Я уже подробно описывал («ДТП под грифом «секретно», «МК» от 27 марта 2012 года), каким давлением со стороны милиции сопровождались предыдущие разбирательства. Рашид Нургалиев сделал все, чтоб скрыть присутствие жены на месте происшествия: вплоть до того, что собственная безопасность МВД незаконно изъяла материалы доследственной проверки, а сообщение о ДТП не попало в официальные сводки…
Впрочем, это отнюдь не единственная криминальная драма, связанная с супругой экс-министра. Следы г-жи Нургалиевой обнаружились и в другом деле с летальным исходом: о загадочной гибели столичного бизнесмена Владимира Мокерова.
Рашида Гумаровича становится даже отчасти жалко: находиться рядом с такой женщиной — просто опасно для жизни…
Эта история вполне подошла бы для романов Агаты Кристи. Сюжет ее выглядит классическим великосветским детективом. За одним только исключением: ни мисс Марпл, ни Эркюлю Пуаро никогда не доводилось противостоять столь могущественной силе, как жена министра внутренних дел.
Не потому ли это преступление не раскрыто до сих пор? Да, собственно, и преступлением его никто давно не считает…
Тело 42-летнего бизнесмена Владимира Мокерова нашли в родительской квартире в центре Москвы в декабре 2006 года. По официальной версии, его, лежащим на полу спальни в одних трусах и носках, обнаружил личный водитель. К моменту приезда врачей Мокеров был уже мертв.
Судмедэксперты установят: причиной смерти стала черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью. Ударов по голове было несколько: от двух до четырех. Кроме того, на теле насчитали 8 переломанных ребер и 14 гематом и кровоподтеков. Все указывало на то, что перед смертью Мокерова жестоко и мучительно избивали.
Забегая вперед, скажу, что за эти годы по делу было проведено 7 экспертиз. Кроме того, получено несколько заключений специалистов. Все они однозначно подтвердили первичное заключение: Мокеров погиб именно от удара (ударов) по голове. «Ударные воздействия» были такой силы, что буквально раскрошили кости свода оснований черепа. Под этими выводами в общей сложности подписались 27 квалифицированных специалистов, включая 10 докторов и 9 кандидатов наук…
С чего бы начали свое расследование герои Агаты Кристи, окажись это дело у них в руках? Наверняка с того, чтобы очертить круг подозреваемых. К приезду «скорой помощи» в квартире находилось всего несколько человек: жена Мокерова, ее подруга со своим спутником. Чуть позже появились тесть и родители покойного. Был там и главный свидетель — водитель Каратаев, на руках у которого якобы умер хозяин. (В момент смерти в квартире никого больше не было.)
Каратаев же поведал следующее: никто Мокерова не убивал. Он сам спьяну упал с кровати, размозжив себе голову. Переломанные же ребра и синяки — не что иное, как следы неумелых попыток водителя привести его в чувство и сделать искусственное дыхание. (Так экспрессивно давить на грудину, что сломать 8 ребер: это ж надо!)
Эта версия не выдерживает никакой критики. Получается, Мокеров, падая, бился раз за разом головой о… спинку кровати? пол? что там еще? Да с такой силой, что проломил основание черепа? (Почти как недавний скандал в Петербурге, где человек якобы нанес сам себе 5 смертельных ножевых ранений!)
Не оставляют от слов водителя камня на камне и эксперты. В рамках медико-криминалистической и ситуационной экспертизы авторитетная комиссия под председательством тогдашнего главного судмедэксперта Минобороны, академика РАМН Виктора Колкутина (в составе — 4 доктора и 3 кандидата наук), специально отрабатывала все варианты падения тела Мокерова в любых мыслимых и немыслимых позах. Ни одного совпадения установить она не смогла. Ее вердикт абсолютно категоричен:
«Комиссия исключает возможность образования повреждений, приведших к смерти Мокерова В.В., в результате его самопроизвольного падения (падений) с высоты собственного роста».
Самое поразительное, что очевидные эти факты видеть никто не захотел, и в первую очередь — вдова покойного. Ирина Мокерова почему-то предпочла поверить не 27 экспертам, а водителю. А вслед за ней эта вера передалась и служителям Фемиды.
Расследование было загублено с первых же шагов. Приехавшие сотрудники ОВД «Беговой» даже не стали проводить осмотра места происшествия. Взамен этого участковый Смирнов за 20 минут (!) составил поверхностный протокол, написав, что признаков насильственной смерти не обнаружено, хотя только слепой мог не увидеть 14 кровоподтеков и гематом. Ни врачей, ни экспертов, ни криминалистов на происшествие не вызывали, съемок не делали. Даже тело в морг отправляли не милиционеры, как положено, а врачи.
«Сотрудники ОВД действовали абсолютно халатно, — говорит адвокат родителей Мокерова Леонид Прошкин: в прошлом — прокурорский генерал, много лет проработавший следователем по особо важным делам. — Они не предприняли никаких неотложных мер, хотя смерть носила явно насильственный характер. Не были опрошены свидетели, проведены первичные розыскные действия. Шанс раскрыть дело по горячим следам был безвозвратно упущен».
А тем же вечером водитель Каратаев, вместо того чтобы сидеть на опросе, окончательно уничтожит по команде вдовы все улики, выкинув окровавленную одежду и замыв в спальне пол…
Единственное, в чем проявила расторопность милиция, так в том, чтобы отпихнуться от этого муторного дела.
Обычно подобные материалы пылятся «на земле» месяцами. Здесь же — прыть невообразимая: уже через день их спешно передали из ОВД «Беговой» в Савеловскую прокуратуру. В милиции даже не стали дожидаться акта вскрытия: хватило телефонного разговора с судмедэкспертом.
Офицеров можно понять. Кому охота связываться с семьей своего же министра. Неровен час, можно повторить судьбу Мокерова: один неверный шаг — и не сносить головы…
* * *
И здесь, по законам детективного жанра, на авансцене появляется таинственная дама полусвета: Маргарита Нургалиева, лучшая подруга вдовы покойного (в общении они называют себя «сестрами»).
Г-жа Нургалиева — не просто сторонняя наблюдательница, сочувствующая «сестре». Она — я утверждаю это со всей ответственностью — является здесь одним из главных действующих лиц. Именно с подачи Нургалиевой расследование убийства было заблокировано. Все, что творилось на месте преступления, происходило в присутствии и при участии Маргариты Евгеньевны.
Начнем с того, что в квартире Мокеровых Нургалиева появилась даже раньше, чем бригада врачей: собственно, она-то ее сама туда и вызвала.
Нургалиева была первой, кому Ирина Мокерова сообщила о смерти мужа. На допросе она объяснит, что не могла дозвониться до «скорой» (якобы не знала, как набрать «03» с мобильного) и попросила о помощи Нургалиеву. Ну а та, естественно, не сумела бросить «сестру» в беде и помчалась к ней наперегонки с врачами; вот как раз в таких ситуациях мигалка особенно выручает.
(О том, что жена министра внутренних дел приехала на служебной машине со спецсигналами, говорят и мать Мокерова, и врачи «скорой помощи»: они видели стоявший во дворе лимузин. Напомню, что в момент смертельного ДТП летом 2010-го Нургалиева также двигалась на машине с мигалкой.)
Была она не одна: ее сопровождал сотрудник центрального аппарата МВД Дмитрий Волнистов, сходу взявший на себя функции главного распорядителя.
«Как только пришли милиционеры, — вспоминает мать Мокерова Юлия Алексеевна, — Волнистов сразу представился и сказал: делать вам здесь нечего. Если потребуется, доложу министру».
Примерно то же показали на допросе врач «скорой помощи» Бурыкин и фельдшер Мироненко: когда они констатировали смерть и стали звонить «02», находившийся в квартире мужчина заявил, что может вызвать любую милицейскую службу, и озвучил фамилию Нургалиев.
(Поразительно, если вдуматься! На полу — труп с пробитой головой, но ни вдова, ни приехавший офицер МВД и в мыслях не держат заявить в милицию.)
Волнистов не блефовал. Он действительно без труда мог вызвать любую милицейскую службу и имел прямой доступ к телу Нургалиева. Формально этот человек числился главным экспертом-консультантом МВД, но фактически работал в 17-м отделе Главного управления собственной безопасности: личной охране министра — прикрепленным у Маргариты Нургалиевой. (В последнем постановлении о прекращении дела Волнистов назван… помощником жены министра внутренних дел: не знал, что в МВД имеются такие ответственные должности.)
И еще одна характерная деталь: прежде Дмитрий Волнистов служил под началом Нургалиева в инспекторском управлении ФСБ. Вместе с ним же и перешел в МВД, оставшись прикомандированным офицером Лубянки: доверить заботу о жене человеку случайному министр не мог. (Кстати, и в истории с сокрытием дела о ДТП Волнистов тоже принимал непосредственное участие.)
Именно вмешательством Нургалиевой с Волнистовым и объясняется ступор, в который впали милиционеры. Они даже не стали искать понятых: в акте осмотра за них расписались сам Волнистов и водитель Каратаев, что является грубейшим нарушением УПК. (Сотрудники спецслужб и свидетели не могут быть понятыми.) Но столь велико оказалось желание не тревожить покой великосветской семьи, что любые законы по боку.
Если бы не Нургалиева с Волнистовым, тайну гибели Мокерова еще можно было раскрыть. Но вовсе не истина тревожила их, а покой безутешной вдовы, которой лишние волнения и разговоры были совсем ни к чему.
Все равно мужа уже не вернешь. Да и отношения между супругами были далеки от ангельских: постоянно ссорились, неделями жили порознь.
Брак их был короткий: всего 2 года. Зарегистрировались молодые ровно за 3 дня до рождения сына. Чужая душа — потемки, но прямо перед смертью Мокеров объявил, что подает на развод. Впереди маячил неприятный бракоразводный процесс, раздел имущества, коего у богатого бизнесмена имелось в избытке…
Четырьмя годами позже, в эпопее со смертельным ДТП, Маргарита Нургалиева будет действовать гораздо осмотрительнее. Подчиненные мужа сделают все, чтоб утаить даже сам факт ее причастия к аварии.
Но в случае с Мокеровым Нургалиева и не думала скрываться: сказывалось еще отсутствие политического опыта. Ее имя красной нитью проходит через все уголовное дело: она фигурирует во многих протоколах и документах, несколько раз была допрошена сама.
(Не кто иная, как Нургалиева, например, посоветовала подруге замести все следы преступления — вымыть полы и выбросить окровавленное белье: так, по крайней мере, заявила на допросе сама Ирина Мокерова.)
Только в итоговом постановлении о прекращении дела фамилия «подруги семьи» звучит 16 раз. Все основные выводы следователь делал, также основываясь на показаниях Нургалиевой: например, об отношениях между супругами.
(Вот лишь одна цитата: «Допрошенная в качестве свидетеля подруга Мокеровых — Нургалиева М.Е. — охарактеризовала Мокерова В.В. и Мокерову И.В. с положительной стороны как хорошую семейную пару, о каких-либо конфликтных взаимоотношениях между ними ей ничего не известно».)
Хорошая семейная пара… конфликтов нет… А раз нет конфликтов, значит, нет и мотива. И совсем другое дело, если брак трещал по швам, впереди — развод, а на кону — наследство с большими нулями… Понимаете, к чему я клоню?
Ирина Мокерова настолько тяжело переживала смерть мужа, что в ночь после гибели вывезла из его еще не остывшей квартиры все документы и ценности: лишь бы ничего не досталось свекру со свекровью.
А едва наступил Новый год, не дождавшись сороковин, вдова улетела кататься на лыжах в Австрию. Вместе с ней покорять альпийские вершины отправилась и Маргарита Нургалиева: «сестры» всегда должны быть вместе — и в горе, и в радости…
* * *
Несмотря на криминальный характер смерти Мокерова, уголовное дело возбуждать долго не хотели. Следователи дважды выносили отказ: нет события преступления. Лишь спустя 2 месяца, в феврале 2007-го, после бесчисленных жалоб родителей, не верящих в случайную гибель сына, Савеловская межрайонная прокуратура наконец разродилась. Дело возбудили по статье 111 УК РФ (нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть) против неустановленного лица.
Вот только устанавливать это лицо никто, похоже, не собирался…
«Первый же следователь, к которому я пришла, — вспоминает Юлия Мокерова, — честно меня спросил: вы действительно хотите бодаться с сестрой Нургалиева? Намеки о «сестре» я слышала постоянно».
(Странное совпадение: в материалах уголовного дела нет ни одного документального свидетельства участия сотрудников милиции в расследовании. Они не выполняли следственных поручений, не проводили оперативно-розыскных мероприятий, без чего преступления просто не раскрываются. Случайность? Вряд ли.)
Несколько слов о самом покойном. Владимир Мокеров занимался бизнесом, связанным с парфюмерией и химией. Официально числился коммерческим директором ЗАО «ФармаХимГрупп», хотя интересы его простирались гораздо дальше (в том числе в таможенной сфере).
Происходил он из профессорской семьи: его отец — тоже Владимир Мокеров — был крупным ученым в области физики твердого тела, членом-корреспондентом РАН, руководил им же созданным институтом СВЧ полупроводниковой электроники, профессор, лауреат, орденоносец. Но при этом обладал компанейским характером и широкими связями. В первую очередь дружбу предпочитал водить с силовиками.
Когда-то именно через отца Мокеров-младший и познакомился с будущим министром (в записной книжке сына, которую принесла мне его мать, значатся еще номера лубянских телефонов Нургалиева: это начало 2000-х).
«Рашид Гумарович часто приезжал к нам на дачу, — свидетельствует Юлия Мокерова. — Пил водку, готовил татарские блюда».
Но настоящий расцвет отношений между двумя фамилиями наступил после знакомства жен. Маргарита Нургалиева настолько сблизилась с Ириной Мокеровой, что их резко вспыхнувшая женская дружба полностью затмила прежние мужские связи. Да и самому Нургалиеву — после назначения министром и погружения в йогу — стало не до пикников на академических дачах.
Связь с ним поддерживалась отныне через жену. Маргарита Нургалиева регулярно проводила выходные у Мокеровых на даче, вместе постоянно летали в отпуска за рубеж. Когда в 2004 году у Мокеровых родился сын Сережа, она стала его крестной матерью.
Ничего удивительного, что гибель Мокерова семья Нургалиевых воспринимает глазами его вдовы. (В осведомленности о произошедшем тогдашнего министра не сомневаюсь ни на минуту.)
…Хотя уголовное дело и было возбуждено, это еще ровным счетом ничего не означало. Заниматься им с самого начала никто не планировал. Все и без того ясно: профессорский сынок спьяну прошиб себе голову... Да тут еще на горизонте маячит первая леди МВД, явно поддерживающая ту же версию. Какой же дурак будет оспаривать очевидное?
С завидной регулярностью следователи приостанавливали дело за неустановлением преступника: еще бы — его ведь никто и не искал. Ничем, кроме составления отписок, они больше не занимались.
В общей сложности дело приостанавливалось 11 раз и еще трижды прекращалось. За это время успело пройти 2 реформы следствия: вместе с сотрудниками уголовное дело №427534 кочевало из ведомства в ведомство. Начиналось еще в прокуратуре, потом пережило всю эпоху СКП, затем перешло в СКР, где и почило в бозе.
Окончательно его прекратили в ноябре 2011-го: таким образом, псевдорасследование тянулось аж 5 лет. Но за все эти годы следователи так и не попытались ответить на главный вопрос: в чем же причина гибели Владимира Мокерова?
То, что это был не банальный «выкидыш» с кровати, — ясно из череды заключений экспертов. Траектория падения тела не совпадает с направлением и силой полученных ударов. Член одной из комиссий, опытнейший судмедэксперт, профессор Павел Ромодановский в особом мнении вообще написал, что травма головы вызвана не менее чем 3 ударами в момент, когда тело находилось в различных позах. Возможность получения травмы от простого падения Ромодановский, как и все его коллеги, категорически исключил.
Но в таком случае врет водитель Каратаев: Мокеров погиб совсем не так, как он рассказывает, и сломанные ребра, и синяки вовсе не результат его неумелых попыток реанимации. А значит, либо преступник он сам, либо кого-то он выгораживает.
В определенный момент так посчитало и следствие. В августе 2009 года Каратаеву было предъявлено обвинение в нанесении Мокерову тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. В заключении написано, что в ходе ссоры Каратаев «на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений… нанес неустановленным предметом не менее 4 ударов в область головы и не менее 18 ударов в область туловища».
Как раз накануне предъявления обвинения Каратаев очень вовремя успел отличиться: не разъехавшись на дороге с другим водителем, учинил драку. То есть в смиренном нраве человека этого заподозрить было сложно.
Тем не менее дело в суд так и не ушло: прокурор вернул его на дополнительное расследование. С ним трудно не согласиться: никаких доказательств вины водителя, кроме самого факта нахождения в квартире, следствие не нашло. А точнее, не захотело.
Вместо того чтобы искать преступника и улики, следователи искали повод и причины — как успешнее похоронить дело.
Получив дело назад, всю энергию они бросили на то, чтобы окончательно и бесповоротно его похоронить.
Этому мешало 2 препятствия: папа — членкор РАН с соответствующими связями (от его жалоб так легко не отмахнуться). И — заключения экспертиз.
Первое препятствие отпало само собой. В сентябре 2008-го Мокеров-старший скончался на 69-м году жизни. Гибель единственного ребенка окончательно подкосила его.
А вот с экспертизами пришлось повозиться. Отменить их столь же легко, как любую следственную бумагу, было невозможно: 19 докторов и кандидатов наук — не хухры-мухры.
И тогда последний следователь — капитан Герасимов из Московского управления СКР — находит совершенно нетривиальный ход: надо дезавуировать не сами заключения, а их авторов.
Постановление Герасимова о прекращении дела местами читается, как приснопамятное «дело врачей».
Выводы заключения Российского центра судмедэкспертизы Минздрава «неоднозначны и вызывают сомнения», поскольку в составе комиссии находился зав. отделом РЦСМЭ Лысенко, обвиняемый теперь во взятке. По другому, правда, делу, да и приговора еще нет, но какая разница: взяточник и есть взяточник, верить ему нельзя.
И знакомым его — тоже нельзя: ровно по этой причине следователь Герасимов отмел заключение 111-го центра СМЭ Минобороны под началом главного армейского судмедэксперта. Многие члены комиссии, оказывается, были знакомы с Лысенко. (Бред: в любой узкокорпоративной среде люди поголовно знают друг друга. В том числе в Генпрокуратуре и СКР.)
За взятку задержан и заведующий Смоленским бюро СМЭ Пугачев, посему и сделанная там экспертиза — сомнительна. (При этом в работе комиссии Пугачев участия не принимал.)
Самым оригинальным способом Герасимов «срезал» московского профессора Ромодановского, написавшего особое мнение. Оказывается, его родной брат, нынешний директор ФМС, — «хороший знакомый» Мокерова-старшего (следователь специально выяснял это на допросах.) А значит, тот «может быть лично, прямо или косвенно заинтересован в исходе данного уголовного дела».
(Никогда не думал, что знакомство генерал-полковника милиции с членкором РАН есть нечто порочащее: кстати, о том, что брат давал заключение по этому делу, Константин Ромодановский узнал от меня.)
Все, что я цитирую выше, — не параноидальный бред, а выдержки из материалов следствия. Но этих облыжных плевков в адрес заслуженных врачей и экспертов оказалось вполне достаточно, чтоб похоронить дело. Окончательный вердикт СКР мало чем отличался от прокурорского, пятилетней давности: Мокерова никто не убивал. От чего ушли, к тому и пришли…
Вот только мать его в это не верит. Не верят эксперты. Не верю и я. Как не поверила — после моего обращения — и Генпрокуратура.
«Изучение материалов следствия показало неполноту проведенного расследования, — написал в ответе на мой запрос заместитель генпрокурора Виктор Гринь, — прокурору Москвы поручено принять меры к отмене необоснованно принятого процессуального решения».
Иными словами, расследование дела вновь возобновляется. Прокурор столицы Сергей Куденеев пообещал, что берет его на личный контроль.
Казалось бы, можно праздновать победу. Но что-то подсказывает мне: история на этом не закончится. Если дело не заберут из столичного ГСУ СКР, его ждет прежняя участь.
Коли можно приостановить расследование 11 раз, что мешает сделать это в 12-й?
* * *
Всего следствие отрабатывало 4 версии смерти Мокерова. (Разумеется, исключительно на бумаге: оперативно-розыскных мероприятий по делу не проводилось вовсе.)
1. Убийство совершили жена и водитель «с целью завладения имуществом».
2. Убийца — водитель, мотив — внезапная ссора.
3. Несчастный случай.
4. Неустановленный преступник, которого скрывает водитель.
Большинство этих версий вполне имеют право на жизнь: за исключением одной — №3. Но именно на ней-то окончательно и остановилось следствие.
Я не следователь, не прокурор и уж тем более не Эркюль Пуаро. Не мое дело — разбирать всевозможные версии. Это должно было сделать следствие официальное. Должно, но не сделало…
Для меня совершенно очевидно, что Владимир Мокеров погиб совсем не в результате несчастного случая. Это было именно убийство: предумышленное или нет — решать не мне.
На этот вопрос — при желании — наверняка мог бы ответить водитель Каратаев. Кстати, вскоре после смерти хозяина у него появился вдруг новенький автомобиль: для потерявшего работу жителя села Дединово Луховицкого района — удивительная роскошь.
Но правда о смерти Мокерова оказалась не нужна никому, кроме родителей. В первую очередь — его вдове Ирине.
По человеческому разумению, не должно быть никого более заинтересованного, чем жена, — знать, от чего погиб ее муж.
Тем поразительней позиция, которую заняла вдова Мокерова. Именно с ее ведома (как минимум) расследование дела было загублено. Ни одно прекращение и приостановление она не обжаловала, никакой инициативы не проявляла.
Сложившееся положение вещей ее как будто вполне устраивает: после смерти мужа она с маленьким сыном через суд получила почти все его наследство — недвижимость, счета, машины, ценности, акции. Проживи Мокеров месяцем дольше — вряд ли ей досталась бы и половина этого: развод и девичья фамилия.
Даже часть родительской квартиры мужа — и та перешла к Ирине (откупались компенсацией). Для того чтобы попасть к себе домой, старикам пришлось заявлять в суд: бывшая невестка предусмотрительно поменяла замки и вывезла всю мебель.
Сегодня мать и вдова Мокерова не общаются между собой: исключительно в залах судебных заседаний или на свиданиях с маленьким Сережей. Общение бабушки с единственным внуком строго регламентировано: для того, чтобы видеться с ним, ей также потребовалось судебное решение.
На первое же свидание Ирина пришла с ребенком не одна. Ее сопровождала Маргарита Нургалиева, главная надежда и опора. Ничего, что теперь она передвигается без мигалки и порученца: свою миссию Нургалиева уже успела выполнить.
Даже если случится чудо и после этой статьи Эркюли Пуаро из СКР вдруг решат начать настоящее расследование, шансов докопаться до истины почти нет. Все, что можно было загубить в деле, уже загублено.
И в этом главная заслуга Маргариты Нургалиевой…
* * *
…А мы еще хотели, чтоб Нургалиев справился с МВД? Если он с собственной женой совладать не в силах …
Р.S. Прошу считать этот материал официальным депутатским запросом Генеральному прокурору и председателю СКР.