что в планах поездки посещение Катара, ОАЭ и Кувейта, речь будет идти в основном именно о катарском кризисе, нежели о сирийской ситуации, – отметил в беседе с «МК» руководитель Центра арабских и исламских исследований Института востоковедения РАН Василий КУЗНЕЦОВ. – Не секрет, что Россия давно предлагала оказать посильную помощь в урегулировании отношений между Катаром и противостоящими ему странами. Но при этом было понимание – и оно сохраняется, – что основную роль в этом процессе будут играть государства региона и непосредственно Персидского залива. По всей видимости, будет идти речь о возможностях налаживания диалога между Дохой и ее оппонентами. Очень характерно то, что, скажем, Кувейт в катарском кризисе занимает весьма взвешенную позицию, поэтому возможны интересные альянсы. Что касается ОАЭ, то и в случае с этой страной, несмотря на ее жесткое отношение к Дохе, возможно некоторое смягчение позиции.
Но важно понимать, что у Лаврова нет задачи расколоть антикатарский лагерь, и Россия, очевидно, будет стараться выдерживать нейтралитет.
Что касается ситуации в Сирии, то понятно, что никакое улучшение военной обстановки не урегулирует конфликт без политического закрепления достигнутых на полях сражений успехов. Для реализации этого условия, конечно, предполагает активное участие арабских партнеров. В том числе, и Катара, который, как мы знаем, имеет весьма сильные связи с частью сирийской оппозиции и способен влиять на нее.
Таким образом, получается, что вопросы посредничества Москвы в решении катарской проблемы могут быть частично увязаны с урегулированием ситуации в Сирии. Речь не идет о банальном обмене, при котором Доха бы надавила на сирийскую оппозицию в обмен на помощь Москвы в налаживании отношений Катара с соседями. Но тем не менее эти сюжеты могут переплетаться. Ожидать прорывов я бы не стал, однако, возможно, наметиться некоторое позитивное взаимодействие».