Геннадий Гудков: «Такая поддержка Путину не поможет»
— Никакого феномена поддержки Путина не существует. Существует феномен поддержки диктатора, вождя, авторитарного руководителя. Это типично для любой недемократической страны, потому что в таких странах, как правило, «вытаптывается политическая поляна» и она доводится до твердости железобетона, чтобы никакая «политическая поросль» не возникла. Большинство СМИ превращаются в оружие пропаганды, с утра до ночи восхваляющей первое лицо, и никакого конкурента у властителя не существует. Россия сегодня с точки зрения монополизма власти — точно то же самое, чем в свое время были Ирак или Ливия. И даже почти Северная Корея. Но Россия сильнее их всех, поэтому наш режим не свергнуть снаружи. Так что с этой точки зрения Путин в безопасности. Но его окружение должно понимать, что этот исторический максимум поддержки властелина за один час может превратиться в пшик, если котел недовольства рванет изнутри. Сегодня Путин — самый любимый своим народом властитель в мире после северокорейского лидера. У лидера КНДР реальная поддержка — 146% населения. То есть не только все живые, но и физически уничтоженные из числа тех, кто сомневался в курсе. Их посмертно объявили сторонниками.
У нас все получше. Поддержка Путина — 80%, остальных, из числа 20%, никто не истребляет. У нас мягкий авторитарный режим, без расправ. Но это все-таки режим, а не демократия. А все режимы любят тешить себя различными исследованиями о любви к вождю. Было «брежневское большинство», сегодня — «путинское большинство», про сталинское я вообще молчу. Было большинство Николая Второго, которое его же потом и расстреляло вместе со всей семьей.
И, конечно, большинство и вести себя хочет как большинство. Чтобы не гневить, не выделяться и не получить пулю в спину на мосту, как Борис Немцов. Поэтому социологи — честные в основном люди, но социология ничего не может показать в ситуации, когда респонденты органически боятся честно отвечать на вопросы.
Уровень авторитаризма определяет уровень социологической поддержки вождя. Если это жестокий режим — поддержка выше ста процентов. У Туркменбаши Ниязова было просто ровно сто процентов. И кто его сейчас помнит там? У нас в Чечне уровень поддержки Кадырова ближе к 100%. Правда, бегут оттуда: чеченцы заняли второе место по обращениям за политическим убежищем в Европе после сирийского народа. Саддам Хусейн имел 99% поддержки, но народ не выстроил живого щита, чтобы его защитить. И Каддафи его 99% не помогли. Потому что смещение режимов в странах с жесткими режимами происходит совершенно неожиданно для самих диктаторов.
Путин, конечно же, не зашел так далеко, как перечисленные выше персонажи. Поэтому 20% респондентов и могут относительно спокойно, без опаски за свою жизнь заявить о недоверии к нему. Но он зашел достаточно далеко, чтобы остальные 80% боялись это делать.
А тем временем в стране плодятся предпосылки для смены власти, проходят акции протеста. В Кремле это прекрасно понимают, и поэтому число отчетов о «путинском большинстве» множится. Если бы они на самом деле верили, что их любит народ, то зачем было бы ужесточать законы о митингах и кормить нас докладами о большой любви к президенту?
Власть наша не глупа. Она понимает, что ее положение шатко и вся эта поддержка может прекратиться одномоментно. Что-то случилось — и завтра никто не станет на ее защиту, а эти 80% начнут славить нового диктатора. А если он окажется не просто авторитарным, как Путин, а еще и жестоким — то и все 100% бросятся петь ему песни.
От народной любви до народной ненависти один шаг. Николай Второй был необыкновенно популярным царем одно время, культ Сталина развенчали, Ленина рано или поздно вынесут из Мавзолея...
Конечно, при Путине нет массовых репрессий, нет ГУЛАГа, пыток как политики государства. Но такие рейтинги в исполнении социологов говорят о том, что власть, вместо того чтобы выявлять болевые точки общества, ставить задачи и решать их, опирается на наименее образованные слои населения. На «большинство дураков». Это я не ругаюсь, это научное понятие.
— Согласно исследованию, «путинское большинство» помимо ВВП больше всего доверяет Лаврову и Шойгу. Всем троим — 60+. Что будет делать это большинство, если все трое вдруг заболеют?
— Просто поддержит смену формации. Ведь это большинство не активное и идейно не преданное. В этом даже можно усмотреть плюс. Иначе это большинство разделилось бы на лагеря, и тогда будет недалеко до той истории, которая приключилась сто лет назад.
Александр Ослон: «Отличники и двоечники солидарны»
— Фонд развития гражданского общества использовал данные наших исследований и воспроизвел цифры, полученные ФОМ, в точности. Никто ничего не передергивал. Респонденты говорили об отношении к Путину именно так. Другое дело, что вопрос в искренности респондентов. Говорят ли они то, что действительно думают о Путине, или хотят сказать то, что от них желают услышать? В какой степени их слова и мысли равны? Я отвечаю на этот вопрос: «Затрудняюсь ответить», поскольку изучением мыслей занимаются телепаты, а не социологи. Мысли нам не известны, нам известны ответы. Ясно, что между мыслью и ответом существует разница. Но я надеюсь, что она не очень высока.
Запретов на мнение, как было в советское время, у нас сейчас не существует. Давления общественного мнения, как на современном Западе, когда люди тщательно подбирают слова и мысли, чтобы не превратиться в белых ворон и не слишком сильно отличаться от окружающих, у нас тоже не существует. Свобода слова у нас есть, никто не подслушивает разговоров. В общем, люди, с моей точки зрения, говорят социологам то, что думают. Хотя есть и другие точки зрения, мне о них известно: что респонденты стараются понравиться, ответить «как положено».
— Подавляющее число молодежи высказалось в поддержку Путина. Я представляю себя в их положении: звонок в дверь, входит взрослый человек и под запись на бумажке задает вопрос. Страшновато отвечать что-то неполиткорректное...
— Люди, которые отвечают на вопросы социологов, делают нам одолжение, оказывают любезность. Уделяют нам несколько минут. Конечно, какая-то внутренняя цензура у них есть. Но чаще всего они думают о чем-то своем, а на наши вопросы отвечают скорее автоматически. А значит чаще всего — искренне, либо «затрудняюсь ответить». Опрос начинается с вводных вопросов. Никто не рубит сразу: «Будешь голосовать за Путина или нет?» Другие темы в опроснике обязательно есть. И большинство вопросов вообще образуют шкалы: больше — меньше, лучше — хуже, слышал — не слышал, голосуешь — не голосуешь. И к основному опросу человек таким образом подсознательно подготавливается. Если говорить о молодых респондентах, то они очень разные. Есть отличники, есть двоечники. Мы в своей выборке стараемся охватить все категории. И если говорить о Путине, то к нему отличники и двоечники относятся примерно одинаково. Хотя по другим темам чаще высказываются диаметрально.