Что ж: после 16 часов бессонных дебатов новейшие минские договоренности о перемирии на Украине достигнуты. По смыслу и содержанию они почти ничем не отличаются от прежних, 19 сентября 2014-го. Существенная разница лишь в том, что:
— новые соглашения впрямую освящены авторитетом лидеров четырех официальных стран — России, Германии, Франции и Украины;
— за минувшие полгода территория, контролируемая самопровозглашенными ДНР и ЛНР, выросла на 550 кв. км.
Как и в сентябре, в Минске договорились о прекращении огня (с нуля часов 15 февраля — в День всех влюбленных, 14-го, убивать будет еще можно), отводе тяжелых вооружений (зона безопасности между сторонами составит от 50 до 140 км), особом статусе «отдельных районов» Донецкой и Луганской областей Украины, тотальной амнистии для боевого актива ДНР и ЛНР, децентрализации управления страной и внесения соответствующих поправок в украинскую Конституцию до конца 2015 года. К этому же концу года Украина вроде как восстановит контроль над своей границей с Россией (ой ли?). Еще, кажется, в порядке обмена пленными будет освобождена знаменитая летчица, депутат парламента Украины Надежда Савченко. По словам хозяина мероприятия президента Белоруссии Александра Лукашенко, участники саммита чуть не объелись экологически чистыми белорусскими продуктами и выпили «несколько ведер» кофе. А журналист одного из РФ-изданий в буквальном смысле слова облаял в кулуарах саммита группу украинских коллег. Вот прямо залаял, как всамделишный пес.
Все. Мир?
Едва ли. Прекращение огня если и случится, то, на мой взгляд, не навсегда и даже не слишком надолго. Почему?
Во-первых, по концепции случившегося, «отдельные районы» Донецкой и Луганской областей превращаются в непризнанное государство и территорию замороженного конфликта — своего рода Приднестровье-2. Этот статус-кво, исходя из сегодняшних украинских/европейских реалий, не может быть зафиксирован на веки вечные.
А во-вторых и главных, нимало не устранена первопричина всего, которая состоит в желании официальной России вернуть к жизни ялтинско-потсдамский мир.
Многие — причем среди не только политиков-чиновников кремлевского образца, но и вполне независимых экспертов-наблюдателей — почему-то считают, что ялтинско-потсдамское мироустройство, установленное по итогам Второй мировой войны, все еще существует. Именно такой смысловой дух витал над форумом, прошедшим на минувшей неделе в Ялте в ознаменование 70-летия той самой, Ялтинской (Крымской) конференции. Знаменательно, что в Ялте на этот раз все же открыли памятник Франклину Рузвельту, Уинстону Черчиллю и Иосифу Сталину. Работы Зураба Церетели. Пять лет назад отложенный в сторону из-за того, что для очень уж многих частей современного населения, и не только для крымских татар, Сталин — совсем, мягко говоря, не праздничный символ.
На самом же деле ялтинско-потсдамского мира (далее для экономии газетной площади будем называть его просто ЯПМ) не существует. Уже больше 25 лет. По крайней мере, с 9 ноября 1989 года. Когда рухнула Берлинская стена. А вместе с ней завершил свое европейское существование и весь коммунистический лагерь, он же Восточный блок.
ЯПМ строился на жесткой конкуренции двух глобальных систем — коммунистической и некоммунистической. Победила вторая. Поскольку предложенные ею образцы общественно-государственного устройства оказались, в конечном счете, качественно привлекательнее для большинства стран и народов. (А не особенно потому, что Саудовская Аравия обвалила цены на нефть, чем нанесла непоправимый урон экономике позднего СССР.)
ЯПМ предполагал контроль над территориями как важнейший элемент государственного могущества. Фиксированные зоны влияния сверхдержав. Особую роль вооруженных сил в поддержании миропорядка, т.е. себя самого. («Сколько дивизий у Папы Римского?» — саркастически вопрошал Сталин, желая подчеркнуть, насколько его красный режим сильнее какого-то там Святого Престола. В ответ, как мы помним, Папа Пий XII предложил «сыну моему Иосифу» встретиться с ватиканскими дивизиями на небесах. Что, конечно, своевременно произошло.)
Постялтинский мир, начавшийся в конце 1989 года, — совсем другой. Контроль над территориями в нем вторичен. Военная мощь все еще важна, но уже уступает по значению интеллектуальной и технологической. Сферы влияния ныне лежат вне и поверх государственных границ; само влияние достигается не силой, но умением создавать привлекательные образцы: политические, социальные, технологические, моральные.
После распада Советского Союза, который неизбежно должен был последовать в историческое небытие за ЯПМом, Россия оказалась в двойственном положении. С одной стороны, наша страна — формальный правопреемник СССР, порукой чему — унаследованные от прямого предка ядерное оружие, кресло постоянного члена Совета Безопасности ООН и т.п. С другой — государство Российская Федерация в его нынешних границах и с его базовой жизненной доктриной возникло именно на руинах СССР и в противостоянии с Империей. Потому мы много постсоветских лет кряду утилизировали советское наследство и параллельно создавали антисоветское по содержанию государство.
Хочу напомнить, что СССР изначально строился на господстве одной идеологии, примате военно-промышленного комплекса, низком уровне коррупции и бытовых свобод. РФ же — на отсутствии госидеологии, высоком уровне интеграции во внешний мир, примате сырьевого комплекса, высоком уровне коррупции и бытовых свобод. Советский Союз проиграл холодную войну, положившую конец ЯПМу. Россия, напротив, стала одним из ее фактических победителей и выгодоприобретателей.
Так что реального правопреемства нет и не было, чего ни придумывай.
И теперь мы, не восстанавливая СССР — что, разумеется, совершенно невозможно, — устремились обратно в ЯПМ. Почему и зачем?
В Кремле вам, думаю, ответили бы так. РФ долго хотела стать неотъемлемой частью Большого Запада и, стало быть, — постялтинского миропорядка. Но нас в результате кинули. За своих так и не признали. Долго унижали и прикладывали многонациональной мордой об стол — несмотря на то, что мы несли этому чертову Большому Западу триллионы наших нефтегазодолларов. А западные мерзавцы лишь высокомерно издевались. И доиздевались до украинской революции (февраль 2014 года), она же организованный США (а кем же еще?) государственный переворот. Поэтому у нас нет выбора, кроме как попытаться восстановить ЯПМ — хотя бы частично и в миниатюре. Чтобы, страшимые нашей огневой мощью и готовностью беспрекословно умереть, США и Евросоюз (т.е. группа марионеток Америки, ошибочно полагающих себя самостоятельными игроками) снова признали за нами права на фиксированные зоны влияния и договорились о каком-нибудь разделе мира. Не таком размашистом, как в 1945-м, но все-таки.
Я бы ответил на вопрос о новой ЯПМизации нашего государственного сознания чуть попроще и покороче. Мы снова хотим в молодость. Когда нас пусть не любили, но во всяком случае уважали. И мы никак не видели оснований презирать самих себя.
А молодость — это ЯПМ, только 70 лет спустя. Украина — не конечная цель наших сверхусилий. А — рычаг, предмет для торга, для частичного возвращения Ялты–Потсдама.
А с этим Запад согласиться не может. Ведь холодная война закончилась вполне определенным образом. И чтобы отменить ее результаты, требуется как минимум еще одна мировая война. Кто к ней готов?
И вообще: как же это можно фарш истории безболезненно провернуть назад?
И какие бы бумаги ни подписывались в Минске, Нормандии или в любой другой части суши, противоречие между московским влечением к заколоченной двери в ЯПМ и твердым желанием Запада оставить эту дверь заколоченной навсегда не исчезает. Оно только нарастает.
Притом все мы, конечно, хотим мира. И потому центральную проблему предпочитаем игнорировать, словно ее не существует на свете.
А война в Европе, которая уже идет и унесла, по разным данным, от 7 000 до 50 000 (! — так вроде бы считает разведка ФРГ) жизней, может прекратиться только в одном месте. В нашей голове.
Если мы посчитаем, что этот несчастный ЯПМ нам на фиг не нужен, а лучше мы станем полноформатными европейцами — и даже, если получится, возглавим движение в Европу некоторой части постсоветского мира, — то исчезнет предмет войны. И она закончится. Действительно, в таком случае — надолго.
Но тогда нам придется перестать обвинять во всем США, научиться признавать большие и малые ошибки, вернуть демократию, победить коррупцию, возделать миллионы квадратных километров пустых и пустеющих территорий, вернуть в страну нефтетриллионы и вложить их в новейшие технологии, встать с исторического дивана, отлипнуть губами от бутылки исторической водки, вдохнуть полной грудью мировой воздух — и т.п.
Это все очень сложно. «В этой жизни умереть нетрудно — сделать жизнь значительно трудней» (с). И еще мы очень любим, чтобы было прикольно и интересно. А война — универсальный прикол, не так ли? Ведь у нас широкая донельзя душа. Нам, как учил нас еще прошлой весной на своей пресс-конференции Владимир Путин, на миру и смерть красна.