За и против
Строго говоря, КПСС ушла с исторической сцены электорально непобежденной. По крайней мере — на большей части территории Советского Союза. Скажем, по итогам последних парламентских выборов, прошедших в Советской России, выборов народных депутатов РСФСР (март 1990 года), члены и кандидаты в члены КПСС заняли 86 процентов мест. А за год до этого, на выборах народных депутатов СССР, коммунисты получили 87 процентов мандатов. Кстати, если не считать эксперимента 1987 года, проведенного в ряде регионов страны, это были первые альтернативные выборы в Союзе.
Однако к тому времени партия перестала представлять собой единое целое. Этот был, что называется, серпентарий друзей — клубок из сцепившихся друг с другом идеологических противников. Так что последние виктории, одержанные КПСС, пусть и вполне честные — выборы 1990 года считаются многими экспертами непревзойденным до сих пор в России образцом чистоты, — были, в общем-то, чисто номинальными. Их никак нельзя считать победой власти над оппозицией, поскольку лидеры тогдашних «несогласных» в большинстве своем тоже состояли в КПСС. С другой стороны — в группе поддержки власти находилось достаточно много консервативно настроенных беспартийных.
За КПСС как за единую политическую силу в масштабах всей своей необъятной родины советские граждане голосовали в последний раз в марте 1984 года — на выборах Верховного Совета СССР. Для справки: в доперестроечных избирательных кампаниях партия власти выступала под псевдонимом «блок коммунистов и беспартийных». Согласно Большой советской энциклопедии сие избирательное объединение представляло собой «политический союз Коммунистической партии с беспартийными трудящимися», выражавший «нерушимость морально-политического единства советского общества».
По мнению составителей этого кладезя мудрости, «своим единодушием и активностью на выборах советские люди выражают полное доверие Коммунистической партии и Советскому правительству». И итоги выборов подтверждают этот пафос. Уточним: парламент тогда состоял из двух равноправных и равновеликих палат — Совета Союза и Совета Национальностей. Так вот, за кандидатов, выдвинутых «блоком коммунистов и беспартийных» в Совет Союза, в марте 1984 года проголосовали, по официальным данным, 99,94 процента избирателей, в Совет Национальностей — 99,95. Под стать этим рекордам и явка: в выборах приняли участие 99,99 процента избирателей, внесенных в списки.
“Ничего подобного не знает ни одна капиталистическая страна, где массовое уклонение от участия в голосовании стало типичным явлением, - ликовала в те дни советская пресса. - Итоги голосования опровергают лживые вымыслы буржуазных пропагандистов о нашей политической системе, органах государственной власти в СССР, о социалистической демократии”.
Справедливости ради стоит заметить, “буржуазные пропагандисты” упор делали на безальтернативности выборов, а этот “лживый вымысел” опровергнуть было крайне затруднительно. Доперестроечный избирательный бюллетень содержал одну единственную фамилию - кандидата “блока коммунистов и беспартийных”. Теоретически выдвигать альтернативных кандидатов не запрещалось. Правом на выдвижение согласно тогдашнему законодательству обладали не только КПСС, ВЛКСМ и профсоюзы, но и “другие общественные организации”, а также трудовые и воинские коллективы. Но на практике на собраниях организаций и коллективов одобрялись кандидатуры, спущенные сверху.
Попытка поломать эту практику - естественно, неудачная - была предпринята группой “Выборы-79”, созданной в феврале 1979 года и состоявшей из примерно 40 диссидентов. Группа выступила с заявлением о намерении выдвинуть собственных кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР (выборы должны были пройти 4 марта 1979-го). Кандидатов было двое: историк Рой Медведев и инженер Людмила Агапова. Но группа получила отказ в регистрации в качестве общественной организации и, соответственно, избирательные комиссии отказались регистрировать ее кандидатов.
Однако совершенно безальтернативными их назвать все-таки нельзя. Существовало как минимум две возможности выразить свое несогласие: 1) вообще не ходить на выборы; 2) вычеркнуть «кандидата народа». И определенное число советских граждан этой возможностью пользовались. Хотя и очень небольшое. Согласно официальным итогам всесоюзных выборов 1984 года, их проигнорировало 23 тыс. 39 человек — из 184 млн 29 тыс. 41, внесенного в избирательные списки. Несколько большее число «отщепенцев» выбрали протестное голосование: против кандидатов «блока коммунистов и беспартийных» проголосовало 109 тыс. 72 избирателя. Впрочем, есть большие сомнения в том, что эти цифры являются достоверными.
Операция «Фальсификация»
Вопрос о том, насколько честным в ту пору был подсчет голосов, еще ждет своего кропотливого исследователя. «Трудно оценить, насколько эти данные (официальные итоги выборов, проводившихся в СССР. — «МК») соответствовали реальности, — признают в своей работе, посвященной фальсификациям на выборах, эксперты в области избирательного процесса Аркадий Любарев, Андрей Бузин и Александр Кынев. — Большинство граждан действительно шли на выборы и голосовали за предложенных кандидатов (то есть опускали в урну чистый бюллетень), расценивая это действие как ритуал выражения лояльности действующей власти. В то же время количество граждан, которые вели себя иначе, наверняка было больше 0,1 процента. За граждан, которые, несмотря на все уговоры агитаторов, не приходили голосовать, обычно опускали чистые бюллетени члены избирательной комиссии. Возможно, при передаче данных наверх искажалось и число избирателей, проголосовавших против».
Документальных подтверждений этому предположению, естественно, нет. Да и официальная статистика является, мягко говоря, неполной: публиковались лишь общие результаты по стране, республике или области. Итоги голосования на отдельных избирательных участках и даже в отдельных избирательных округах оставались неизвестными. Что, однако, является еще одним аргументом в пользу того, что дело было не вполне чистым. Иначе с какой стати прятать концы в воду?
Впрочем, прятать начали далеко не сразу. В первые 20 лет советской власти подтасовки осуществлялись открыто и совершенно легально: согласно тогдашнему законодательству права избирать и быть избранными была лишена огромная часть населения страны. В том числе частные торговцы, лица, прибегающие к наемному труду, лица, живущие на «нетрудовой доход», служители религиозных культов, служащие и агенты царской полиции…
На местах классовый подход толковался, как правило, еще более широко. Ретивость иных региональных избирательных комиссий приводила в изумление даже тогдашних специалистов по борьбе с крамолой. «Местами увеличение числа «лишенцев» было чрезмерно велико», — отмечается в «Обзоре политического состояния СССР за январь 1927 г.», составленном ОГПУ. В некоторых регионах страны — например, в ряде волостей Архангельской губернии — доля граждан, лишенных избирательного права, достигала 50 процентов. В отчете описаны вполне анекдотические случаи. Так, например, в Коми-Зырянской области местный избиркомом лишил избирательных прав двух высокопоставленных областных чиновников, членов партии, «как бывших псаломщиков». А в Тамбовской губернии одна учительница была признана «лишенкой» на том основании, что «проживает в доме попа».
При таких правилах игры в фокусах с бюллетенями и протоколами не было большой нужды: потенциальные «протестанты» вообще не допускались до избирательных участков. Однако принятие сталинской Конституции 1936 года серьезно изменило избирательный ландшафт. Новый Основной закон провозглашал «всеобщее, равное и прямое избирательное право при тайном голосовании». Кстати, советские спецслужбы, тщательно отслеживавшие общественные настроения, зафиксировали среди прочего недовольство многих ортодоксальных большевиков: мол, революция в опасности — устанавливаются «буржуазные порядки». Дескать, воспользовавшись добротой и беспечностью государства, «бывшие» проберутся в Советы и вернут утраченные позиции.
Опасения бдительных товарищей не были совсем уж безосновательными. Доклады наркомата внутренних дел, относящиеся к этому периоду, переполняют тревожные сведения об оживлении «контрреволюционных элементов». Но не дремали и компетентные органы. «В д. Петровинка группа церковников в 4 чел., присутствуя на предвыборном собрании, отказались голосовать за кандидатуру т. Сталина, — говорится, например, в «Спецсообщении НКВД БССР об антисоветских проявлениях в связи с выборами в Верховный Совет Союза ССР по данным на 13 ноября 1937 г.». — Группа арестована». Еще одна информация из того источника: «Поп Шейчук и 4 сектанта ходили по деревням и открыто проводили агитацию против участия в выборах в Верховный Совет. Виновные арестованы».
Но такого рода профилактические меры все-таки не давали твердых гарантий того, что все избиратели придут на участки и единогласно проголосуют как надо. Особенно трудно было обеспечить нужные цифры в регионах, присоединенных к СССР в 1939–1940 годах, где население, избалованное буржуазными вольностями, еще не успело привыкнуть к строгим советским порядкам. Собственно, тогда-то и прозвучали первые обвинения советских властей в том, что они напропалую фальсифицируют итоги голосования.
Скажем, в сообщении агентства Рейтер от 7 ноября 1939 года с польско-румынской границы, которая на тот момент была уже советско-румынской, утверждалось, что в выборах в Народное собрание Западной Украины, проводившихся 22 октября 1939 года, в городах участвовало не более 50, а деревнях — не более 25 процентов общего числа избирателей. По официальным же советским данным, явка составила 92,83 процента, а «кандидатов народа» поддержали 90,93 процента проголосовавших.
Новоизбранные депутаты не полезли тогда за словом в карман и решительно опровергли в своем заявлении «беззастенчивую брехню агентства Рейтер»: «Зарубите себе на носу, господа, цифру — 92,83 процента… Трудящиеся Западной Украины, отметая все и всяческие провокации, будут под руководством большевистской партии строить и построят свою новую, свободную и светлую жизнь».
В целом по стране официальные цифры были еще более высокими. Так в выборах Верховного Совета СССР, прошедших в декабре 1937 года, первых в Союзе всеобщих и равных, как сообщалось, приняли участие 96,8 процента избирателей, 98,6 процента поддержали кандидатов «блока коммунистов и беспартийных». Примечательно, однако, что накануне дня голосования Центральная избирательная комиссия разослала по регионам секретную директиву за подписью секретаря ЦИК Георгия Маленкова, в которой окружным избиркомам строго-настрого запрещалось оглашать в печати какие-либо количественные результаты голосования — лишь фамилию избранного депутата.
Сор из избы
Линия защиты от нападок «клеветников России» была примерно такой же, что и сейчас. Бездоказательные, мол, обвинения. И что-либо противопоставить этому аргументу было трудно: не пойман — не вор. Впрочем, нельзя сказать, что фальсификации проходили совсем уж бесследно. Те случаи, когда местные власти перегибали палку и/или действовали по собственной инициативе, оставили после себя кое-какие архивные свидетельства. Одна из таких выметенных из избы соринок — спецсообщение министра госбезопасности СССР Виктора Абакумова председателю Совета министров Иосифу Сталину, датированное 14 февраля 1947 года. Глава МГБ информирует в нем об «извращениях сталинской Конституции», допущенных в период подготовки выборов в Верховный Совет Украинской ССР, имевших место со стороны секретаря Сталинского райкома КП(б)У города Запорожья Михайленко.
«Михайленко назначил в каждой избирательной комиссии Сталинского избирательного округа уполномоченных райкома КП(б)У, которым предложил получить у председателя Окружной избирательной комиссии бюллетени в количестве 10 процентов к общему количеству избирателей и при подсчетах результатов голосования заменить бюллетени избирателей, голосовавших против, — повествует Абакумов. — Председателям участковых избирательных комиссий Сталинского избирательного округа были даны указания: не класть в кабины карандаши или оставлять их неочиненными, создавать обстановку, при которой избиратели после получения бюллетеней лишались бы возможности заходить в кабины, а непосредственно направлялись к урнам».
Назван и заказчик: на вопрос, от кого исходит такая установка, сотрудник райкома “сослался на указания секретаря Запорожского обкома КП(б)У тов. Брежнева”. Да-да, речь идет о будущем генеральном секретаре ЦК КПСС. Еще одна пикантная деталь: хотя Абакумов не называет того, из-за кого именно ломались копья, нетрудно догадаться, что кандидатом «блока коммунистов и беспартийных» по Сталинскому избирательному округу был не кто иной, как сам «дорогой Леонид Ильич».
Однако спецсообщение Абакумова ничуть не затормозило брежневскую карьеру. Такое ощущение, что даже, наоборот, ускорило. В конце того же 1947 года Леонид Ильич получил орден Ленина и поставлен руководить куда более крупным, экономически развитым и политически значимым регионом — Днепропетровской областью. Еще через два года он дорос до поста первого секретаря ЦК Компартии Молдавии, а в 1952-м, незадолго до смерти Сталина, вошел во властную элиту — стал секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Президиума ЦК.
Это говорит о том, что в глазах Хозяина проделки Леонида Ильича и его подчиненных вовсе не были грехом, что предпринятая ими попытка подправить итоги голосования вполне соответствовала практике, сложившейся в те годы. Абакумовский же сигнал, запечатлевший эту практику для истории, скорее всего был вызван внутриаппаратной борьбой: враги-конкуренты задумали подрезать крылышки молодому (40 лет) и перспективному руководителю области. Но не учли, что Сталин, по всей видимости, уже успел положить глаз на Брежнева и включить в число своих любимцев — тех, на кого решил сделать ставку в новой серии «большой чистки».
К счастью для старой сталинской гвардии, мероприятие по «обновлению крови» сорвалось ввиду безвременной кончины вождя, резко изменившей, как известно, политическую атмосферу в стране. Но вот парадокс: несмотря на гуманизацию советской системы и сопутствующий ей рост вольнодумства и разгильдяйства, электоральные результаты «блока коммунистов и беспартийных» не только не снизились, но продолжали ползти вверх, вплотную приблизившись на излете эпохи застоя к 100 процентам.
Отчасти это можно объяснить тем, что голосование перестало восприниматься как элемент политической борьбы, став не более чем ритуалом. Исполнить его не считали для себя зазорным даже многие критически настроенные к власти граждане. В принципе можно было и не исполнять: никакой ответственности за неявку на выборы законодательство не предусматривало. Однако роскошь безнаказанно посылать куда подальше назойливых агитаторов, побуждавших граждан побыстрее отдать свой гражданский долг, могли позволить себе лишь те, кто находился на низших этажах социальной пирамиды и не помышлял забраться выше. В отношении прочих — тех, кому было чего терять, — у советской власти был обширный арсенал мер воздействия.
Но, как ни крути, по сравнению со сталинской эпохой вожжи значительно ослабли: за игнорирование праздника советской демократии либо за голосование против вождей не только не расстреливали, но даже не сажали. Ну, если это, конечно, не сопровождалось какой-то иной, более серьезной антисоветчиной. Чем же компенсировался этот либерализм? Напрашивающийся и, по сути, единственно возможный вариант ответа — подтасовками. Многие исследователи, занимавшиеся темой советских выборов, отмечают, что в постсталинские времена масштабы электоральной фальсификации существенно возросли.
Голосуй, не голосуй...
В наибольшей степени корректировке подвергались данные о явке, считает ведущий научный сотрудник Института социологии РАН Леонтий Бызов. «Явка, превышающая 70 процентов, у любого нормального наблюдателя вызывает большие вопросы, — говорит ученый. — В жизни так не бывает, такую активность избирателей обеспечить практически невозможно. Люди болеют, уезжают в гости, у них возникает масса дел, которые отвлекают их от выборов. То есть все, что выше 70 процентов, конечно же, подтасовано. На контрольные цифры выходили, вбрасывая бюллетени. Но поскольку выборы были безальтернативными, на результатах это никак не сказывалось».
Фальсифицировались, естественно, и цифры, отражающие протестное голосование. Хотя и в значительно меньшей степени. «Результаты голосования в принципе соответствовали настроениям в стране, — признает Бызов. — Люди видели вокруг много отдельных недостатков, но в целом относились к власти неплохо. Исключением был очень узкий круг диссидентов, никакой статистики не делавший».
Что же касается электорального поведения открытых противников власти, то оно было двояким. Часть диссидентов отказывалась участвовать в выборах, часть — голосовала против. Многие диссиденты, рассказывает социолог, брали открепительные талоны и шли голосовать на участки, где баллотировались знаковые кандидаты, представлявшие власть. Например, Брежнев и другие члены Политбюро. И вычеркивали их. Так, в частности, по словам Бызова, поступали некоторые его родственники. «Но сколько бы людей ни бегало голосовать против Брежнева, у него всегда было за 98,9 процента, — отмечает Бызов. — Не знаю, считали ли эти бюллетени вообще... Наверное, все-таки считали. Совсем не считать — неудобно: пойдут разговоры. Но в любом случае наверху этими подсчетами пренебрегали, выдавали заранее согласованные цифры».
В числе инакомыслящих, выбравших путь протестного голосования, была и одна из основателей и нынешний председатель (с 1996 года) Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. «Большинство моих единомышленников на выборы не ходили принципиально, — поделилась своими воспоминаниями Людмила Михайловна. — Уезжали из города или уходили из дома на весь день. Чтобы не приставали, потому что без конца в дверь стучали: «Приходите голосовать!» Я же была в этом смысле штрейкбрехером. Потому что была убеждена: раз эта процедура называется выборами, я как гражданин должна эту процедуры соблюдать. И я ходила на выборы и вычеркивала единственного кандидата. На моем участке, возможно, была такой единственной. Люди настолько безразлично относились к этим выборам, что даже в кабину не заходили: просто брали бюллетень и несли в урну».
По словам Алексеевой, неординарное поведение не имело для нее абсолютно никаких негативных последствий: «Наоборот, у меня были поощрения за то, что я хороший агитатор». Эту общественную нагрузку Людмиле Михайловне навязали как преподавателю истории и члену партии (из КПСС ее исключили далеко не сразу после начала правозащитной деятельности). В качестве агитатора она приняла участие во многих избирательных кампаниях. Правда, агитатором была своеобразным: «Я приходила и сразу говорила: «А чего я буду вас агитировать? Вы грамотные, сами прочтете биографию кандидата. И как хотите, так и поступайте: хотите — голосуйте «за», хотите — вычеркивайте. А мы с вами давайте поговорим о том, что вам интересно». И мне начинали заказывать темы бесед. Там было самое разное: и про войну в Корее, и про неореализм в кинематографе. Я вместе со своими агитируемыми ходила в кино, объясняла, какие это замечательные фильмы…»
Закон природы
Cуществовала еще одна форма нестандартного поведения на выборах. Причем очень распространенная. Согласно докладной записке, направленной первым секретарем Ленинского райкома КПСС города Кирова в Кировский обком, во время выборов в Верховный Совет СССР, прошедших 16 июня 1974 года, на избирательных участках района было обнаружено в урнах 470 бюллетеней с надписями и отдельных записок. Часть из них имела патриотическое содержание: «Желаю хорошего здоровья Л.И.Брежневу», «Голосую за счастье народа» и тому подобное. Часть — в виде наказов, просьб и предложений. Характерный пример: «Просим наших депутатов, чтобы по ул. Социалистической провели водопровод, а также подход к ул. Володарского, а то мы ходим в болотных сапогах».
Но многие надписи, признает партийный чиновник, представляли собой критику недостатков. Значительная их доля выражала недовольство качеством жизни: «Почему нет мяса?», «Почему прибавляете цены на продукты питания, а зарплата остается низкой?», «Мы все избираем, а в магазинах ничего нет». Однако были среди критиканов и те, кто выходил на более широкие политические обобщения: «Когда кончится игра в выборы?», «Можно голосовать только за Брежнева Л.И. и Косыгина А.Н., а это формалистика», «Протест против идиотской избирательной системы»...
По мнению социолога Леонтия Бызова, массовое сознание той эпохи было даже более раскрепощенным, чем сейчас: «Сегодня общество более зомбировано, чем в поздние советские времена. Тогда люди делали все, что полагается по ритуалу: ходили на партсобрания, на выборы. Но внутри были более свободными, более открытыми к новым идеям и новым суждениям, чем наше нынешнее консервативное большинство, которое слепо слушает пропагандистов государственных телеканалов и повторяет все, что говорят Соловьев и Киселев. Тогда было гораздо более трезвое и спокойное отношение к жизни».
Нынешнее общество сковывает страх перемен, полагает Бызов: «Люди очень боятся за свою привычную жизнь, когда пенсии, пусть небольшие, заносят вовремя, когда худо-бедно работают государственные службы. Все это лучше, чем распад государства. Те, кто пережил 1990-е годы, высоко ценят скромное, но спокойное благополучие, опасаясь каких-то встрясок». Однако шок 1990-х начинает потихонечку рассасываться, считает Бызов. А это значит, что рано или поздно сердца и глаза вновь потребуют перемен. Таковы законы психологии, политики и природы.
«Миллионы добрых людей участвуют в коммунистическом спектакле, но ничего не решают, — пророчески писал неизвестный избиратель-философ на бюллетене, обнаруженном в 1969 году в Комсомольске-на-Амуре. — В этом вечная слабость и недолговечная сила советского строя». Далеко не вечной будет и сила любого иного политического режима, который решится повторить советский эксперимент и погрузить страну в безальтернативную реальность.
Известная российская правозащитница Людмила Алексеева всегда в советских выборах участвовала. «Потому что была убеждена: раз эта процедура называется выборами, я как гражданин должна эту процедуру соблюдать. И я ходила на выборы и вычеркивала единственного кандидата. На моем участке, возможно, была такой единственной».