Президент Путин недавно поговорил с кинорежиссёром Сокуровым. Вполне возможно, их диалог войдёт в историю. Никто с Путиным так не говорил за все 17 лет его президентства.
Режиссёр заступился за человека, осуждённого на 20 лет лишения свободы. Читая стенограмму (с официального сайта Кремля), попробуйте решить: просит Сокуров или требует?
СОКУРОВ. У меня есть сердечная просьба к вам, Владимир Владимирович, как у гражданина России. Давайте решим проблему Олега Сенцова. Украинский режиссёр, 20 лет лагерей, в северном лагере сидит парень. Умоляю вас, найдите решение этой проблемы. Режиссёр должен со мной сражаться на кинофестивалях, если у него другая, в том числе политическая точка зрения, но не сидя в нашей арктической практически, на севере, тюрьме.
ПУТИН. Мы должны исходить из того, что мы живём в правовом государстве, и вопросы такого рода, конечно, должны решаться судебной системой. Он осуждён не за творчество, а за то, что, как утверждают органы следствия и суда, фактически посвятил свою жизнь террористической деятельности.
Президент ответил. Второй раз спрашивать о том же — значит показывать президенту, что его ответ неудовлетворителен. Показывать публично, там сто человек сидело на заседании Совета по культуре и искусству. Телекамеры работали.
СОКУРОВ. Разве простой эмоциональный молодой человек может понять хитросплетения и сложности политического момента?
ПУТИН. Дело совершенно не в его позиции. Дело совершенно не в том, что он думает по поводу событий, которые произошли в Крыму. Дело в его намерениях и в подготовке противоправных действий, в результате которых могли пострадать наши с вами граждане.
Режиссёр упрямо в третий раз:
СОКУРОВ. Владимир Владимирович, по-русски, по-христиански милосердие выше справедливости. Умоляю вас. Милосердие выше справедливости. Пожалуйста.
Речь, как видим, идёт уже не о Сенцове. Речь о принципах, о максимально высоких материях…
ПУТИН. По-русски и по-христиански мы действовать в этой ситуации не сможем без решения суда. Решение суда состоялось. Да, есть определённые правила и нормы, которыми можем воспользоваться, но для этого нужно, чтобы созрели соответствующие условия.
Это уже мягче. Путин точно знает, о чём говорит, когда признаёт, что «есть нормы, которыми можем воспользоваться». Он может. Конституция России, глава 4, ст. 89 «Президент осуществляет помилование». Ничьи прошения, никакие согласования ему не требуются. Сокуров не унимается, он цепляется за эту уступку.
СОКУРОВ. Помогите!
ПУТИН. Повторяю: никто его не осуждал за его взгляды, за его позицию. Осуждение произошло за его намерения совершать действия террористического характера и которые могли повлечь за собой тяжелейшие последствия для наших граждан. Вот в этом дело, а не в его какой-то позиции. На позицию все имеют право, и никто за это его бы не осуждал. Только в этом, поверьте мне, только в этом дело.
Президент говорит «поверьте мне» — это уже он просит Сокурова. Но тот в пятый раз! Пятый раз подряд:
СОКУРОВ. На нём смертей нет, нет гибели.
ПУТИН. Слава богу, что нет, но могли быть. В этом проблема. Совершенно дело не в том, Александр Николаевич, что он как-то думал иначе, чем мы с вами. Но спасибо, что вы обратили на это внимание, знаю, что это вопрос чувствительный, буду иметь это в виду.
Президент почти согласился. Пусть и для виду, чтобы остановить… Сокуров повторял «умоляю», и всё же: просил он или требовал? «Требую» и «прошу» — разница, казалось бы, очень большая. А подумаешь — всё зыбко, размыто, всё зависит от того, кто говорит, кому и как. Президентское «прошу» равно приказу. Пенсионерское «требую» равно нулю. Режиссёрское в этой ситуации недалеко от пенсионерского.
С точки зрения чиновника, Сокуров вёл себя безобразно, нагло и глупо. Чиновники думают так потому, что сами ни за что не отважились бы так домогаться. И разве только чиновники? А вы, читатель, отважились бы?
Но у Путина сидели не чиновники. Знаменитые деятели культуры — музыканты, артисты, писатели… Сокурова никто не поддержал.
Кто знает, как всё обернулось бы, если свой голос присоединили Гергиев, Миронов, Пиотровский, Цискаридзе, Башмет, Табаков…
…Всё остальное, что говорилось на этой встрече, исчезнет (уже исчезло), только диспут о милосердии останется. В истории остаются герои, а рабы исчезают без следа.
* * *
Спустя несколько дней за Сенцова очень скромно заступилась знаменитая писательская организация — Русский ПЕН-центр. Его исполком опубликовал «Заявление». Начинается так:
Русский ПЕН-центр обеспокоен судьбой Сенцова и просит Президента Российской Федерации и российские судебные инстанции реально содействовать смягчению условий содержания этого кинорежиссера и писателя.
«Заявление», как видите, написано шёпотом (появилось оно только на их сайте); скромное (просят не помиловать, а всего лишь «смягчить условия»). И, как ни странно, оно содержит точно такое недоразумение, как один из ответов президента.
Он, отвечая Сокурову, сказал: «вопросы такого рода, конечно, должны решаться судебной системой». И писатели в своём «Заявлении» обращаются к «российским судебным инстанциям». А с какой стати? Суд позади, приговор вынесен, вопрос помилования — целиком в руках президента, а о «смягчении условий» надо просить не судебные инстанции, а ФСИН (тюремщиков).
Потом ПЕН-члены длинно и путано объясняют в своём заявлении, почему они якобы не могут просить о помиловании. Ссылаются на закон, который касается только зэков и тюремщиков и никак не может ограничивать право президента на помилование.
Заканчивается «Заявление» так:
Мы правозащитники, а не правонарушители, и поддерживать подобные противоправные действия не намерены. Будем милосердны, но не будем противозаконны!
Оцените последнюю гордую фразу. Писателям удалось соединить призыв (будем милосердны!) с заверением своей лояльности: не будем противозаконны!
Противозаконны? Разве есть закон, запрещающий просить о помиловании?
Правило простое и понятное: что не запрещено — то разрешено.
Нет закона, который запрещает просить и даже требовать у президента чего угодно. Люди на Прямых линиях просят ёлку, ремонт дороги, зарплату, посадки коррупционеров…
Сокуров требовал помилования, и никто не сказал, что он нарушил закон или хотя бы приличия. Ведь он не просил себе денег, зданий, контрактов. Он ничего себе не просил.
...Конституция выше президента (он не может её нарушить). Права человека (глава 2) выше прав президента (глава 4).
Конституция России, глава 2. Права и свободы человека и гражданина. «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения».
Статья 29. Каждому гарантируется свобода мысли и слова. Никто не может быть принуждён к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.
Как могли писатели добровольно отказаться от своих прав? Как они могли написать, что просьбу о помиловании следует считать противозаконной? Телом они на свободе, душою в тюрьме.
Тут дело не в Сенцове; он случайно подвернулся на историческом пути. Тут дело в русских писателях (слава богу — не всех). Дело в добровольном рабстве. Цитировать ли определение Ленина, кто есть «добровольный раб»? Когда-то это учили в школе, не знаем, как теперь. Но члены исполкома Русского ПЕН-центра знают это определение наизусть.
* * *
Граждане! Вы каждый день едите и пьёте. Набиваете желудок едой, наливаете туда всё подряд; если это дрянь — болеете, а если отрава — помираете.
Точно так же вы каждый день наполняете свою душу сочинениями писателей. Если сочинение дрянь — душа болеет, гниёт, а если отрава — душа умирает, исчезает. Про такого человека говорят: бездушная сволочь.
Сталин называл писателей «инженеры человеческих душ», потому что понимал: их произведения формируют, выстраивают, конструируют человека. Конечно, если он читатель.
Но даже если вы никогда не читаете книг, то всё равно ежедневно потребляете писательскую продукцию в неимоверных количествах. Ведь всё, что говорят вам с телеэкрана, кто-то написал. Вы мечтательно повторяете слова Жеглова «вор должен сидеть в тюрьме» — но сначала это кто-то написал, потом Высоцкий выучил, а уж потом сказал Жеглов.
Сегодня всё, что говорят персонажи сериалов (благородный мент, благородный бандит, героическая проститутка или влюблённая честная давалка) — всё сочинили писатели. И конечно, у них должны быть чистые руки, горячее сердце… Иначе ведь сочинят какое-нибудь гнильё, и душа потребителя отравится и сдохнет.
Штирлиц, «Бриллиантовая рука», «Белое солнце пустыни», «Горе от ума» наполнили наши души фразами, которыми мы пользуемся ежедневно. Произнося, немножко становимся тем героем… Ваше благородие, госпожа Удача — сначала Окуджава написал, потом Луспекаев выучил, а уж потом потрясающий мужик Верещагин спел — да так, что весь Советский Союз влюбился сразу и навсегда. (Вчуже посочувствуешь вороватому таможеннику. Целый день он брал взятки, драл три шкуры, пропускал контрабанду. Вечером он смотрел «Я мзды не беру, мне за державу обидно», а утром надо опять идти брать взятки у подонков. Какие душевные муки!)
* * *
Окончательно губит репутацию Русского ПЕН-центра история с членством Светланы Алексиевич. Она покинула их ряды, заявив о невозможности там пребывать. Международный ПЕН-клуб удивился: что случилось, если единственный русский лауреат Нобелевской премии покидает ПЕН-центр?
Тогда наш исполком сообщил «американским друзьям», что «Алексиевич — не член ПЕН-центра, никогда им не была и потому «выйти» не может». Заодно они поспешно ликвидировали её имя в списках на своём сайте. Однако, по неопытности, не догадались ликвидировать саму Алексиевич.
Она не стала делать громких заявлений — просто опубликовала фотографию своего членского билета.
Типичное враньё ребёнка:
— Клавдия Алексеевна, я сделал домашнее задание, но случился пожар, и тетрадка сгорела.
— Но на прошлой неделе у тебя уже был пожар.
— Ах да, я ошибся. У меня вчера бабушка умерла.
Но если посмотреть список членов исполкома — малолеток там нет.
* * *
Есть тексты, которые оторвались от своих авторов и существуют сами по себе. Их называют народными. Например, «Выходила на берег Катюша» — все знают, все поют, она в каждом сборнике русских народных песен, а кто автор? (Не лезьте в интернет, просто признайтесь себе, что не знаете.)
А вот текст менее знаменитый, но тоже блуждающий сам по себе по книгам, фильмам, мемуарам:
— Из чего твой панцирь, черепаха? —
Я спросил и получил ответ:
— Он из мной накопленного страха.
Ничего прочнее в мире нет.
Панцирь, конечно, защита, очень прочная защита. А как подумаешь — это тюрьма, оковы; всю жизнь ползком на брюхе.