СПРАВКА "МК"
Михаил Старшинов родился в Москве в 1971 году. Высшее образование получил в возрасте 33 лет, окончив Уральскую госакадемию физической культуры, а через год — Санкт-Петербургский институт МВД. Кандидат юридических наук, информации о теме диссертации в открытых источниках нет.
Согласно официальной биографии, до прихода в политику «занимал руководящие посты в руководящих постах в корпорации «Росавиакосмос» и занимался бизнесом». Согласно БД «Интегрум», с конца 90-х Старшинов М.Е. выступал учредителем ряда фирм в Москве и Подмосковье. Акции некоторых из этих фирм владелец сохранил после избрания Старшинова в Госдуму в 2007 году. В частности, 100% акций многопрофильного ООО «ОНТОНС-М» Михаил Старшинов продал или передал другому лицу только в 2010 году, а ЧОП «Инфаст» — в 2011 году (данные ЕГРЮЛ). При этом, судя по выпискам из ЕГРЮЛ, Старшинов М.Е. остается держателем 100% акций ЧОП «Медведь» и 30% акций ООО «МДС» (изменений в составе владельцев в ЕГРЮЛ не зафиксировано). В кандидатских и депутатских декларациях с 2007 года эти сведения не отражены. В 2007 и в 2011 году Старшинов указывал наличие у него 100% акций компании «Volnetech Equities Inc.», данные о существовании которой в открытых источниках и базах данных отсутствуют.
Политическую карьеру начал в «Родине», где считался правой рукой Александра Бабакова, который в 2006 году был избран лидером партии и руководителем думской фракции «родинцев». Вместе с ним в этом же году перешел в «Справедливую Россию», с которой слилась «Родина». В 2011 году вслед за Бабаковым вступил в Общероссийский народный фронт и, продолжая оставаться депутатом Госдумы от эсеров, участвовал в праймериз ОНФ. В официальных списках праймериз не значится. Был включен в список «Единой России» по Карачаево-Черкесии. Является координатором ОНФ на Северном Кавказе и первым зампредом Комитета Госдумы по делам национальностей.
Официально задекларированный доход в 2011 году — 1,9 млн рублей. Владеет квартирой в Москве площадью 42 квадратных метра и двумя автомобилями — BMW и Mercedes Benz.
Отдел политики.
— Михаил Евгеньевич, судя по вашей персональной странице на сайте Госдумы, в прошлом созыве, будучи во фракции эсеров, вы вносили довольно мирные законопроекты — об унификации наименований нотариальных действий, об уточнении требований к ломбардам... А в этом созыве, с приходом в «ЕР», пошла сплошная большая политика. Почему?
— Ну изменилось-то как всё. Смотрите, что мы пережили за год-полтора. Такого не было с момента моей юности, конца 80-х — начала 90-х. И митинги, и призывы, и уличная активность. Тогда, кстати, это привело к развалу страны. Я бы сказал так, что жизнь заставила.
— Вот, кстати, о митингах: 6 мая беспорядки на Болотной, а 10 мая вы уже внесли законопроект о митингах. Это была такая реакция?
— Конечно. Это были вынужденные меры. Не только 6-го, там и до этого что творилось — это же ни в какие ворота.
— Да ведь первые митинги были мирные. Пьяных и то не было, я сама видела.
— Предлагаю сказанное выше считать ответом и на этот вопрос. Я не считаю митинги наиболее конструктивным способом решения накопившихся проблем. Для кого-то участие в митингах — это самопиар, для кого-то — времяпрепровождение, для кого-то — выброс адреналина. Но собственно коэффициент полезного действия какой? На месте оппозиции я бы предлагал что-то более содержательное, например на встрече с президентом, на которую их лидеры были приглашены.
— Так они и предлагали — провести новые выборы.
— Выборы состоялись и были признаны легитимными. Считаю неправильным во главу угла вместо мнения большинства возводить мнение меньшинства. Причем абсолютного меньшинства.
— Почему же меньшинства, если за «Единую Россию» на думских выборах проголосовало меньше 50%? Партия ведь только за счет перераспределения голосов тех, кто не пришел на выборы, получила больше половины мест.
— А за них сколько проголосовало? За «героев» Болотной?
— За всю парламентскую оппозицию в целом больше половины.
— На Болотной не было ни Зюганова, ни Жириновского. Там были Удальцов, Немцов и компания. И тогда совершенно определенно высказались лидеры крупнейших партий, что неприемлема такая форма протеста.
— Даже форма первой Болотной?
— Вектор, заданный отдельными участниками этих мероприятий, создал фундамент для того, что произошло впоследствии.
— А как вы физически писали закон о митингах? Увидели потасовку — и написали?
— Да, увидели и написали. Кстати, законопроект очень последовательный и понятный.
— Действительно стояла задача принять его до 12 июня? Ведь из-за этого оппозиция устроила тогда «итальянскую забастовку», затянув рассмотрение законопроекта до полуночи.
— Да, стояла. И тот саботаж, который устроила часть депутатов, лишний раз подтвердил нашу правоту.
— То есть если бы они вели себя по-другому, закон бы к 12 июня не проталкивали?
— Я могу одно сказать: этого требовала обстановка и те события, которые произошли в мае.
— Иначе могло бы быть что?
— Не могло бы быть, а было. То же самое, что и 6 мая, если не хуже. Чувство вседозволенности и абсолютной безответственности, безнаказанности при организации и проведении подобных мероприятий — было очевидно.
— Но многие очевидцы говорят, что, если бы ОМОН не преградил дорогу на мост, ничего бы и не было.
— Если вы хотите подменить следственные органы мной, то это не получится. Я деталей и нюансов не знаю. Более того, я там не был. Но для меня как для гражданина неприемлемо, когда подобные столкновения с полицией происходят в центре города.
— Но если виноваты не организаторы митинга...
— Виноватые должны быть наказаны. А определение виноватых — это в суд.
— Может, тогда стоило дождаться решения суда? И потом, возможно, пришлось бы вносить совсем другой закон: о том, чтобы полиция не мешала проведению митингов.
— У нас достаточно законодательных мер, чтобы наказать полицейских, если они виноваты, тем более при исполнении своих служебных обязанностей. Выше крыши таких мер. У нас не хватало мер в отношении подобного рода безответственных граждан, толкающих людей на нарушение закона в угоду своим амбициям, таких, как Удальцов и компания. Мы заполняли законодательный пробел.
— А «итальянскую забастовку» вы как тогда восприняли?
— Это был пиар. Чтобы это рассказали, показали. А нужно, чтобы какой-то конструктив был!
— А может быть, они хотели таким образом привлечь внимание...
— Да. Только этого и хотели.
— …вашей же фракции? Чтобы вы их послушали?
— Мы живем в демократическом государстве? Мы выборы провели? У нас есть большинство и меньшинство...
— Так за «Единую Россию» меньшинство проголосовало.
— Мы уже обсуждали это. На сегодняшний день мы имеем такой расклад в стенах Госдумы, какой мы имеем. Вот так выборы прошли, вот так народ проголосовал. Давайте уважать мнение наших граждан.
— А к мнению тех, которые не за вас голосовали, надо прислушиваться?
— Мы выслушали мнение их представителей, оно оказалось неконструктивным. Мы с ним не согласны. Какой-то конструктив должен быть.
— Когда вы произносите слово «конструктив», что конкретно вы имеете в виду?
— Считаю, что надо договариваться, приходить к общему мнению, проводить рабочие встречи, участвовать в работе комитетов, прийти к авторам законопроекта и заранее убедить, аргументировать.
— Вот, например, у оппозиции был конструктив: снизить высокие, непомерные штрафы за нарушения правил проведения митингов. Потому что штраф в 300 тысяч — это разорение для средней российской семьи, это нереальная сумма. Я бы ее несколько лет собирала.
— На мой взгляд, подобного рода мера является абсолютно адекватной и действенной. И она сразу свою действенность продемонстрировала, потому что после принятия закона все это безобразие прекратилось. Надо вводить большие штрафы.
— Вот и за вождение в пьяном виде ввели 500 тысяч штрафа — тоже гарантированное разорение семьи.
— Пьяный за рулем — убивает людей, а не разоряет семьи. Мое мнение, что этот вектор нужно поддерживать. Поднимать ответственность. Чтобы человек понимал, что ему есть что терять. Что такое штраф 100 рублей? А если надо заплатить 500 тысяч — тогда репу почешешь, а надо ли тут гусарить, или надо соблюдать закон.
— При нулевом промилле соблюдать его даже трезвому сложно.
— Ну да, кефиру выпил — уже не нулевой уровень. Вопрос дискуссионный. Если вы спрашиваете мою точку зрения, то я придерживаюсь позиции, что нулевой промилле надо менять.
«Закон Димы Яковлева»: «Я вообще откидываю тут эмоциональную составляющую»
— В законе о деятельности НКО — иностранных агентов вы выступили как соавтор. Скажите, когда мы видим под законопроектом подписи нескольких сотен человек, как практически происходит их присоединение к законопроекту?
— Подходит депутат к депутату, информация распространяется в комитетах. Присоединяются люди, которые разделяют эту точку зрения и готовы дополнить законопроект свежими мыслями, здравыми идеями. На такой товарищеской основе.
— А что показалось вам таким нужным в законе об НКО, чтобы к нему присоединиться?
— На мой взгляд, совершенно своевременный и правильный законодательный ход, который продиктован требованиями сегодняшнего дня. Многие, в том числе некоммерческие неправительственные организации задействованы в процессах, которые идут, мягко говоря, не на пользу нашей стране. А мы что, должны отсиживаться в кустах? Весь мир, кстати, так работает, тут мы в аутсайдерах. Посмотрите законодательство тех же Штатов.
— Да, у них есть подобный акт, но он принят конкретно в 1938 году против гитлеровских лоббистов. А у нас против кого?
— Наш закон не против кого-то, а в интересах наших граждан и безопасности государства. Мы должны знать своих героев. Если вы работаете на иностранные деньги, укажите, кто вам их платит, в чьих интересах вы это делаете. И кстати, в Америке принятый в 1938 году закон работает до сих пор.
— Почему же этот такой своевременный закон не работает? До сих пор ни одного иностранного агента Минюст не поймал.
— Это вопрос не ко мне, а к Коновалову (министру юстиции. — «МК»). А возможно, закон сработал превентивно, и многие отказались от зарубежных грантов до его вступления в силу. Вспомните ту же Хельсинкскую группу.
СПРАВКА "МК"
Иностранным агентом по закону об НКО считается тот, кто получает финансирование из-за рубежа и одновременно занимается политической деятельностью. Выступая 16 января в Госдуме, глава Минюста Александр Коновалов отметил: «Что касается участия в политической деятельности, я допускаю, что здесь, возможно, будут споры и дискуссии, вплоть до Конституционного суда». Ни одна организация в реестр иностранных агентов до сих пор не внесена.
— Правозащитники говорят: закон и не заработает, потому что как только его применят хотя бы раз — тут же будет иск в ЕСПЧ и победа.
— Будет хоть один случай — тогда можно будет говорить. Дело Ходорковского тоже в европейских судебных инстанциях обжаловали, и что?
— Случай был: организация «Щит и меч» сама просила, чтобы ее добавили в список иностранных агентов. А Минюст ответил в том духе, что «Щит и меч» защищает конституционные права граждан — это, по логике ведомства, можно и на западные деньги делать. Вы согласны с такой трактовкой? Мысль, которую вы как законодатели вкладывали в этот закон, Минюст понял правильно?
— Я не оцениваю деятельность Минюста, это прерогатива президента и председателя правительства. Я считаю, что был законодательный пробел и мы его восполнили. Сейчас есть закон, мы дали Минюсту возможность работать в этом направлении. Если они не работают и вас это смущает, то готов вмешаться и потребовать разъяснений.
СПРАВКА "МК"
Пока материал готовился к публикации, в России началась масштабная проверка НКО, сопровождаемая изъятием документов. Вместе с правоохранительными органами в офисы правозащитных организаций приходит съемочная группа телеканала НТВ.
— А вас самого не смущает, допустим, «закон Димы Яковлева», к которому вы тоже присоединились в качестве соавтора?
— Это были поправки к «антимагнитскому закону», его я считаю правильным. Должны быть приняты адекватные меры в отношении иностранных чиновников по аналогии с актом Магнитского. Более того, уверен, что во всей этой истории мы обязаны разобраться самым дотошным образом, откуда там ноги растут. Настолько все цинично. По-нашему акт Магнитского назывался бы «заказухой».
— Магнитский фактически выявил хищения из бюджета. Россия потеряла много бюджетных денег, там счет на миллиарды, и...
— А кто расхищал? Не «Эрмитаж Кэпитал»? Мы понесли не только финансовые, но и репутационные издержки. И это не менее важно. Вы видели эти списки? Там значатся люди, которые никакого отношения к делу Магнитского вообще не имели. Один пример: адвокаты Магнитского обратились в Следственный комитет по этому вопросу и получили совершенно законный ответ, что это является подследственностью МВД. Просто ответили: «Это не наша подследственность». И их тут же туда записали. Даже говорить не хочу, не выдерживает никакой критики. Мы не можем позволять, чтобы подобным образом обращались с нашими гражданами.
— Ладно, а при чем тут запрет на усыновление сирот в США?
— А это нормальная ситуация, когда нам раз в несколько дней рассказывают о том, что в той или иной семье приемный ребенок погибает?
— В Штатах?
— В Штатах.
— Раз в несколько дней?
— Ну я вот это вижу буквально каждую неделю.
— Так это про одного и того же ребенка, Максима Кузьмина. А всего их погибло 20 человек за 20 лет.
— А это мало? И насколько я понимаю, статистика все-таки другая. Я абсолютно уверен, что ситуация с усыновленными из России детьми в Штатах является ненормальной.
— Почему?
— Вот уж не ко мне вопрос.
— Но вы же голосовали за эту поправку! Значит, сочли, что вас убедили какие-то аргументы.
— Счел, что такую ситуацию терпеть невозможно. Вот что я счел. Пускай разбираются, потом, возможно, вернемся к этому разговору еще раз. Но вот так, как сейчас, нельзя. Если у нас появятся сведения, что подобные вещи творятся в других государствах... то поверьте, аналогичные меры будут приняты.
— Есть такое государство — Россия. Елена Мизулина недавно сказала, что у нас в семьях усыновителей ежегодно умирает 300 детей.
— Родители в США ответственности никакой не несут. Сколько я вижу из средств массовой информации, максимум — это условный приговор! А как правило, оправдывали. 80 синяков на теле — это ребенок сам упал. Это те комментарии, которые дают власти Штатов. Поверьте, в России каждый виновный в гибели ребенка несет уголовную ответственность.
— Беда в том, что по «антимагнитскому закону» были лишены возможности уехать в Америку дети, которым уже подобрали усыновителей.
— Действительно, существует большое количество сложностей, которые затрудняют усыновление детей российскими семьями. Президент прямо указал на необходимость решения этой проблемы. Уверен, она будет решена в ближайшее время.
— Но эмоциональная составляющая, нравственная...
— Я вообще откидываю тут эмоциональную составляющую. Мы были обязаны отреагировать на эти случаи и принять этот закон.
— Вы представьте ребенка, который уже познакомился с новыми мамой и папой, видел фотографию дома, и тут раз — его снова бросили. Кто пойдет объяснять это ребенку?
— Если вы знаете конкретный детский дом — давайте поедем, найдем какой-то приемлемый вариант. У нас есть чиновники, уполномоченный президента по правам ребенка — считаю, что их прямая обязанность заниматься этим вопросом.
— Вы готовы войти в детский дом и сказать: «Мальчик, твоя новая мама тебя не заберет, потому что я так проголосовал»?
— Дети есть дети, с ними нужно разговаривать не о голосовании, а как с детьми. А вам я уже объяснил, почему голосовал именно так.
Про голосование: «Это чисто технический вопрос»
— Про закон о выборах губернаторов — чтобы в регионе их можно было отменять...
— Закон своевременный, сейчас очень много выборных лиц. Я лично поддерживаю идею назначения глав субъектов. Но учитывая, что мы живем в большой стране и ситуация в разных регионах сильно отличается друг от друга, мы абсолютно корректный закон написали. Который дает возможность регионам самим выбрать приемлемую для них форму.
— Но год назад вы голосовали за всенародные выборы для всех регионов!
— Да, Дума голосовала за это. Я думаю, в том числе под влиянием тех процессов, которые происходили.
— Но внес-то законопроект Медведев. На него тоже так повлияли эти процессы?
— Считаю, что тот закон отражает мнение значительной части наших граждан. Вот увидите, что в большинстве регионов останутся прямые выборы.
— А при этой партийной дисциплине депутат от «Единой России» вообще может проголосовать «против»?
— Конечно. Кстати, партийная дисциплина есть во всех фракциях. В «Справедливой России» вообще исключили из фракции часть депутатов.
— Вот ваш коллега Сидякин писал в Твиттере, что против запрета на усыновление, и выходил из зала. А потом выяснилось, что его карточкой проголосовал помощник.
— Пусть с карточкой выходит — это его право. Поверьте, что его на костре инквизиции никто не сожжет.
— А партийная дисциплина?
— Нужно до голосования высказывать свое мнение. Если ты считаешь, что твои аргументы убедительнее — убеждай.
— А если не убедил других, но сам все равно «против»?
— Я считаю, что есть определенные правила, фракция — это все же коллектив единомышленников.
— Я заметила такую деталь: когда ставятся на голосование поправки, вносимые оппозицией, вы не голосуете «против», и ваши коллеги тоже. Вы вообще не голосуете. Почему?
— Так сложилось, такая практика существует. Это чисто технический вопрос.
— А по-моему, это уловка, которая оставляет шанс потом сказать: я не был против этой поправки! Я просто не голосовал.
— Поправки, про которые вы говорите, не носят принципиального значения.
СПРАВКА "МК"
Путем неголосования фракция «ЕР» в декабре 2012 года провалила 28 поправок коммуниста Смолина в закон «Об образовании», в их числе — нормы, ограничивающие увеличение платы за пребывание детей в садиках, поправка о добровольности сдачи ЕГЭ, о факультативном (а не обязательном) религиозном образовании, о точных требованиях к образовательному стандарту. При принятии закона о выборах губернаторов аналогичным образом были торпедированы поправки, устанавливающие порог явки 25% и ограничивающие пребывание губернатора на посту двумя сроками. А при принятии закона о химической кастрации педофилов оппозиция предлагала распространить его на преступления, совершенные в отношении детей до 16 лет. Однако «ЕР» неприсоединением к голосованию оставила в силе более низкую планку, предусматривающую особо жесткие меры за преступления против детей младше 14 лет.
Про Познера: «Законопроект готов. И я не исключаю, что он будет когда-то внесен»
— А «закон Познера» почему вы отозвали?
— А его и не вносили. Познер извинился, директор Первого канала прислал письмо за своей подписью. Мы сочли это удовлетворительным.
— А нет тут охоты на ведьм? Иностранных агентов ищем, к Познеру прикопались за гражданство США...
— Да нет тут никакой охоты. Если говорить о Познере, то человек не скрывает свое негативное, я бы сказал, пренебрежительное отношение к нашей стране, Государственной думе. Кстати, уверен, что в западных странах за подобного рода высказывания журналист давно бы потерял свое место. При этом прямо заявляет о том, что если бы не те огромные деньги, которые ему платят в России, он бы никогда не стал здесь работать.
— Смущает, что такую историю раздули, а закон не стали вносить.
— Наш бронепоезд стоит на запасном пути. Законопроект готов. И я не исключаю, что он будет когда-то внесен. Недавно этот журналист дал интервью, и снова-здорово.
— Скажите, так это обидно — когда на сайте каком-то пропечатали, в соцсетях обругали?
— Информация часто не объективная. Обидно или нет — не та оценочная категория. Бывает, что человек где-то что-то услышал, какой-то обрывок, и начинает на этом строить свою версию. По многим позициям не хватает и разъяснительной работы.
— Пропаганды не хватает.
— В том числе, но и простой человеческий разговор все расставляет по местам.
— Какой вы последний помните случай, когда Дума приняла закон, внесенный оппозицией?
— Могу подборку дать по этому поводу. Почему Дума должна принимать законы, которые предлагает меньшинство? Точно скажу, что много законов принято вместе с оппозиционными партиями.
СПРАВКА "МК"
Госдума действительно принимает вносимые оппозицией законопроекты, но они нередко используются как сырье для проведения нужных «ЕР» норм. Переписать проект под видом поправок ко второму чтению — это быстрее, чем внести новый. Пример — закон о введении единого дня голосования. Изначально он был внесен ЛДПР, но ко второму чтению подвергся такой правке, что сами либерал-демократы за него уже не голосовали.
Про СМИ: «Вызывают много нареканий»
— У меня в списке последний одиозный закон — о запрете гей-пропаганды. Он еще не принят.
— Слушайте, вот вы мне скажите, вы сами что — за гомосексуальную пропаганду?
— Допустим, я против, но где она, по-вашему, происходит?
— Например, попытки проведения гей-парадов. Да и не только, к сожалению.
— Так не было ж у нас ни одного гей-парада!
— Просто ни разу не смогли провести, потому что такое сопротивление общества. Куда мы катимся? Такого сроду не было! Как может быть однополый брак, и чтобы ребенок в нем рос? Есть вещи, которые претят самому духу русского человека, и не только русского, любого жителя России! Надо закон принять! Заодно и по телевидению надо что-то делать. Я не понимаю редакционную политику наших каналов. Разве что телеканал «Культура» утешает.
— Но это же государственные каналы.
— Есть проблемы! И вот куда ни приедешь, на любую встречу с людьми — всегда вопрос: ну когда вы что-нибудь с этим сделаете? Вместо того чтобы растить нравственных, культурных, умных, эрудированных, мы им включаем «Кривое зеркало», жутковатые ток-шоу или еще что-нибудь в этом роде. Превращают людей в болванов.
— Значит, государство оболванивает людей?
— К сожалению, СМИ, в том числе и государственные, вызывают много нареканий.
— В Питере попытались привлечь Мадонну за гей-пропаганду, но суд отказал.
— Надо обжаловать в вышестоящую инстанцию. Но эти процессы лежат не только в юридической плоскости, у нас есть могучие институты, которые обязаны заботиться о духовном здоровье общества. Думаю, что, например, заявление патриархии и духовного управления мусульман с осуждением подобных действ могли бы привлечь дополнительное внимание к проблеме.
— А вам не приходилось исповедоваться в том, что вы делаете как депутат?
— Не приходилось.