Справка «МК»: Москвителев Николай Иванович — заслуженный военный летчик СССР (1926), кандидат военных наук (1984), кавалер орденов Октябрьской Революции, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, трех орденов Красной Звезды, орденов Болгарии и ГДР, а также обладатель 24 медалей, в том числе медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». Сейчас руководит Клубом заслуженных военных летчиков, летчиков-испытателей и штурманов, в котором состоит 407 человек. В том числе 20 Героев Советского Союза и России, а также 32 летчика- и штурмана-испытателя.
— Наш клуб шефствует над двумя воинскими авиачастями, — рассказывает Николай Иванович, — над полком маршала авиации Покрышкина в Калининградской области и 790-м подмосковным в Хотилове. Хорошие там ребята, летают на современных самолетах. Один из молодых офицеров даже стал моим личным подшефным — старший лейтенант Малевин. Я его ращу.
— Как это?
— А так: два года назад полк в Хотилове отмечал свое 70-летие. Нас, ветеранов, пригласили на юбилей. Я поинтересовался у командира, кого из молодых летчиков он считает наиболее перспективным? Он назвал лейтенанта Малевина — выпускник 2010 года, к тому времени уже три года прослужил в этом полку.
И вот когда на торжественном построении мне дали слово, я вышел перед всем полком и говорю: «Лейтенант Малевин, ко мне!» Он ничего не знал, растерялся, но подошел и отрапортовал как положено: «Товарищ генерал-полковник…». Я поздравил его и вручил подарок — часы, но непростые. На них вместо циферблата — годы. А вместо стрелок — погоны: лейтенант, старший лейтенант, майор — и так до генерала.
Так мы и подружились. Теперь вот он мне постоянно звонит, докладывает. Я ему уже запретил называть себя и генерал-полковником, и командующим, он зовет меня Николай Иванович, а я его просто Саша.
Последний его доклад был буквально полмесяца назад. Говорит, налетал в этом году 108 часов на МиГ-31, получил 2-й класс, стал командиром отряда. Сейчас его готовят на инструктора, он получил два провозных полета, чтобы осуществлять дозаправку в воздухе — а это сложнейший элемент.
— МиГ-31 вообще серьезная машина...
— Очень серьезная. Ваш покорный слуга начинал знакомство с ней с макетной комиссии и уже после маршала Савицкого — сначала он был председателем Госкомиссии по этому самолету, вместе с Константином Константиновичем Васильченко доводил его до ума. А недавно эта машина прошла модернизацию. У нее теперь «новое лицо», характеристики и высочайшие возможности.
— Мне довелось присутствовать в Комитете Госдумы по обороне, где решался вопрос о модернизации и возобновлении поставок МиГ-31 в войска, и я видела, как представитель ОАК с главкомом ВВС были против того, чтобы дорабатывать МиГ-31. Они говорили: самолет устарел, лучше сделать новый. Ох, Светлана Савицкая тогда дала им жару...
— Да, она молодец. Отец — маршал Савицкий — ею бы гордился… А тем, кто выступает против МиГ-31, я говорю так (имею право, они ведь мне в сыновья годятся): ребята, вы смотрите во вчерашний день, будто сейчас сороковые годы прошлого века и воевать вы собираетесь как в Великую Отечественную. Сегодня надо мыслить иначе, современно. И в первую очередь о том, как и каким оружием лучше защитить наше небо. А вы так не думаете, поддерживаете в основном пехоту.
— Ну, не будем так уж про пехоту, ее тоже надо поддержать. Хотя и странно от человека вашего поколения слышать такое. Обычно ветераны приводят в пример Великую Отечественную как неоспоримый эталон, а вы за это критикуете и призываете мыслить современно.
— Именно современно! И то, что сейчас Генштаб работает над созданием Воздушно-космических сил, моя душа ветерана-летчика горячо поддерживает. Я хочу, чтобы они стали главным видом Вооруженных сил. Подчеркиваю: не родом войск, а именно видом! Куда бы вошла истребительная авиация с истребителями дальнего перехвата, силы зенитных ракетных и радиотехнических войск, а может, даже морская авиация и подлодки. Потому что небо России мы должны защищать всеми имеющимися у нас силами. А пока получается, что авиация в тени остается. Это неправильно. Без авиации не было, нет и не будет на свете такой силы, которая могла бы надежно защитить небо.
— Я тоже отстаиваю эту точку зрения, причем в армейской среде. Всегда говорю: посмотрите на Ирак, Югославию… Как начинаются все современные войны? С воздушно-космической операции. А в ответ часто слышу: дескать, пока на территорию противника не ступила нога пехотинца, ни одна война не может считаться выигранной.
— Это старая формула. Сегодня нога пехотинца ступит на землю противника лишь после того, как там будет все окончательно зачищено с воздуха. Ступит просто чтобы зафиксировать победу, занять территорию.
— Еще в качестве контраргумента часто приводят Афганистан или Чечню. Там ведь не было никакой глобальной воздушно-космической операции, но наша армия воевала.
— Я говорю не о вооруженных конфликтах, где наши войска проявили огромное мужество и героизм. Войной можно назвать такие боевые действия, когда в них с обеих сторон принимают участие все виды вооруженных сил. А кто в Афганистане или Чечне воевал в воздухе со стороны нашего противника? Никто.
— Вы хотите сказать, если на Россию кто и задумает напасть, то как раньше, местечково, с ней воевать никто уже не будет?
— Да. Если будет большая война или даже небольшая, она в любом случае начнется с неба.
— Потому вы считаете своевременным создание воздушно-космических сил?
— Думаю, это надо было делать еще лет пять назад как минимум.
— Но пять лет назад, при Сердюкове и Макарове, шли другие процессы: всю авиацию сгоняли на авиабазы по типу американских, где на аэродромах крыло к крылу ставили сотни самолетов. Говорили: так дешевле содержать и технику, и аэродромы. А то, что это снижало боеготовность, Генштаб почему-то не волновало: пара ударов противника высокоточными ракетами — и с такого аэродрома никто бы уже не взлетел. Все это громко называли реформой.
— К тому, о чем вы говорите, я отношусь крайне отрицательно. Когда Минобороны руководил Сердюков — и это не только мое мнение, а мнение всех ветеранов, — было сделано много такого, что теперь приходится исправлять.
— Что же вы тогда молчали?
— Мы не молчали, говорили, иногда кричали, но нас не слышали. Вот, допустим, перед очередным праздником собирает нас министр обороны Сердюков. В зале более 100 генерал-полковников, маршалов, адмиралов… Мы ему — про боеготовность, а он нам — про то, что увеличилось количество жилой площади, про медицинское обеспечение, про то, как хорошо стали кормить… А как он будет говорить о боеготовности, если ничего в этом не понимает?
— Считаете, ущерб армии был нанесен огромный?
— Конечно. Переход на бригадную систему, создание этих громоздких авиабаз вместо мобильных авиаполков…
— Но убрали его и теперь приглашают в суд свидетелем вовсе не за то, что он нанес колоссальный урон военной организации государства, а за какие-то сомнительные коммерческие сделки…
— Сердюков принес стране многомиллиардные доходы за счет продажи военных объектов…
— Стране? Может, кучке приближенных?
— Не знаю. Надеюсь, все же стране. И более — ничего. В смысле роста и строительства Вооруженных сил за пять лет его руководства не было никакого продвижения. Скорее наоборот. Потому сегодня руководству Минобороны очень непросто. Благо начальник Генерального штаба теперь мудрый и порядочный человек, мне приходилось с ним общаться — это стратегически мыслящий военачальник. Думаю, нынешней армии с ним очень повезло.
— Приятно слышать такое от летчика по отношению к сухопутному генералу.
— Я сужу о человеке по числу принятых им умных решений. В том числе относительно нового вида Вооруженных сил — ВКС. Хочу, чтоб в нем истребительная авиация, дальние перехватчики обязательно были на всех четырех направлениях. Я имею в виду Дальний Восток, Балтику, Черное море и Север.
— То, что теперь большое значение придается Северу, считаете, верно?
— Очень верно. Во времена моего руководства авиацией ПВО страны — а я 10 лет был командующим — у нас там имелись аэродромы рассредоточения, «подскока». Мы эскадрильями, полками летали, осваивали, содержали самолеты в хорошем состоянии. Когда к власти пришел Сердюков, все стали продавать, грабить… И вот только сейчас мы возвращаем свои позиции на Севере. А ведь северное воздушно-космическое направление было и остается самым главным направлением для того, чтобы можно было крепко держать оборону всей нашей страны.
— В СССР северное воздушно-космическое направление считалось стратегическим, так как это самый короткий путь к промышленным и административным центрам страны для авиации противника и минимальное подлетное время для его средств поражения, включая МБР. Затем военный контроль над этим направлением был утрачен, Север был открыт для противника. Но недавно на этом направлении было создано специальное арктическое командование.
— Молодцы! 14 аэродромов сейчас пытаются там возродить: четыре уже есть и еще десять восстанавливают. В наше время мы даже на ледовые аэродромы посылали свои истребители, в 80-е годы на Ту-128, МиГ-31 и Су-27 осваивали Новосибирские острова.
— Теперь там строится военный городок замкнутого цикла «Северный клевер» по самым современным технологиям.
— Для меня это бальзам на сердце… Ведь нами столько было пройдено, сделано, и вдруг пришли люди, которые в этом мало что понимали, и все разрушили. Но теперь я так скажу: воля министра обороны Шойгу, поддержка со стороны Верховного главнокомандующего дают уверенность, что мы буквально года через три будем настолько сильными, что со всеми мировыми лидерами сможем разговаривать на любые темы абсолютно свободно. Намного свободнее, чем сейчас.
— Но вам же близок не только Север, вы служили и на Украине, и в Германии… Кажется, даже имели отношение к истории с южнокорейским «Боингом», который был сбит в 1983 году, когда вы командовали авиацией ПВО страны?
— Да. Меня тогда первого в Генштаб вызвали, и маршал Огарков сказал: «Идите и докладывайте всему миру, как ваши летчики сбили гражданский самолет, на борту которого было 360 человек».
— Бывший главком ВВС Анатолий Корнуков, который дал команду на его уничтожение — он в то время командовал дивизией ПВО на Сахалине, — до самой своей смерти не верил, что в том «Боинге» были пассажиры.
— Я тоже так считаю. Там ведь никого не нашли, кроме членов экипажа и мальчика, который был сыном одного из пилотов. Потом один французский исследователь пятнадцать лет изучал ту катастрофу, и у него есть самый подробный отчет — кстати, у меня дома он тоже есть, — так вот этот француз убедительно доказал, что это был чисто самолет-шпион. Без пассажиров.
— А что вы думаете по поводу «Боинга», который недавно был сбит над Донецком?
— Его сбил летчик. Это несомненно.
— Вы так уверены?
— Однозначно. Версия украинского руководства про «Бук», которую они навязывают, ни одним фактом не подтверждена. Никакого «Бука» там не было. А самолеты поднимались. Версия с летчиком Волошиным выглядит очень правдоподобно. Главное, она имеет фактические доказательства: ее подтверждают фотодокументы с места катастрофы, показания очевидцев, а теперь еще и конкретные свидетели с того аэродрома, откуда Волошин вылетал на задание с ракетами и куда вернулся без них.
— Подвеска ракет действительно производится только под конкретное боевое задание, а не каждый раз, когда самолет готовят к учебному вылету?
— Да. В учебных целях боевые ракеты не вешают, для тренировки техники пилотирования летают без них. Так что ракеты подвесили, чтобы пустить их по цели.
Этот аэродром Кайдаки, под Днепропетровском, откуда вылетал Волошин, я хорошо знаю. Сам летал там с 1963 по 1967 год в качестве заместителя командира дивизии. До того еще пять лет командовал авиаполком в Севастополе, потом Покрышкин перевел меня в Кайдаки, а затем забрал к себе в Киев.
— Господи, как все перевернулось… Вам, наверное, очень тяжело теперь наблюдать за тем, что происходит на Украине? Как вы думаете, что будет дальше с Украиной, Новороссией?
— Вряд ли сейчас это кто-то знает точно… Но я думаю, без крови не обойдется.
— Уже не обошлось.
— Я говорю о большой крови…
— Не хотелось бы так заканчивать разговор. Скажите напоследок что-нибудь оптимистичное.
— Да что сказать... Помните, как в фильме «В бой идут одни старики»: «Будем жить!..»? Вот наш клуб сейчас шефствует над двумя школами, лицеем и кадетским корпусом, который мы перепрофилировали из сухопутного в воздушно-космический, — так что смену себе готовим упорно. И знаете, недавно в 9-м классе одной из школ общался я со старшеклассниками. После часовой беседы говорю: «Ребята, кто из вас хотел бы стать летчиком, подойдите ко мне. Буду помогать». Так что вы думаете? 14 мальчишек подошли, говорят: запишите нас, хотим летать.
Выходит, есть у нашей авиации будущее. А значит, есть оно и у нас…