Уже не слишком долго ждать того момента, когда политики, эксперты и журналисты начнут подводить итоги уходящего года. Вряд ли у кого-то есть серьезные сомнения в том, что миграционный кризис в странах Европейского союза будет назван в ряду событий особой важности. По оценкам ООН, количество выходцев из стран Ближнего Востока и Африки, ищущих убежища в Европе, будет превышать 1,2 миллиона человек. Впрочем, всякая статистика здесь относительна хотя бы потому, что наряду с теми, кто ищет законных путей обеспечения собственной безопасности, есть и нелегалы.
О миграционных потоках в европейские государства сегодня, без всякого преувеличения, написаны уже тома литературы. Однако нельзя сказать, чтобы количество написанного переходило бы в качество понимания этого сложного феномена. Спору нет, масштабные перемещения людей (которые уже называют вторым «великим переселением народов») вызывают разнонаправленные эмоции. И крайне трудно в имеющихся обстоятельствах сохранить отстраненную объективность. Но нельзя не заметить, что сведение сложной комплексной проблемы к двухцветной тональности, ограниченной либо «симпатизирующей экспертизой», либо ксенофобскими лозунгами, лишь мешает адекватной оценке нынешнего кризиса.
Это, к слову сказать, кризис, затрагивающий интересы отнюдь не одной только Европы, как кому-то может показаться на первый взгляд. Во-первых, положение дел в ЕС чрезвычайно заботит США, которые являются стратегическим союзником для многих европейских государств. С большинством из них Штаты состоят в одном военно-политическом блоке — НАТО. И именно Европа является самым большим и надежным якорем для распространения американских интересов в мире. Сегодня в российских СМИ вошло в моду утверждение о намерениях Вашингтона ослабить ЕС. Однако нельзя не заметить, что критическое ослабление европейской интеграции создает для США дополнительные риски хотя бы в виде появления неконтролируемых центров силы, и не факт, что они будут настроены позитивно по отношению к нынешнему мировому гегемону. Во-вторых, Евросоюз — один из соседей России, а для Москвы европейская безопасность является одним из ключевых внешнеполитических приоритетов, свидетельством чего является и особо пристальное внимание РФ к событиям вокруг Украины. Наивно полагать, что миграционная волна затронет точечно лишь отдельные страны Европы и пройдет для Российского государства совершенно незамеченной. В-третьих, корни нынешней проблемы с беженцами коренятся в растущей турбулентности на Ближнем Востоке. И до тех пор, пока данный регион будет оставаться либо площадкой для выяснения геополитических амбиций, либо опытным полигоном для улучшения внутриполитического ландшафта извне, трудно ожидать кардинальных перемен в миграционных процессах.
Таким образом, какие бы оценки нынешнему положению дел мы ни делали, очевидно, что нынешнее «переселение народов» — проблема комплексная, для качественного понимания которой следовало бы отказаться от некоторых упрощенческих, пусть и весьма удобных схем. Прежде всего речь идет о сведении всего многообразия миграционных процессов к схеме «пришли США и разрушили земной рай, существовавший при Каддафи, Хусейне или Асаде». Между тем во всех упомянутых случаях (которые при этом не сводимы к какой-то общей схеме) имелись внутренние предпосылки для недовольства властями. И многие конфликтные узлы (такие, как «курдский вопрос» для Ирака или взаимоотношения сирийских властей с «Братьями-мусульманами») завязывались не один год. Не будь их, никакое внешнее вмешательство во внутреннюю динамику в странах Ближнего Востока не привело бы к столь масштабным результатам. Стоит заметить, за то время, когда в ряде стран арабского мира были свергнуты монархии, а к власти пришли светские правители-националисты, серьезно выросло значение (и укрепилось влияние) политического ислама в различных его проявлениях, от умеренных течений и до джихадистских групп. Рано или поздно это должно было привести к серьезным общественно-политическим изменениям. Другой вопрос, что лидеры современного мира, и прежде всего США, оказались не на высоте положения. Они не смогли обеспечить качественного арбитража, предпочли этой кропотливой работе догматические подходы, абсолютизировавшие универсальную силу демократии без должного внимания к национальным, конфессиональным и региональным особенностям таких стран, как Ирак, Египет, Ливия и Сирия. И вместо купирования острых проблем произошла их мультипликация вкупе с хаосом и неопределенностью. Активное подключение «демоса» в условиях слабых властных институтов привело к стремительному разрушению государственности как таковой.
Нынешний кризис также показал, что модная ныне теория «войны цивилизаций» не выдерживает критики. Во-первых, потому что носители одних и тех же «цивилизационных групп» оказываются вовлеченными в противостояние. И речь не только о конфликтах мусульман-шиитов и мусульман-суннитов, но и различных исламистских группировок, каждая из которых борется против президента Башара Асада, но не забывает и о противостоянии друг с другом. Впрочем, слово «друг» тут не вполне уместно.
В этой связи стоит отметить, что мигранты, направляющиеся в Европу, не представляют собой какого-то единства, о чем так охотно пишут многие российские авторы. «Это — армия вторжения. Ее авангард», — констатирует писатель Михаил Веллер. Между тем при более пристальном взгляде на проблему обнаруживается, что в страны ЕС могут одновременно по разным каналам прибыть как алавиты — сторонники Асада, так и его противники разных оттенков (включая и поборников пресловутого ИГ), как арабы, так и курды. Не исключено, что на исторической родине все участники этой воображаемой «армии» в реальности воевали между собой и могут ненавидеть друг друга куда больше, чем «неверных» европейцев. Все это не должно, естественно, создавать благостной картинки, тем паче что и до миграционного наплыва европейцы уже сталкивались с проявлениями радикального исламизма. И наверняка столкнутся с ним еще не раз. Но сводить все имеющееся многообразие людей к общему знаменателю и видеть во всех приезжих носителей некоего единого организующего начала — это значит подменять анализ сложной проблемы простейшей конспирологией.
Во-вторых, «цивилизационно близкие» монархии Персидского залива оказываются не готовыми отворить свои двери для единоверцев из других стран арабского мира. Они полагаются не на абстрактные идеи солидарности, а на вполне прагматические национальные интересы (опасение сокращения местного населения, внутренней дестабилизации). В то же самое время многие влиятельные европейские общественные деятели заявляют о необходимости приема мигрантов как своеобразном критерии соответствия европейским ценностям. Не исключено, что завтра эти настроения будут уменьшаться, а «оборонный» настрой, напротив, выйдет на первый план. Но сегодня они присутствуют в общественном мнении европейских стран.
Впрочем, уже сегодня мы видим, что «единая Европа», чтобы стать таковой без кавычек, должна сделать очень многое. Следование старым политически корректным схемам без должной координации и кооперации в деле приема мигрантов, их проверки и обустройства, не говоря уже о решении внешнеполитических проблем (вопрос о замирении Ближнего Востока, Африки, Афганистана никуда из повестки дня не исчез), не приводит к решению проблемы. Она просто откладывается, как шахматная партия, но с тающими надеждами на достойное ее завершение. Стало уже правилом хорошего тона критиковать страны Центральной и Восточной Европы за присущую им ксенофобию, якобы унаследованную от советской эпохи или авторитарных правительств довоенного времени. Не отрицая наличия ксенофобии (свойственной, к слову сказать, и западноевропейским обывателям), стоит отметить, что многие малые страны бывшего соцлагеря прошли непростой опыт становления своей национальной идентичности и государственности. И как следствие, стремятся дуть на воду, опасаясь масштабных этнодемографических изменений в связи с миграционным наплывом. И скорее всего в Хорватии, Болгарии или Венгрии отношение к мигрантам не будет идентичным тому, что есть сегодня в Германии. Следовательно, нахождение баланса между общеевропейской солидарностью и особенностями отдельных стран, их национальными интересами потребует от европейских политиков нетривиальных подходов, не вписывающихся в популярную прогрессистскую логику, в соответствие с которой ЕС идет от успеха к успеху.
По справедливому замечанию известного российского эксперта-международника Федора Лукьянова, «ни Ближнего Востока в том виде, как мы знали его в ХХ веке, ни Европы, о которой привыкли говорить как о практически неизменной данности, больше нет». Но констатации фундаментальных перемен недостаточно. Крайне важна выработка новых правил игры, в которых не догмы (светлое коммунистическое или либерально-демократическое будущее), а прагматика, баланс интересов и солидарная политическая ответственность будут на первом плане. Повторение старых мантр на фоне недоверия между Востоком и Западом лишь усугубит имеющиеся проблемы и добавит к имеющемуся списку новые вызовы.