На выставке, организованной Российским военно-историческим обществом, инцидент. На полу в Манеже обнаружились черные стрелки с тремя самыми ненавистными РВИО именами: Гитлер, Геббельс, Гозман. Безотносительно к морали и праву, удивляет убогость «остроумной находки», оплаченной общественно-государственной организацией. В частной PR-компании за такой креатив не заплатили бы ни гроша и гнали бы в три шеи.
Если теперь это государственная культурная политика, то она являет редкостное бескультурье и фундаментальное невежество. С особым цинизмом использован образ, напитанный в веках совсем иными, глубокими культурными смыслами. Имена, «попираемые ногами», — традиция возвышенной символики. Архиепископ Амвросий завещал похоронить себя прямо в паперти новгородского собора. В Санта-Кроче и других базиликах люди ходят по могильным плитам с именами святых и великих. То же в монастырях Ахпат и Санаин, на дороге и в храмах: «они хотели быть у ног поколений». Военные историки могли бы знать славную надпись «Здесь лежит Суворов» или могилу генерал-лейтенанта Багратиона в Светацховели, Мцхета. Любители кино и политики забыли об «аллеях славы» с именами звезд и государственных деятелей. В Германии таблички с именами жертв нацизма (прообраз «Последнего адреса») вмурованы в тротуары. Господа оформители решили, что смогут легко и разом разменять смысл высокого устоявшегося образа на бездарное «вытирать ноги». С таким же успехом они могли осенить Гозмана крестным знамением, а потом рассказывать, что этот свежий креатив ставит крест на его антироссийской деятельности.
Приравнять еврея к организаторам холокоста — вообще за гранью добра, зла и уголовщины. Тем более надо быть осторожным председателю РВИО Владимиру Мединскому, в диссертации которого главный тезис (про «абсолютный стандарт истинности») дан ссылкой на открытого антисемита О.Платонова, адепта теории «иудео-масонского заговора». Стрелку убрали, но иск будет. Возбуждение ненависти и унижение достоинства с использованием служебного положения — пункт «б» части 2 статьи 282 УК РФ (от 3 до 6 лет) из главы 29 («Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства») раздела Х («Преступления против государственной власти»).
Теперь, без стрелки Гозмана, шедевр диффамации лишился интриги и стал обычным указателем в супермаркете — спасибо от скинхедов за рекламу нацизма. Не опустив Гозмана до Гитлера (что непросто, хотя он и либерал), люди добились обратного — приравняли преступления главарей нацизма к деяниям легального российского политика. Тоже риск: может светить реабилитация нацизма с отрицанием Нюрнберга и итогов Второй мировой. То есть еще одно дело.
В открытом письме Мединскому Гозман не зря напоминает, что символические расправы ведут к расправам физическим. Если с ним что-то случится, в этом будет прямая вина авторов подобных «шуток», доходящих до разгоряченных отморозков в буквальном виде. Теперь за Гозманом должна ходить охрана из военных историков и аппарата Минкульта — а то потом объясняй, будто вломить своему было выгодно либералам, что они и сделали, изящно подставив культурных патриотов.
По совести, отвечать за омерзительную во всех отношениях выходку должно не безликое РВИО, а персонально его председатель, по совместительству начальник Минкульта. По законам войны ему отвечать и за провал операции. Признание его «ненадлежащим ответчиком» лишь оттенит личный героизм любителя военных мифов. Вовремя сбежать с передовой за спины бойцов — тактика опытного политработника. Отдуваться уже выставили научного директора РВИО, несущего что-то жалкое про «не хотели обидеть».
Случай в Манеже — не отдельный прокол, а последовательное развитие стилистики «конченых мразей» (фигурант и до этого наговорил, но здесь безнаказанность довела до перехода на личность). И это встроенный эпизод упорной борьбы претендента за звание главного патриота страны и хранителя ея коллективной памяти. Классическая в пиаре «тактика скандализации». Спокойная публикация справки военной прокуратуры от 1948 года была технично раздута в конфликт, который замяли, выведя Государственный архив из-под Минкульта. И то, что историю 28 панфиловцев создавал корреспондент «Красной звезды», страна узнала вовсе не от руководства Государственного архива. Без Мединского у России проблем с военными мифами не было и не будет. «Лишнюю» информацию распространяют сами его нескончаемые отповеди неизвестно кому и на что — достаточно сравнить количество знаков, шума и объемы ресурсов. Бой с тенью проигрывается раунд за раундом, и в дело героизации себя приходится бросать все новые силы, в том числе с использованием служебного положения. Впервые в истории визитов президенты парами смотрят среднее кино (точно не «Амаркорд» и не «Подвиг разведчика»), юбилейные выставки вдруг посвящаются мифам... Государство расхлебывает кашу, которую заварил запутавшийся рекламщик.
Чистая конспирология. Бывает, политические дела шьют как уголовные. В этой истории, наоборот, политическая шумиха прикрывает околонаучное дело. Вскрытые врагами России чудеса в библиографии к диссертации и в самом тексте аккуратно ведут молодого ученого под лишение степени. Форсированным отвлекающим маневром он кидается отстаивать сразу всю военную мифологию, которую как таковую всерьез никто не трогает. Трогают Мединского. На защиту его опуса поднимаются ненаучные люди, зависимые по должности или ресурсам, но это ничто на фоне академиков РАН, экспертного совета ВАК и множества возмущенных историков-профессионалов. В этой героической обороне все смешалось: защита мифов это и есть борьба с фальсификациями истории — чистый Оруэлл. Уже все поняли, что неприкосновенность мифа нужна для обоснования неприкосновенности трактатов, лепящих антинаучную отсебятину «в интересах России».
Измученный этой пыткой на медленном огне и нарастающей паникой, ученый отвечает уже прямыми политическими доносами. Его враги работают на «расчленение страны, лишение нас территории, суверенитета». Чтобы лишить Россию суверенитета, надо лишить Мединского степени. Своих оппонентов он уже объявил «ниспровергателями», «врагами миллионов погибших, для которых память 28 была свята».
Честным историкам свята память о сотнях и тысячах героически погибших в тех боях, но не вошедших в список корреспондента «Красной звезды». Присвоив себе право единолично вещать от имени миллионов жертв, историк без репутации приписывает своим оппонентам «тонкий расчет» — «поставить под сомнение не только нашу пропаганду в годы Великой Отечественной, но и весь смысл жертвенной борьбы советского народа за свою Родину».
Жанр знаком до боли. «Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю. Каждый из них только и ждет [...] чтобы активно включиться в борьбу против...» Это из записки Берии, быстрым росчерком на которой Сталин приговорил к смерти двадцать две тысячи польских офицеров по «катынскому делу». И далее: «Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами [...] без вызова арестованных и без предъявления обвинения [...] с применением к ним высшей меры наказания — расстрела».
Теперь по таким запискам не стреляют, и бдительный пионер в своих обвинениях осмотрительно обходится «неопределенным» кругом лиц. Назвать имена уличенных им в государственной измене, перейдя от телефонных ябед к письменному доносительству, опасно: выйдет квалифицируемая клевета. Тут конкретное имя вписали в пол, и то в шутку, — а какой эффект! А так ты шьешь людям ст. 272 («Государственная измена») — и сам нарываешься на часть 5 статьи 128.1 («Клевета, соединенная с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления»), да еще с использованием служебного положения.
В стране добрый почин — ограничивать «медийную активность» лицам с недержанием. В нашем случае остановить поток скандального креатива может только высшая мера социальной защиты — Указ. Вторым советником посольства в КНДР. Во исполнение Послания. В интересах России.