Встречая на улицах наших городов мигрантов из среднеазиатских республик, мы не всегда задумываемся, кем были для нас эти ныне независимые страны. Частью единого государства? Колониями? Как нужно строить с ними отношения в будущем? Интегрироваться в новый Союз? Создавать иллюзорные содружества? Или вообще отгораживаться от них границами и требованиями получения виз?
Можно выбрать ответы на эти вопросы, руководствуясь эмоциями, идеологией или геополитическими соображениями. Но правильнее будет задуматься об истории, об опыте других стран и, наконец, о том, в каких категориях мы сейчас рассуждаем на эту тему.
Начнем с истории относительно далекой. На рубеже XV и XVI веков европейцы, открыв Американский континент, устремились за океан. Вскоре и в Южной, и в Северной Америке появились испанские, португальские, французские и английские владения. Уже к началу XVIII столетия их европейское по своему происхождению население существенно превышало по численности остатки местных племен. То же самое можно сказать и про Австралию с Новой Зеландией.
У Европы возникли колонии — территории, заселенные выходцами из Европы и живущие европейской традицией. И как бы Россия ни подчеркивала свои отличия от Европы, в это же время русские сделали то же самое, что испанцы, англичане и французы: они перешли уральские горы и всего за сто лет дошли до Тихого океана, а потом и до Северной Калифорнии. Сибирь стала колонией России; этот термин применяли к ней все известные наши историки — от Ю.Крижанича до В.Ключевского, от Н.Ядринцева до Г.Федотова. Методы освоения новых территорий не слишком отличались от тех, что использовались в Северной Америке.
История показала, что все территории, где исконное население оказалось в меньшинстве, а европейское полностью доминировало, последовали по европейскому пути развития. Аргентина и Бразилия, США и Канада, Австралия и Новая Зеландия входят сегодня в понятие «Запад». И Сибирь сейчас — пока все та же Россия.
Теперь посмотрим на следующий этап, который начался меньше двухсот лет назад. Европейские державы потеряли свои колонии в Америке, которые выбрали независимость под предводительством Т.Джефферсона и С.Боливара, А.Гамильтона и Х. де Сан-Мартина. Ответом европейцев стали попытки военного захвата территорий в Африке и Азии, большая часть которых была поделена между концом XVIII и последней четвертью XIX веков. Но эти приобретения уже не были колониями — тут не было колонистов, а несколько тысяч военных и администраторов не в счет. Европа получила зависимые территории — оккупированные и управлявшиеся преимущественно ради наживы.
Россия также действовала вполне в духе времени: Крым и Бессарабия, Кавказ вплоть до Персии и Средняя Азия до Афганистана и предгорьев Гиндукуша были покорены между началом британского «освоения» Индии и разделом Африки в 1882 г. Единственным различием было то, что России для обретения новых территорий не пришлось столкнуться с отложением от нее колониальных сибирских владений; продажа Аляски в 1867 г. — событие, на котором можно даже не заострять внимания.
Разделив мир, его властители назвали новоприобретенные территории колониями — хотя, повторю, на них не было «колонистов». Соответственно, и события 1940—1970-х гг. вошли в историю как «деколонизация» — хотя такого явления не существовало в природе: подлинные колонисты, освоившие обе Америки и Океанию, никуда оттуда не уехали, их потомки живут там и сегодня. То, что произошло в этот период, стало не чем иным, как утратой временно подконтрольных территорий. Бывшие колонии как развивались по европейскому пути, так и продолжили развиваться. А вот новые независимые государства добились права не следовать этому пути — и потому мы находим сейчас в Африке и Южной Азии самые бедные страны мира, хотя в 1959 г. подушевой ВВП в Кении был выше, чем в Южной Корее. Национализм и неразвитие — вот черты бывших зависимых территорий, и это коренным образом отличает их от бывших колоний.
А теперь приложим сказанное к России.
Советский Союз (который, как изящно заметил наш президент, «Россия и есть, только называлась по-другому») был страной, в составе которой находились и колонии (Сибирь и Дальний Восток, где доминирование представителей метрополии было полным), и зависимые территории (Средняя Азия и Закавказье, где выходцы из России всегда оставались в меньшинстве).
Предоставив последним независимость, Россия с опозданием в тридцать лет сделала то, что и другие европейские державы. При этом именно в той части бывшего СССР, которая превратилась в независимые государства, произошла единственная в истории настоящая деколонизация: метрополия позорно и предательски бросила своих сограждан на произвол судьбы. В результате между 1989 и 2009—2010 гг. доля русского, украинского и белорусского населения в Казахстане сократилась с 44,4 до 26,2%, в Киргизии — с 24,3 до 6,9%, в Таджикистане — с 8,5 до 1,1%. И пока кремлевские спецпропагандисты со слезами на глазах радели за судьбы соотечественников в Прибалтике (откуда с 1991 г. в Россию уехали, за исключением военнослужащих и членов их семей… 29 тыс. человек [в Латвии сейчас доля русских, украинцев и белорусов в населении страны составляет 32,9%]), из Средней Азии и Закавказья были выдавлены более 4,3 млн русских, украинцев и белорусов. Для сравнения: из Алжира во Францию с момента начала освободительной борьбы до объявления независимости уехали 860 тыс. человек.
При этом, как «по лекалам» африканской истории, уровень жизни в таких новых странах, как Киргизия или Таджикистан, упал за последние 20 лет в 6—8 раз, а практически все новые государства приняли авторитарные (часто даже наследственные) формы правления, поменять которые, как показывает практика, можно только через гражданские войны или кровавые внутренние конфликты.
Именно поэтому о потере зависимых территорий не стоит сожалеть. Они не могут построить свою идентичность ни на чем ином, кроме как на подчеркивании отличий от бывшей метрополии, на национализме и «особости». Но все эти моменты в современном мире не «капитализируемы»; они отодвигают тех, кто ими увлекается, на обочину прогресса — и не более того.
Выводы просты.
Во-первых, пытаться препятствовать продолжающейся архаизации среднеазиатских государств бессмысленно.
Во-вторых, искать с ними надежного долговременного союза для России — по меньшей мере непродуктивно.
Наконец, для бывшей метрополии создавать интеграционные объединения со странами, продолжающими политику «деколонизации», то есть выдавливания русскоязычных граждан, унизительно, порочно и аморально.
Идея нового Евразийского союза не более убедительна, чем идеи о воссоздании квазигосударственных форм ассоциации Британии с Зимбабве или Франции с Сенегалом. Отчаянные попытки России воссоединиться с прежде зависимыми территориями, причем исключительно на выгодных для их нынешних хозяев условиях, не знают равных по своей иррациональности.
О Евразийском союзе, дамы и господа, нам нужно просто забыть. Зато нужно помнить о настоящей российской колонии. О Сибири.
Сегодня Сибирь обеспечивает около 70% российского экспорта и более 50% доходов федерального бюджета, что представляет собой уникальное явление: еще никогда и нигде колония не была настолько экономически значимее, чем метрополия.
Если выносить из истории хотя бы какие-то уроки, то следует понять, что центр должен активно пересматривать свою политику «ручного управления» этой самой важной для современной России территорией. И если Москва не хочет в случае возможного ослабления центра повторения в будущем событий, случившихся в Северной Америке в 1770-х гг. или в Южной в 1820-х, необходимо обеспечить намного большее влияние восточной части России на принятие основных решений в государстве. Нужно не забывать про «свой народ» за Уралом, не рассматривать его лишь как источник дармовых природных ресурсов. Нужно модернизировать федеративные отношения и дать наконец Сибири голос в принятии внешнеполитической доктрины. Да и в целом начать по-новому осмысливать стратегии развития нашей пока еще (без кавычек) единой России.
Собственную страну, а вовсе не «любовь» с азиатскими диктаторами нужно ценить и лелеять. Надо пристально изучать историю и помнить, что великие европейские нации начали свой упадок не тогда, когда обезумевшие племена вышибли их уставшие армии из Заира или Мозамбика. А тогда, когда раздвинувшие их границы пассионарии сочли, что смогут быстрее и эффективнее развиваться без опеки прежних столиц.
Потеря колоний несравнимо опаснее утраты зависимых территорий — и этот урок России стоит усвоить как можно скорее.