Кончина Бжезинского в госпитале города Фолс-Черч (штат Виргиния) – это повод для того, чтобы в очередной раз задуматься над ролью личности в истории.
Имя Бжезинского – одно из ключевых в некоторых современных теориях заговора. На конспирологических сайтах ему посвящено немало места. В конце концов, именно он стал исполнительным директором созданной Дэвидом Рокфеллером Трёхсторонней комиссии, которую порой называют «тайным мировым правительством». Что греха таить, покойника многие считают чуть ли не главным кукловодом тайных процессов, которые привели к развалу Советского Союза, кэмп-дэвидскому миру между Египтом и Израилем, активизации исламистского терроризма и мощному рывку Китая. Дыма без огня не бывает – да и сам Бжезинский, похоже, верил в свое особое предназначение вершить судьбы мировой политики.
Выходец из польской дворянской семьи, сын дипломата, оказавшийся еще до Второй Мировой войны в Северной Америке и ставший гражданином США только в 30-летнем возрасте Збигнев Бжезинский идеальным образом сочетал в себе антикоммунизм с русофобией потерявшего родину поляка (что не мешало ему заявлять: «Мне нравятся русские, русская культура, ощущение близости между людьми»). Он стоял на том, что по отношению к Советскому Союзу надо держать жесткую линию (он не отказался от этой позиции и когда речь шла о новой, будь то ельцинской или путинской, России). Разработанный им с Карлом Фридрихом концепт тоталитаризма, роднивший коммунизм с нацизмом, стал «базовым» и классическим, хотя подвергался критике и справа, и слева. Бжезинский не желал никаких компромиссов, когда речь шла о противостоянии с СССР – его воротило от «разрядки». Только жесть, только хардкор. И даже поверженная в «холодной войне» Россия нуждалась в постоянном приглядывании: о чем он напоминал в своей знаменитой «Великой шахматной доске», изданной в 1997 году. И именно Бжезинского называют автором концепции расширения НАТО на Восток...
В 1981 году Збигнев Бжезинский был удостоен одной из высочайших гражданских наград США – президентской медали Свободы. А получил он ее за участие в налаживании связей между Соединёнными Штатами и коммунистическим Китаем. Что, принимая во внимание весь идеологический бэкграунд махрового антикоммуниста Бжезинского, может показаться не просто странным, а оксюмороном. Таким же оксюмороном выглядели усилия американской дипломатии, которая поддерживала ультракоммунистическое полпотовское правительство «красных кхмеров», помогая ему сохранять место в ООН — лишь бы не допустить туда представителей провьетнамской (а значит, и просоветской) Народной Республики Кампучия. Геноцид кампучийцев, о котором писали западные СМИ, тут во внимание принимался мало. «Я поощрял китайцев поддерживать Пол Пота», – говорил Бжезинский. Все, что ставило палки в колеса Москвы, было в «кассу». Цель оправдывает средства – это не Бжезинский придумал.
Но и достигнутые цели – это еще не конец. За ними вырисовываются новые вызовы. Не стало ли установление нормальных отношений между Соединенными Штатами и красным Китаем «спусковым крючком», приведшим к ускорению экономического (а как видим сегодня, и политического) влияния КНР на глобальном уровне, угрожающем интересам Вашингтона?
Во всяком случае, Бжезинский до конца был уверен в правильности сделанного в семидесятые годы курса на улучшение отношений с Пекином.
«Мир, в котором Америка и Китай сотрудничают – это мир, в котором американское влияние достигает максимума», – заявлял Бжезинский в конце прошлого года, обеспокоенный первыми внешнеполитическими шагами только что избранного Трампа, который чуть ли не первым делом после своей победы позвонил президенту Тайваня Цай Инвэнь. Трамповская «выходка» всерьез встревожила одного из творцов замирения между Вашингтоном и Пекином.
Впрочем, важно помнить, что Бжезинский в деле налаживания американо-китайских связей (которые в СССР в то время воспринимались – и не без оснований – как создание нового антисоветского альянса) играл роль важную, но вряд ли главную. Это был процесс длительный и непростой. И тот же Генри Киссинджер сыграл в нем роль как минимум не меньшую. Ну, а если говорить об ответственности тех или иных персон за тектонические сдвиги в геополитике и геоэкономической сфере, то не логичнее и предположить, что тут более действенными оказались, прежде всего, потенциал Китая и сделанный китайским руководством во главе с Дэн Сяопином политический выбор?
Пик карьеры Бжезинского пришелся на время президентства Джимми Картера, в администрации которого он занимал пост советника по национальной безопасности.
Хотя на фоне прочих американских лидеров Картера трудно причислить к ястребам (вспомним хотя бы заключнный договор ОСВ-2), именно при нем Бжезинский расправил свои крылья и сделал максимум возможного для ослабления Советского Союза. «Теперь у нас есть шанс дать Советам свой Вьетнам», – заявлял он на фоне событий в Афганистане. То, что спустя всего пару десятилетий вооружение афганских моджахедов и поощрение прибывавших к ним на помощь арабских добровольцев отольется Америке кровавыми слезами, стало ясно лишь потом. Так, куда записать эти действия Бжезинского: в раздел прибылей или убытков?
Сам-то он на этот счет придерживался вполне циничной точки зрения: “Что более важно для мировой истории? Талибы или коллапс советской империи? Какие-то взбаламученные мусульмане или освобождение центральной Европы и конец холодной войны?»
Для человека, написавшего книгу «Великая шахматная доска», вполне логичный взгляд. Но что об этом думают близкие погибших в терактах 9/11 или павших в горах Афганистана американских солдат? Что для них значит этот «размен пешками»?
То, что Бжезинский был не всесильным всезнайкой – тому лучшее свидетельство тот факт, что американцы в бытность его советником по нацбезопасности проспали исламскую революцию в Иране – да так, что последующий кризис с захватом американских заложников в Тегеране и провалившейся спецоперацией по их освобождению (за которую активно выступал Бжезинский) выглядит досадной мелочью.
К чести Бжезинского он был довольно откровенен и не думал рядиться в белые одежды рыцаря демократии. Не свобода во всем мире, а американская гегемония планетарного масштаба – вот та цель, которую он заявлял. Уже в 2000-е рассуждая о возможном приеме в НАТО тех или иных постсоветских республик, где с демократическими свободами серьезные проблемы, он говорил: ни салазаровскую Португалию, ни Грецию «черных полковников» никто из альянса не исключал, так почему диктаторские замашки должны стать препятствием для приема других стран?
Приверженность идее американского гегемонизма не помешала Бжезинскому стать резким критиком внешней политики Буша-старшего и его «войны против террора», которую экс-советник Картера по нацбезопасности назвал «демагогическим лозунгом».
Играть человеческими судьбами на глобальном шахматном поле – дело, вероятно, увлекательное. Но куда приводит эта игра? Не туда ли, куда ведут «благие намерения»? Однако не нам это решать – такие решения принимаются Богом. А нам остается лишь сказать: Збигнев Бжезинский был непростым и противоречивым, несмотря на кажущуюся цельность натуры, человеком. И подходить к нему с одномерными суждениями – значит упрощать. А упрощение в политике, да и вообще в понимании жизни – это грех.