Еще в прошлую пятницу я сидел в Донецке на кухне у друзей в самом необстрелянном пока Пролетарском районе и слушал их усталую беседу с кумовьями. Кумовья - воцерковленные православные, что не так часто на Донбассе встретишь. Еще они торговцы продуктами, имеют пару магазинов, где до войны торговали курятиной и всякой вкусной всячиной. Они всей душой за ДНР, помогают ополченцам и поэтому имеют среди них множество источников информации. Еще они перед войной построили большой дом и, «Бог надоумил» - ошиблись с ямой под фундамент. В итоге получился вроде как бесполезный огромный подвал, практически пятикомнатная квартира. Там теперь оборудовано все для жизни и отдыха и именно там вся семья переживает все обстрелы.
Мои друзья только устало отмахиваются от информации о грядущем начале военных действий: «Надоело! В марте ждали, к Пасхе пару ночей в подвале ночевали «на всякий случай», теперь снова войну обещают!». Я обнаружил, что со временем народ устал и как-то поостыл к слухам о начале новой большой войны. Другое дело — локальные обстрелы. Дончан, к примеру, мало интересует, что там под Мариуполем – им главное, будут ли обстреливать их городские районы.
В Донецке гремит по ночам, снаряды падают в многострадальные и малолюдные кварталы Киевского района, а люди очень боятся артиллерии на дни больших гуляний – 9 и 11 мая в городе собираются шумно отмечать День победы и годовщину референдума.
А во вторник я ездил в Гнутово, где стоит последний украинский блокпост по дороге в Новоазовск. И опять услышал о грядущем наступлении ополченцев.
«Посмотри на карту! – веско объяснял мне командир взвода отдельной роты милиции специального назначения «Туман» Олег – Если и будет наступление на Мариуполь, то только со стороны Новоазовска через Гнутово! Там есть поле для маневра и укреплено все значительно меньше, «Сталинграда» устроить негде!».
Батальон «Туман», недавно преобразованный в роту, создан в декабре 2014 из бывших и действующих сотрудников милиции. Костяк – добровольцы из батальона «Полтавщина». База у них в мариупольской школе милиции. Там можно встретить самых нереальных персонажей. Например, Сашу, который ехал в джипе рядом со мной в Гнутово. Он на днях в одиночку без оружия взял двух преступников. «Я домой шел – спокойно рассказывает он – А тут двое молодых крепких ребят за мужиком гонятся. Догнали, повалили и ногами в голову его! За секунды, что я подбежал и «успокоил» их, ногу ему успели сломать, лицо здорово разбить».
Я смотрю на Сашу, камуфляж скрадывает фигуру, и он то ли сильно крепкий, то ли толстый – не поймешь. И как за секунды эффективно уложить двух бойцов голыми руками я тоже не пойму. Но тут Саша начинает меня удивлять: «Я из Харькова. В спортивном клубе «Оплот» занимался боями без правил. На чемпионат Европы ездил, серьезно все было! Нет, на Антимайдан не ездил. И на Майдан меня тоже не тянуло. Уже потом, как все началось, записался в батальон «Полтавщина». А оттуда сюда пришел. Теперь буду поступать в милицейскую академию в Харькове».
Боец без правил имеет уникальный позывной – «Троллейбус»!
Перед Гнутово, заезжаем на блокпост в пригороде Мариуполя поселке Виноградное. Тут гордость роты – Ваня. Он еще больше «Троллейбуса» и не снимает «балаклавы» – не хочет показывать лицо фотографу. Говорит на суржике, автомат из рук не выпускает и все время как -то нежно его поглаживает:
- Я участковый из села в Амвросиевском районе. Рядом был застава пограничников. Я к погранцам и прибился. Вместе выходили из тыла ополченцев пять дней, там свой автомат в бою первый добыл. На нас в лоб группа «Русской православной армии» вышла, ну и пришлось …уничтожить пять человек. Сдал потом тот автомат, а вот с этим воюю. Полгода сначала в разведке, потом на зенитно-артиллерийской заставе воевал. В Песках был, да где только не был!»
В феврале Ваня вернулся в спецназ милиции по уважительной причине – нужно жить и помогать сыну. С женой не общаются – разные политические взгляды, а сыну восемь лет, и он про политику еще ничего не знает. Теперь всей ротой с привлечением командования пытаются помочь Ване отбить у государства зарплату его милицейскую за полгода войны. Из его райотдела всего трое на территорию Украины вышло, остальные благополучно служат в полиции ДНР до сих пор. И пограничники из местных остались – теперь пропускной пункт от имени ДНР контролируют. А большой Ваня как-то стесняясь говорит: «Я присягу один раз дал, еще в бригаде морской пехоты в Феодосии. Я так жизнь понимаю!».
Блокпост в Гнутово нетипичный – очереди нет, все довольно быстро и, главное, обнаруживаю два перекрытых бетонными плитами мощных убежища – для пассажиров автобусов на случай обстрела. Последний раз пара мин прилетала сюда в воскресенье и приземлилась в зарослях камыша рядом. А мирных последний раз приходилось прятать в убежищах уже давненько, еще в январе. Но ощущения тыла у бойцов нет, может быть поэтому и проезжающих обслуживают так быстро – чтоб не создавать лишнего скопления людей и транспорта. Пограничники, милиция, армия, фискальная служба, СБУ – кого тут только нет. И откуда только нет – одно из убежищ украшает надпись «Криiвка №2, м. Львiв».
Нарываюсь на майора пограничника, с которым Ваня выходил из под Амвросиевки. Он зовет себя по позывному «Алекс», но лица совсем не прячет: «Я лейтенантом несколько лет в Новоазовске служил и жена у меня пограничник-кинолог оттуда же. Так что всех там в лицо знаю и они меня все знают. В Гнутово на блокпосту лицо специально не прячу – дополнительная гарантия, что никто лишний не поедет сюда, глупости не совершит никакой!» Майор охотно фотографируется на память у указателя «Гнутово» и посмеивается над моим интересом к его автомату : «Сам всем оброс за войну! Оптический прицел - не штатный, обвесы нацепил для фонаря, но не надеваю его пока – в зданиях не воюем сейчас. Камуфляж сам купил армейский, берцы на службе выдали, но они канадские из межгосударственной помощи, куртку волонтеры из Одессы привезли. Что еще интересует?»
Меня интересует, когда закончится война. Он, подумав, отвечает: «Когда политики договорятся хотя бы о перемирии. А противостояние с Россией боюсь надолго . Кровь между нами еще долго стоять будет».
Я не спорю. Я еду обратно.