- Я примчался в мэрию, там собрались наши товарищи по «Демократической России», и мы составили обращение к народу. Стали рассылать его факсом по всем мыслимым и немыслимым адресам, - рассказывает «МК» Михаил Шнейдер. - Написали заявку на стотысячный митинг на Манежной, которую тут же подписал Лужков, исполнявший обязанности мэра, пока Попов был в отпуске. Это, казалось бы, бюрократическое решение, дало хоть какую-то почву под ногами участников антипутчистского протеста. А митинги и так возникали стихийно по всему центру. Нужно было прекратить хаос и собрать где-то всех вместе. Решили — возле Белого Дома. Тем более, что Ельцин уже выступил там со своим обращением к народу и осуждением путча. Но как собрать людей? Коммуникации тогда были развиты плохо: Интернета и мобильной связи не было. Все существующие каналы связи вырубили. Мы в огромных количествах стали множить и раздавать листовки, но толку от них было не много. К 16.00 у Белого Дома не более тысячи человек. И тогда в голову приходит спасительная мысль: мы будем объявлять о сборе в вагонах метро. Активисты бросились в метрополитен и вскоре машинисты стали зачитывать наш призыв собраться у Белого дома.
- У Вас не было чувства вины за то, что вы гоните людей на место, где их могли бы и расстрелять? И самому не было страшно идти к Белому Дому?
- Я не знаю, какие чувства испытывают люди на войне, но думаю, что похожие. Лично у меня было чувство, что начались боевые действия, и я делаю то, что нужно — не бегу с поля боя. Думаю, что эмоции были у всех примерно одинаковые: у людей отнимали надежду, и каждый боролся на самом деле за нее. И моя личная мотивация была такой: у меня хотят отнять то, чем я занимался, как минимум, последние пять лет: тем, чтобы наша страна и наши граждане стали свободными, не боялись высказывать свое мнение, смело и оптимистично смотрели в будущее. Я был одним из тех, кто участвовал в демократических преобразованиях страны. И всё это 19 августа путчисты могли обратить в прах. Я шел защищать и достижения страны, и свой личный вклад в них, и свою надежду на будущее.
Я полагаю, что эти эмоции и были главными у людей, которые шли к Белому Дому, понимая, что их могут даже и расстрелять. Кто расстрела боялся больше, чем потери завоеванных нами ценностей— те остались дома. Вышли люди, у которых жажда свободной Родины пересилила инстинкт самосохранения.
- Выходя к Белому Дому, вы уже знали, что к нему идут танки?
- Конечно. Но страшно было не это. Страшно стало, когда в середине дня я понял, что люди к Белому Дому не пришли. Наши усилия не увенчались успехом. Мы рассчитывали, что сразу придут сотни тысяч, как они выходили на Манежную площадь годом раньше, перед выборами съезда народных депутатов РСФСР. А тут мы увидели не сотни тысяч, а буквально сотни. Это, конечно был шок, настроение ужасное. Но нужно объяснить, что продолжался рабочий день, люди трудились, и не знали, что происходит. И наша мысль об объявлениях в метро оказалась, как выяснилось позже, очень здравой: возвращавшиеся с работы люди, услышав воззвание из уст машиниста, шли уже не домой, а к Белому Дому. К вечеру 19 августа - были те самые десятки тысяч, которых мы ждали.
- Когда вы собирали людей, то знали, что с одной стороны стрелковым и минометным оружием вооружены люди в Белом доме, а с другой — военные идущие извне? И те десятки или сотни тысяч, находящие на площади между этими двумя силами могут стать пушечным мясом в перестрелке «добра и зла»?
- Я был среди этого «пушечного мяса». У нас огнестрельного оружия не было, я знал, что с нашей стороны провокаций не будет. Но я видел, что внутри Белого Дома есть люди с автоматами...
- И любая случайность могла привести к стрельбе с обеих сторон, а посередине — вы...
- Это сейчас можно об этом думать, а тогда ставка казалась большей, чем личный риск. Кроме того, бронетехника, которая могла штурмовать Белый Дом, подошла к нему в ночь на 20 августа. К тому времени здесь народу уже было мало. К полуночи большинство разъехалось по домам, чтобы вернуться завтра.
- Какой день, с вашей точки зрения, был решающим, в момент противостояния путчистов, и граждан, пришедших защитить Белый Дом, символизирующий демократические преобразования?
- Если не обсуждать события, которые происходили во взаимоотношениях политиков, и смотреть на них именно с пространства перед Белым Домом, то каждый день был решающим. Если бы к вечеру 19 августа там не собрались десятки тысяч людей — история пошла бы совершенно другим путем.
И если бы 20 августа люди не собрались там вновь, и если бы в ночь на 20 августа не погибли трое ребят, наивно пытавшихся преградить путь бронетехнике — опять многое могло быть по-другому.
Политики занимались своей борьбой, но каждый час нашего гражданского противостояния играл свою роль.