Хочу горячо поддержать заявление Сергея Лаврова всеми руками и ногами. Мольбы — это наихудшая стратегия в международной политике. В этой сфере действуют те же самые правила, что и в дворовой драке. Если твой уважаемый партнер по переговорам (ой, пардон, соседский мальчишка, который хочет оттаскать тебя за волосы) видит, что ты даешь слабину и готов сдаться, он удваивает свои усилия в драке.
Как же тогда можно эффективно бороться с западными экономическими санкциями? Можно делать вид, что санкции — это в чем-то даже хорошо. Именно этой стратегии сейчас в основном придерживается российская власть. Каждый из нас может уже наизусть воспроизвести многократно услышанные из телевизора тезисы: какие сказочные выгоды сулит российской экономике ее переориентация с Запада на Восток и как чудесно может расцвести наше сельское хозяйство в условиях ограничения агрессивной конкуренции с европейскими фермерами.
Не собираюсь отрицать, что наш взаимный экономический бойкот с Западом дает определенный шанс некоторым секторам российской экономики. Но в целом поток подобной риторики напоминает мне знаменитый эпизод из британской политической истории 1963 года. В тот год туманный Альбион захлестнула волна скабрезных разоблачений самых разных политиков. Среди прочего юная дама полусвета, очаровательная блондинка Мэнди Рис-Дэвис дала в суде абсолютно правдивые показания о своих пикантных контактах со столпом британской аристократии — богатым как Крез лордом Астором.
Один из участников процесса сразу же поинтересовался у милой блондинки: как быть с тем, что сам лорд Астор утверждает, что он даже никогда не слышал о вашем существовании? В ответ красавица Мэнди произнесла фразу, которая в 1979 году была официально внесена в Оксфордский словарь крылатых выражений английского языка: «Но он бы сделал так в любом случае, разве не так?»
Понимая всю рискованность подобного сравнения, сразу хочу подчеркнуть: у меня и в мыслях нет сравнивать почтенных российских политиков из высших эшелонов власти ни с «забывчивым» лордом Астором, ни с игривой красоткой Мэнди. Мысль, которую я пытаюсь донести, носит совсем иной характер. Делая заявления о полезности западных санкций для российской экономики, наши политики действуют в условиях жестоко заданных правил игры. В нынешних обстоятельствах у российских лидеров просто нет иного выхода, кроме как делать подобные заявления и пытаться извлечь максимум пользы из западного экономического бойкота.
Но из всего этого вовсе не следует, что западные экономические санкции против России — манна небесная, которую с таким трепетным придыханием ждала наша экономика. Давайте скажем громко несколько очевидных вещей, которые все осознают, но которые в последнее время стало как-то неприлично произносить вслух.
Западные экономические санкции — это очень и очень плохо. Западные санкции ощутимо вредят нашей экономике. Они под корень подрывают нашу инвестиционную привлекательность, делают Россию рискованным рынком для вложений. Они лишают нас доступа к жизненно важным новым технологиям и тормозят процесс модернизации. О том, чего еще плохого они делают, я мог бы говорить долго. Но скажу самое главное. Экономические санкции против РФ работают. И в Кремле, и в Белом доме об этом прекрасно знают.
Такое признание возвращает нас к вопросу, который я уже задал: как же Россия может в подобных условиях эффективно бороться с западными санкциями? Как все мы хорошо знаем из древнекитайской философии, иногда лучший способ выиграть сражение — избежать этого сражения. У России уже нет возможности прибегнуть к такому способу. Но, казалось бы, абстрактные философские размышления все равно указывают нам выход из тупика или, по меньшей мере, подсказывают, где этот выход следует искать.
Как заставить своего партнера по мировой политике сделать тот или иной шаг? Надо сделать так, чтобы партнер сам пришел к выводу: этот шаг однозначно отвечает его интересам. Думаю, что спорить с теоретической верностью такой мысли никто не решится. Но как можно «перевести» ее в конкретные, практические шаги?
Частично Россия это делает с помощью ответных экономических санкций против Запада. У внутрироссийских любителей теории «мы как страна ничего не можем. Пора поднять лапки вверх и принять суровое, но справедливое наказание Запада» есть любимая игра: взять какой-нибудь масштабный экономический показатель Европейского союза, сравнить его с суммой ущерба ЕС от наших экономических санкций и провозгласить: «Да это же булавочный укол!»
Не буду рассуждать о том, что и булавкой можно уколоть очень больно. Опять же перейду к основному: российские экономические санкции против ЕС тоже работают. Конфликт с РФ — один из важных факторов, которые тянут вниз европейскую экономику. И если этот конфликт затянется, то для экономического здоровья Европы будет только хуже.
Другой способ, с помощью которого власти России подталкивают западников к мысли «отмена санкций выгодна нам самим», крайне неприятен и болезненен для жителей РФ. Речь идет о действиях официальной Москвы, основанных на принципе «а нам все равно!». Наша власть дает понять своим международным партнерам: да, ваши санкции приносят нам реальный вред. Да, у нас падает рубль, ухудшаются условия жизни населения. Но ваши санкции не затрагивают наших возможностей делать такие политические шаги, какие мы считаем жизненно необходимыми. Поэтому не тешьте себя иллюзиями: какие бы новые санкции вы ни ввели, русский медведь будет терпеть боль и упорно двигаться вперед.
Такой «способ убеждения» западников может быть эффективен только в случае, если он не основан на блефе. И это настраивает меня на довольно пессимистический лад относительно условий жизни страны в 2015 году и далее. Поэтому перехожу к третьему направлению действий — направлению, на котором, с моей точки зрения, российской власти есть смысл сосредоточить свои усилия.
Речь идет об украинском урегулировании — создании такой политической конструкции, в рамках которой Донбасс и Украина могли бы мирно сосуществовать. Если верить официальным заявлениям Путина, то может создаться впечатление, что я ломлюсь в открытую дверь. ВВП постоянно говорит о том, что Россия больше всех желает скорейшего мирного урегулирования на Украине.
Я, безусловно, верю в искренность путинских заявлений на этот счет — скорейшее замирение на Украине объективно отвечает самым фундаментальным национальным интересам России. Но у меня нет ощущения, что дверь, в которую я ломлюсь, является настежь открытой. В нынешней ситуации мало желать скорейшего урегулирования на Украине. Надо еще представлять, как именно такое урегулирование может выглядеть, — и не просто представлять, а всячески продвигать свое видение.
Возможно, такое видение у ВВП есть. Но если так, то я с готовностью признаюсь в своем профессиональном провале: я понимаю, чего конкретно Россия не хочет на Украине. Но я не очень понимаю, чего конкретно Россия на Украине хочет. Общие фразы про мир, дружбу и стабильность — не в счет. Нужна конкретика. А этой конкретики пока не видно.
Повторюсь, возможно, эта конкретика находится в сфере тайной дипломатии. И это нормально. Реальная политика делается не на глазах у репортеров, а в тиши закулисья. Но не исключено и то, что Россия в отношении Украины не до конца избавилась от привычки вести реактивную политику — политику, основанную на постоянном реагировании на ход событий, а не на стремлении добиться какой-либо четко сформулированной цели.
Надеюсь, что речь идет все-таки о первом варианте, а не о втором. А пока осмелюсь открыть себя для обвинений в панибратстве и дать почтительный совет министру Лаврову. Правильно мыслите, Сергей Викторович! Умолять не надо. Надо работать, проявлять искусство дипломата. И тогда все у нас наладится — может быть.