— Начнем с предварительных результатов прошедших выборов: на данный момент их победитель официально не объявлен, было принято решение о пересчете голосов, но каждый из двух кандидатов уверен в своей победе. Известно, что в первом туре Абдулла Абдулла с ощутимым отрывом (порядка 14%) победил соперника, но уже во втором туре уступил ему — также с весомым отставанием (порядка 13%)...
— Процедура пересчета голосов была начата по договоренности между Абдуллой Абдуллой, Ашрафом Гани Ахмадзаем и госсекретарем США Джоном Керри. Охрана бюллетеней на период пересчета осуществляется силами НАТО, и процедура должна была завершиться еще к началу августа. Этого не удалось добиться, пересчет голосов был полностью остановлен на период празднования Ид аль-Фитр (Ураза-байрам). Ранее Хамид Карзай, уходящий президент, намеревался передать власть преемнику на пятый день праздника Ид аль-Фитр, однако неизвестна не только дата инаугурации, но и имя победителя.
Хотя Абдулла и Ахмадзай «поменялись местами» — по предварительным результатам второго тура, — вполне возможно, что тщательный пересчет может дать совсем другие цифры. Так что интрига сохраняется. Как говорят в Афганистане некоторые люди, близкие к процессу выборов, доктор Абдулла победил еще в первом туре (для этого ему надо было набрать не менее 50%, но, согласно официальным данным, за него в первом туре проголосовали 45%. — «МК»), но благодаря усилиям ряда чиновников из ЦИК Афганистана и членов предвыборного штаба Ахмадзая были аннулированы результаты голосования в провинции Герат, и Абдулла потерял порядка 200 тысяч голосов.
Почему Ахмадзай обогнал Абдуллу во втором туре? Пока пересчет голосов не завершен, можно лишь строить предположения. Теоретически, как показывает практика избирательных кампаний в России и других странах СНГ — а я считаю Афганистан государством, по своим политическим чертам более близким постсоветским центральноазиатским государствам, нежели странам Южной Азии, — такого рода повороты часто имеют место. Это, как правило, связано с тем, что во второй тур выходил действующий глава государства, а ко второму кандидату — от оппозиции — стекались все голоса протестного электората. Однако ситуация в афганской политической культуре позволяет думать, что отрыв Ахмадзая во втором туре был обусловлен не столько электоральными факторами, сколько административным ресурсом — не стоит исключать серьезных вбросов и фальсификаций в его пользу. И я допускаю, что если пересчет голосов будет честным и прозрачным, то Абдулла может стать президентом страны.
— Абдулла, к слову, упрекал уходящего президента Карзая в том, что тот использовал свое положение для влияния на выборы. Хотя сам Карзай обещал сохранять беспристрастность...
— Хамид Карзай — трагическая фигура этих выборов. Прошедшая кампания показала, что, условно говоря, операция «Преемник», задуманная Карзаем, провалилась полностью, с треском и до основания. Речь идет о бывшем министре иностранных дел Залмае Расуле, набравшем в первом туре немногим более 11%. Попытки «протащить» его во второй тур, предпринятые Карзаем, также не увенчались успехом. Возможно, Абдулла, говоря о Карзае, имел в виду его поддержку Ахмадзая во втором туре выборов. Преувеличивать возможности Карзая не стоит, но и списывать его с политических счетов рано — неизвестно, кем он будет после передачи полномочий новому президенту. Сейчас он «хромая утка» из-за своего статуса уходящего президента, однако он остается влиятельным афганским политиком, и выбор у него обширен — от радикальной оппозиции до роли некоего относительно честного маклера, посредника, потребность в котором всегда есть в афганском политическом процессе.
— Нельзя списывать со счетов и тот факт, что второй тур стал для голосовавших выбором именно межэтническим — между пуштуном Ахмадзаем и таджиком Абдуллой. Какой президент с этой точки зрения сейчас больше нужен Афганистану?
— Соперничество на выборах действительно проходило, в числе прочего, и по клановому, по этническому принципу. Поэтому данные выборы могут стать важной вехой в развернувшейся несколько лет назад в Афганистане общественной дискуссии на тему того, кого считать национальным меньшинством. Традиционно о пуштунах говорят как о большинстве, но некоторые серьезные афганские эксперты и политики уже оспаривают это. Считалось, что в Афганистане может править лишь пуштун, причем только из субэтноса дуррани (к дуррани принадлежит и Карзай. — «МК»). На прошедших выборах, если мы говорим о втором туре, не было ни одного кандидата из дуррани. Если президентом станет Абдулла, то встанет вопрос, не стоит ли вообще отказаться от понятий меньшинства и большинства. Но даже если победит Ахмадзай, очень тяжело будет говорить о триумфе пуштунов.
— Оба кандидата заявили о том, что не стремятся к разделению страны, а наоборот, хотят сохранить ее целостность. Насколько это осуществимо в реальности, не ждет ли Афганистан раскол?
— Угроза фрагментации страны до недавнего времени действительно существовала. В частности, в связи с тем, что оба кандидата еще до пересчета голосов начали формировать так называемые параллельные правительства. Затем в Кабул для урегулирования ситуации прибыл Джон Керри — а окрик со стороны США всегда очень серьезно воспринимается в Афганистане.
Вообще по итогам этих выборов мы наблюдаем интересное явление, когда со снижением военного присутствия США наращивают политическое влияние в Афганистане. На сегодня Вашингтон сыграл главную роль в том, чтобы не допустить трансформации афганского политического кризиса если не в революцию, то в локальную гражданскую войну. Поэтому оба нынешних претендента на президентский пост очень сильно зависят от мнения США. Как ни парадоксально, но новый глава государства, очевидно, будет менее самостоятелен, чем Хамид Карзай, который мог позволить себе очень многое в отношениях с Америкой.
— И Ахмадзай, и Абдулла также выступили с критикой Пакистана — по словам Абдуллы, эта страна не просто активно поддерживает «Талибан», но и использует его как «внешнеполитический инструмент». Насколько соответствуют действительности такие заявления и можно ли ожидать прихода талибов к власти после вывода войск?
— В приход к власти «Талибана» в Кабуле мало кто верит. Что же касается Пакистана, то во всех современных обществах есть некие предрассудки, которые активно используются политическими деятелями в своих целях. Главный предрассудок для любой страны, переживающей период нестабильности, — образ врага. Для афганских властей такой враг — Пакистан. Конечно, Исламабад сам нередко дает поводы для такого отношения, но есть, безусловно, и перегибы. То, что пакистанская разведка сыграла значительную роль в становлении «Талибана», — не секрет, но в целом ситуация гораздо сложнее. Есть талибы в Афганистане, контролируемые Пакистаном, есть талибы в Пакистане, контролируемые Афганистаном. Есть талибы, контролируемые Ираном. Есть криминальная угроза — и она во многом опаснее талибов.
— Вы сказали, что мало кто верит в приход к власти в Афганистане талибов. Однако еще когда Обама только озвучил планы по выводу контингента, многие эксперты, особенно российские, заговорили о том, что власть в Афганистане после этого захватит именно «Талибан».
— Это из области весьма востребованных в политике «страшилок», речь идет о весьма эффективном инструменте по воздействию на общественное мнение. Действительно, американцы, европейцы и даже представители стран Центральной Азии достаточно спокойно воспринимают рубеж 2014–2015 годов, когда будут выведены войска. Я уж не говорю об афганцах, для которых это тоже вовсе не конец света. Нагнетается обстановка в совсем других странах — в государствах ШОС, например. В России, я думаю, это делается с одной целью — Москва заинтересована сохранить свое влияние в Центральной Азии. Сам Афганистан ее не интересует, за последние годы Россия не проявляла активности в этой стране, там нет ни одной пророссийской партии, хотя всего партий больше ста: среди них есть прокитайские, проиндийские и т.д. Москва предпочитает действовать посредством спецслужб — следить за ситуацией, но не пытаться менять ее. Думаю, это связано с тем, что Россию интересует именно Центральная Азия. И в этой ситуации «страшилка» о талибах, которые вот-вот придут к власти и все будет очень плохо, работает на то, чтобы напуганные такой перспективой страны «прятались» под крыло ОДКБ или ШОС. А если перестать пугать центральноазиатских лидеров, то они могут перестать верить в приход талибов, и тогда у них возникнет вопрос — а зачем русский оборонный зонтик, зачем ОДКБ?
— В свете вышесказанного, будет ли для России принципиально важно, кто станет президентом Афганистана: Ахмадзай или Абдулла?
— Для Москвы это едва ли имеет значение. Я знаю, что в российском политическом истеблишменте есть люди, ориентирующиеся на Абдуллу, — но это происходит лишь потому, что это политик, близкий к Северному альянсу (Объединенный исламский фронт спасения Афганистана, союз ряда полевых командиров страны, возникший в 1991 году. — «МК»), с которым у Москвы были выстроены какие-никакие отношения. Например, в конце 90-х — начале нулевых, до прихода американцев, когда Россия и Тегеран помогали Северному альянсу оружием, инструкторами. И какие-то контакты с бывшими членами Северного альянса сохраняются до сих пор и у МИД РФ, и у ФСКН.
У внешней политики России есть характерное качество — когда ей не с кем работать в какой-либо стране, она работает с официальным правительством. Москва почти не работает с оппозицией, в этом ее слабость, в отличие от американцев, обычно ведущих игру «в две руки» — и с официальной властью, и с ее оппонентами. Поэтому, полагаю, Россия примет любой выбор Афганистана и продолжит так же выстраивать свои отношения, как это было при Карзае.
— Будущий президент Афганистана, как вы отметили, будет по умолчанию проамерикански настроен, но может ли что-то повлиять на изменение внешнеполитического вектора страны?
— В ближайшее время с точки зрения геополитики нас ждет борьба за передел сфер влияния в Афганистане. КНР уже недвусмысленно дает понять, что Пекин заинтересован в расширении двусторонних связей, — об этом, в частности, говорит и учреждение должности спецпредставителя Китая в Афганистане. Им стал бывший китайский посол в Кабуле Сун Юкси. Конечно, на первом месте по влиянию на страну сейчас стоят США. На втором — Иран и Пакистан. Появление же китайцев интересно тем, что КНР и раньше имела влияние в Афганистане, но лишь экономическое, избегая политического, военного сотрудничества.
На кого будут ориентироваться афганские элиты? Это будет зависеть прежде всего от финансирования страны. Афганские политики и чиновники избалованы большими деньгами. На протяжении 12–13 лет в страну поступали огромные деньги, выросло целое поколение политиков, привыкшее к большим и легким деньгам. Сейчас наступает новое время, когда элитам придется затягивать пояса, искать новые источники дохода. С одной стороны, может произойти еще большая криминализация политических элит. С другой стороны, наверное, некая часть начнет искать альтернативных спонсоров — особенно если со стороны США финансирование уменьшится. Я, кстати, не думаю, что Вашингтон сильно урежет свои расходы, — сейчас у них высвобождается некоторая часть финансов за счет вывода войск. Деньги могут быть пущены на развитие сил безопасности, инфраструктурные проекты, подкуп политиков, в конце концов, — этим в отношении Афганистана занимаются многие страны.
— Как уже было сказано, в этом году — хотя и с неоднократными переносами сроков — планируется вывести иностранный военный контингент из Афганистана. Ровно 25 лет назад эту страну покинули советские войска. В некоторых кругах принято считать, что советское военное присутствие лучше воспринимается афганцами, чем американское...
— Неоднократно приходилось наблюдать ситуации, когда афганцы, разговаривая с представителями России, признавались в любви к Москве, а в разговорах с представителями НАТО, наоборот, выражали благодарности США и союзникам. Я не верю в искренность того, что афганцы якобы пересмотрели свое отношение к советскому присутствию, не верю в то, что нас стали любить больше. К русским в Афганистане всегда относились с уважением, как и ко многим другим народам, но вряд ли можно говорить о приоритете русского фактора в афганском восприятии. Это иллюзия, в которую нам не стоит впадать, — афганцы народ прагматичный. В нынешнем афганском политическом классе, где доминируют моджахеды, едва ли много людей, с теплотой воспринимающих советское присутствие. Более того, как только появляются слухи о том, что в стране появятся российские солдаты — взамен американских, — тут же начинаются митинги, сжигания флагов РФ.
Американцы построили в Афганистане не меньше, чем СССР; денег вложили больше, это факт. Другой вопрос, что не всегда эти средства тратились эффективно. Тем не менее нельзя говорить, что вклад СССР больше, чем вклад США. И в самом Афганистане сейчас уже выросло поколение молодых людей, не видевших советских солдат, но познакомившихся с американцами, и они будут в большей степени ориентироваться на страны Запада. Конечно, это касается в первую очередь городского населения. В сельской местности консервативные, традиционалистские настроения все еще присутствуют, но нынешние выборы доказали, что они не доминируют.
— Насколько американцам удалось подготовить афганские силы безопасности к своему уходу? Есть опасения, что с выводом войск на севере Афганистана и за его пределами получит распространение экстремистский исламизм, в некоторой степени сдерживаемый пока иностранным военным присутствием...
— Главная заслуга американцев и сил НАТО, безусловно, в том, что они смогли сохранить афганскую государственность. Разумеется, не обходится без коррупции, воровства, других проблем, но при этом всём Афганистан — вполне состоявшееся государство. И афганские силы безопасности сейчас показывают свою дееспособность. Это доказали и выборы. Да, теракты все еще происходят и в Кабуле, и в других регионах страны. Однако мы понимаем, что терактами можно пугать людей, но захватить власть при помощи терроризма нельзя. Теракты говорят об угрозе безопасности, но не служат поводом для опасений о захвате власти талибами. У «Талибана» сейчас нет ни одного долговременного плацдарма в Афганистане, боевики не контролируют ни одну провинцию — максимум несколько уездов. Но как только центральная власть в Кабуле принимает решение выбить боевиков из какого-то уезда, она всегда достигает этой цели.
Сегодня для Северного Афганистана большую угрозу представляет наркомафия и борьба за контроль над наркотрафиком. И активность талибов в этом регионе связана не столько с планами пересечь границу, а именно с переделом сфер влияния в производстве и продаже наркотиков.
Угроза роста экстремизма для стран региона существует, но речь идет скорее об ИДУ (Исламское движение Узбекистана), которое сейчас серьезно укрепило свои позиции в афгано-пакистанском пограничье. Сегодня это достаточно мощная сила, по многим параметрам представляющая большую опасность, чем «Талибан». Члены ИДУ активно занимаются в регионе разведкой, вербовкой террористов, включая смертников, и изготовлением взрывных устройств.
— Что касается борьбы с наркотрафиком из Афганистана — как известно, в этом НАТО активно сотрудничает с Россией. А генсек альянса Андерс Фог Расмуссен, объявляя о сворачивании двусторонних отношений с Москвой, все же выразил надежду на продолжение взаимодействия на данном направлении. Каковы перспективы в этой сфере?
— Борьба с наркотрафиком — одна из наиболее динамично развивающихся сфер афгано-российских отношений. Эта проблема касается нас напрямую, в отличие от тех же стран НАТО.
Сегодня в Афганистане значительная часть людей, симпатизирующих России, работает именно в структурах, борющихся с производством и распространением наркотиков, поскольку понимают, что без Москвы эта борьба невозможна. И сейчас, когда западные партнеры, например Великобритания, сворачивают финансирование этих структур, большие надежды возлагаются именно на Россию. Одна из главных проблем сейчас — строительство кинологического центра в Кабуле, которое было начато западными союзниками, но затем приостановлено. Сейчас у афганцев есть потребность как в финансировании, так и в инструкторах. Есть также проект строительства центра специальной подготовки для афганских полицейских в Кундузе. Насколько мне известно, Москва уже дала утвердительный ответ относительно участия в обоих проектах. И если Россия не пожалеет денег в этих вопросах, это будет и технологический, и политический успех.