— Тамара Георгиевна, как вам такие предложения?
— Бастрыкин по сути предлагает отказаться от действующего Основного закона. Положения о международно-правовых нормах как составной части российской правовой системы находятся в первой и второй главах Конституции, которые можно изменить, лишь приняв новую Конституцию. Такая правка равносильна смене государственно-правового строя.
— Считаете, не стоит менять?
— Я считаю эту идею, хотя такие слова в наши времена не очень хочется употреблять, просто антинародной. Сегодня согласно Конституции наше государство должно обеспечивать своим гражданам международный стандарт защиты прав и свобод. Отказ от этого стандарта или установление других своих, пониженных стандартов — удар по интересам граждан. С моей точки зрения, правам человека не могут быть противопоставлены никакие другие публичные ценности, не исключая суверенитет и безопасность государства. Потому что данные ценности провозглашаются исключительно в целях обеспечения защиты прав и свобод. Если делу, как говорится, будет дан ход, то отказаться придется от многого. От того, что права и свободы являются высшей ценностью, от того, что гражданин в случае нарушения его прав может обращаться в наднациональные инстанции... Не знаю, кто может поддержать такую инициативу. На мой взгляд, реализовать ее можно только с помощью силового варианта.
— Но в принципе точка зрения Бастрыкина вполне соответствует недавнему решению Конституционного суда, признавшего приоритет российской Конституции над Европейской конвенцией о защите прав человека.
— Нет, не вполне. Это искаженное представление о существе решения. КС записал, в частности, что никакой орган власти не вправе сам отказаться от исполнения решения, принятого Европейским судом. В спорных ситуациях последнее слово остается за Конституционным судом. Причем круг органов и лиц, которые могут обратиться в КС с такими запросами, строго ограничен. Это суды — в тех случаях, когда вердикт ЕСПЧ обязывает их пересмотреть принятые ими акты, а также правительство и президент, если они сочтут то или иное решение ЕСПЧ в отношении России неисполнимым без нарушения Конституции. Словом, ни Бастрыкин, ни прокуратура, ни Минюст, ни какие-либо иные чиновники не вправе самостоятельно решать вопрос о том, исполнять им решения ЕСПЧ или нет.
— То есть у вас это постановление возражений не вызывает?
— Нет, я не могу сказать, что у меня нет никаких возражений. С точки зрения юриста можно привести целый ряд положений, которые вызывают как минимум определенные сомнения. Но главное, что там написано, — то, что Россия не стремится к самоизоляции, что она подчеркивает необходимость достижения консенсуса. Ведь все международное право — это область консенсуса. Никто ничего никому не может продиктовать. Просто если кто-то хочет очень далеко уйти от согласованных норм, то тогда должен покинуть состав государств, заключивших такое соглашение. Только и всего.
— Одним из главных аргументов сторонников правки Конституции является ссылка на международный опыт. Мол, формула о приоритете принципов международного права была навязана Америкой странам, которые потерпели поражение во Второй мировой войне. А в 1990-х, дескать, «капитулировали» и мы.
— Это чистая политика, права в таких рассуждениях нет совсем. И потом, все неправда. Это мы сами навязали в свое время половине мира свой миропорядок. Нам же никто не навязывал. О чем мы говорим?..
— И все-таки как много в мире стран, в конституциях которых присутствует такая же или похожая формула?
— У большинства европейских стран нормы международного права признаются имеющими такую же силу, как национальный закон или национальная конституция. Но это не касается области прав и свобод человека. Поскольку страны заключили соответствующее межгосударственное соглашение, международные нормы здесь везде ставятся выше. А если в каком-то конкретном случае приоритет отдается национальному праву, то лишь на том основании, что оно предоставляет более высокий уровень гарантий. Кстати, тот же аргумент присутствует и в недавнем постановлении нашего Конституционного суда.