Намедни случился новый виток скандала вокруг недоснятого, но уже знаменито-легендарного фильма Алексея Учителя «Матильда». Про любовь последнего (на сегодняшний день) российского императора Николая II и балерины Матильды Кшесинской.
На картину, которую еще целиком никто не видел, поскольку ее в законченной версии не существует, ополчился весьма влиятельный священнослужитель, епископ Егорьевский Тихон Шевкунов. Кстати, выпускник сценарного факультета ВГИКа, т.е. профессиональный киносценарист. Еще владыку Тихона многие интересующиеся считают личным духовником Президента РФ Владимира Путина — хотя, скорее всего, это не так. Впрочем, слухи, что в случае восстановления в обозримом будущем в Кремле Чудова монастыря владыка станет его наместником, не лишены оснований.
В интервью «Российской газете» епископ сказал примерно такое:
«Мстительная, завистливая Александра Федоровна, несчастная, чудная, великолепная Матильда, слабовольный Николай, бросающийся то к той, то к другой. Объятия с Матильдой, объятия с Александрой… Что это — авторское видение? Нет — клевета на реальных людей…
Неужели авторы не понимают, что все эти пошлые фальсификации неизбежно будут изобличены, фильму не помогут ни мастерски снятые зрелищные сцены, ни дорогие декорации и костюмы, ни зарубежные актеры… обидно, когда в основу замысла изначально ложится сюжет, который иначе как исторической безвкусицей назвать нельзя».
Это не первый наезд на «Матильду» и ее создателей.
В начале ноября нынешнего года депутат Госдумы, бывший прокурор Крыма и большая поклонница Николая II Наталья Поклонская обратилась в Генеральную прокуратуру с просьбой проверить незавершенный фильм. Поводом для депутатской кляузы стало обращение некоего общественного движения «Царский крест», активисты которого назвали «Матильду» «антироссийской и антирелигиозной провокацией в сфере культуры». Начальник «Царского креста» — имя его не привожу во избежание развития у молодого человека комплекса Герострата — потребовал не только запретить фильм, но и отправить за решетку режиссера Учителя. За оскорбление официальных святых — императора и членов его семьи.
Все эти яростно-слезные выводы были сделаны жалобщиками, включая епископа, на базе пятиминутного трейлера «Матильды». И не более того.
Но — вы будете смеяться, любимый читатель, — среди человечества есть персонажи, которые видели «Матильду» более тщательно. На уровне прямо-таки нескольких больших фрагментов. Например, я, Белковский.
И вот что я могу/хотел бы сказать.
Никакого оскорбления монаршей семьи, никакого особенного антиисторизма там нет.
В «Матильде» есть история любви, конечно. Мужчины и женщины, что само по себе нынче довольно консервативно и даже отчасти православно.
Но главное — история человека, который был обречен получить в огромной стране неограниченную власть. Чего не хотел. А хотел — простого человеческого счастья и той самой любви, черт бы ее побрал.
Вообще, отвлекаясь от Николая II, замечу, что самое большое разочарование моей маленькой, далеко не монаршей и не трагической жизни, есть осознание факта: любовь существует. Действительно, на самом деле. Правда, достоверно существует еще и смерть. Но при жизни мы все так и не знаем, как становится после нее: хорошо, плохо или никак. Так что умолчим.
В «Матильде» Николай хочет вообще отказаться от коронации — и, тем самым, от верховной власти. Но вдовствующая императрица Мария Федоровна, дама твердая и властная, ясно ему заявляет: коронации не будет, только если ты умрешь или тебя убьют. Как свидетельствовали нам историки и мемуары — за пределами фильма — вдова Александра III рассуждала так: да, по характеру наследник не очень годится для престола, но следующий в очереди, великий князь Михаил Александрович — еще менее. Так что пусть лучше уж старший. Между делом, события 1917 года эту логику подтвердили.
Коронация, по ходу который новый царь падает в обморок от тяжести большой императорской короны, — знамение той самой обреченности. Хочешь не хочешь — а Россия заставит тебя ею править.
По сценарию Николай Александрович откровенно тяготится государственными делами. Бегом убегая от свиты, добивающейся ответа на вопрос — строить незамерзающий порт в Либаве (ныне — заграничная нам Лиепая) или лучше не надо. Зато с увлечением отстреливает из винтовки придворных ворон. Кто читал дневники финального императора, знает: про убийство ворон он отчитывается почти каждый день. А еще время от времени — про собственноручный отстрел бездомных собак и кошек. Недвусмысленные апологеты Николая II иногда говорят, что убивал он каких-то диких кошек, которые по нравственным качествам страшнее волка и могли в царских угодьях похитить кроликов и даже целую зазевавшуюся фрейлину. Правда, мне эта версия кажется слишком голливудской, чтобы оказаться правдивой.
И, конечно, любовь к Матильде — она настоящая. Всесжигающая. Что движет Солнце и светила (с). К Аликс, избранной императрице Александре Федоровне, чувство тоже глубоко, но другое — долг. А долг часто бывает сильнее любви.
И, как напоминает молодому императору его наставник, обер-прокурор Священного синода Константин Победоносцев: ты, абсолютный монарх, можешь позволить себе все, кроме любви.
Фильм очень красив. Актерами, декорациями, картинкой. Это угар империи. Ее царственное, роскошное увядание. В воздухе картины носится ощущение: всему этому великолепию осталось недолго. Что никогда не говорится впрямую. Но это и есть одно из самых сильных свойств художника: создать ключевую эмоцию, не говоря ни одного лишнего слова. Кажется, Алексею Учителю это удалось. Или, скорее, может удаться — «Матильда»-то еще не закончена.
Еще одна мораль басни: правитель, особенно авторитарный, не должен быть заложником обыденных, обывательских страстей и страданий. Он — раб своего трона. В той же мере, что и властелин своих подданных. Николай — насколько я понял его матильдовый образ, совершенно не обязанный твердо следовать образу историческому, — был слишком человечным и человеческим (даже с оговорками про расстрелы бездомных животных) чтобы удержать власть/страну. Чему быть — того не миновать.
Еще раз: я не знаю, что в конечном счете из «Матильды» получится. Ведь готова она в целокупности, будет только в феврале или марте 2017-го, кажется. К 100-летию февральской революции. Вот тогда и посмотрим уже новым взглядом.
А пока — вот что.
Я вообще-то монархист. Я считаю, что будущее России — конституционная монархия. Она — единственная альтернатива монархии абсолютной. При которой мы живем и жили всегда. Как бы формально ни назывался наш текущий государственный строй.
В такой чаемой мною (и, надеюсь, далеко не только мною) системе человек на наследуемом троне не имеет ни законодательной, ни исполнительной власти.
Конституционный монарх, согласно этой доктрине, несет четыре обязанности:
— живого символа государства-нации;
— высшего политического арбитра во время больших кризисов — например, распускает парламент в случае неспособности последнего сформировать правительство;
— назначателя судей — так-то судебная власть становится независимой от других ее ветвей;
— верховного главнокомандующего на случай и во время (не дай бог!) войны.
Всё.
Конституционная монархия способна примирить основное противоречие российской истории-политики — между демократией и потребностью в священном монархическом ритуале. Ритуал же этот, в свою очередь, предполагает:
— непогрешимость монарха;
— наследование власти;
— отделенность монарха от выборных институтов.
Собственно, все это вполне соблюдается и сегодня. Приводя к фактическому (не де-юре, разумеется) сосредоточению в руках президента полномочий всех ветвей власти. Механизм конституционной монархии, каковая, по сути, есть парламентская демократия, позволит избежать этой сверхконцентрации полномочий в одних никому не подконтрольных и не подотчетных руках. Так воплощаются сегодня самые результативные демократии Европы — от Швеции до Испании.
Это я все еще к тому, что подозревать меня в неуважении к монархии в целом и династии Романовых не стоит.
И со своих монархических позиций я хотел кое-что заметить про исторический смысл Николая II.
Правитель в разные времена может быть каким угодно. Но надо отвечать двум необходимым условиям:
а) по масштабу личности — соответствовать историческим вызовам, которые объективно (а не по чьей-то злой или доброй воле) стоят перед страной;
б) не идти против истории, ее очевидной и закономерной логики.
Николай Александрович был не про а) и не про б). Он с фанатичным упрямством, часто присущим неуверенным в себе людям, отстаивал богоданную, абсолютную, ни с кем не делимую власть. Чтобы в конечном счете потерять и престол, и страну.
Он жил в эпоху, когда абсолютная монархия устарела безоговорочно. Когда, как сказал еще в середине XIX века известный испанский монархист Хуан Доносо Кортес, уже и королем можно быть, по сути, только по воле народа. Ибо источником земной власти становится нация. А богоданность трона уходит.
Потому и битву с историей Николай Второй обречен был проиграть.
Что-то подобное случилось и с советскими правителями в конце 1980-х, не правда ли?
Я очень надеюсь, что Россия не повторит вчерашних и позавчерашних ошибок. Что мы все избежим мученической смерти.