Пока происходящее с бывшим министром обороны более всего напоминает несчастный случай наподобие вынесенного в подзаголовок.
Жил-был эффективный менеджер, выполнял нужную руководству и потому непопулярную среди профессиональных подчиненных работу. Армейский Чубайс или Зурабов — на худой конец Кириенко.
И вот в разгар «славных дел», когда еще не все имущество утилизировано, офицеров еще где-то чему-то учат, военная база НАТО в России всего одна, а армейское лобби еще живо (пусть даже и бессильно скрежещет последними зубами), — выдающийся руководитель слетает с должности за сущие мелочи. Которые в отношении большой части нашего руководства, боюсь, даже «шалостями» назвать нельзя.
Тут поневоле приходится фантазировать на тему «атомный подводный крейсер «Юлия Зубкова» и прислушиваться к непотребным каламбурам вроде того, что в правительстве мало быть законченным п…сом — для прочности положения нужно еще стать геем.
А расследование, похоже, разбилось об уже отставленного Сердюкова, как волна о скалу. И все, на что хватило героических поборников правопорядка, — это торжественное обещание обязательно допросить экс-министра… если в этом вдруг возникнет надобность.
Бережное отношение к Сердюкову показывает: скорее всего его хотели лишь попугать. За то, что всерьез воспринял президентство Медведева (это в Древнем Китае чиновник был обязан уметь сочинять стихи и знать назубок законы, а у нас должен понимать начальственный юмор!). Или за неумение правильно делиться. Или за чрезмерную искренность в семейной жизни. Или еще за что-то, не важно.
Способом «поставить на место» и стало, похоже, расследование деятельности «Оборонсервиса». А насколько сознательным оказался «эксцесс исполнителя», выкинувший воспитуемого из его кабинета, это уже детали. Зато теперь, похоже, главной задачей «правовой» системы страны становится сохранение Сердюкова не просто на свободе, но и в неприкосновенности.
Это непросто. Даже если министр не имел отношения к коррупции своих подчиненных (что кажется надругательством над здравым смыслом; впрочем, ему в последние четверть века не привыкать), «преступная халатность, приведшая к особо тяжким последствиям» остается уголовным преступлением. Президент Медведев непредусмотрительно не декриминализировал ее вслед за контрабандой в ходе «либерализации» Уголовного кодекса.
Конечно, в далеком 2001 году министр юстиции Ковалев за коррупцию получил 9 лет условно. А два года назад дочь всего лишь председателя Иркутского облизбиркома, убившая в ДТП женщину и после аварии прежде всего озаботившаяся состоянием своего авто, получила отсрочку приговора аж на 14 лет.
На этом фоне Сердюкову бояться нечего — но есть чего бояться остальным. Ведь если он по каким-то причинам — хотя бы из мести — станет давать показания, игнорировать их будет сложно. А представить, что коррупционная компонента военной «реформы» кормила только министра обороны и никого из «вышестоящих товарищей», так же сложно, как и представить ее изобретением подчиненных министра без его личного участия.
Но Президент России, как показало прошлое, действительно гуманист. Поэтому единственный способ избежать разрушительных показаний Сердюкова — просто не брать их, маскируясь исступленным пиаром дела «Оборонсервиса» как начала борьбы с коррупцией.
Сказать, что антикоррупционной борьбы в России вообще нет, — значит бессовестно оклеветать правящую тусовку.
В 2011 году в производстве находилось более 25 тыс. уголовных дел коррупционной направленности. По данным председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева, за коррупционные преступления осуждены 9 тыс. чел., в том числе за взяточничество — 2 тыс. чел. (на 7% меньше, чем в 2010 году). По данным МВД, к ответственности привлечено 13 региональных министров, 4 вице-губернатора, 4 депутата и 7 «должностных лиц исполнительной власти».
Но уже этот перечень внятно показывает: в основном под удар попадают «стрелочники». Исключения же обычно связаны с политическими конфликтами, способом решения которых становятся обвинения (в том числе и справедливые) в коррупции. По данным политолога Михаила Тульского, в президентство либерала Медведева были отстранены от должности, а то и лишены свободы 90% мэров, выигравших выборы против воли «Единой России» (у ее ставленников эта доля — 10%).
Но говорить о какой-либо жестокости к коррупционерам не приходится: даже осуждая, государство трогательно заботится о них. С мая 2011 года в рамках «либерализации» Уголовного кодекса одним из основных видов наказания за доказанную взятку стал штраф, кратный ее размерам. То, что он скорее всего будет выплачиваться из недоказанных взяток, как и нелепость штрафа за преступление, по сути, против государства, бюрократам неинтересно. Они думают о комфорте и безопасности своих подчиненных.
Доля назначения штрафа в качестве основного наказания за получение взятки выросла в 2011-м с 11 до 35% осужденных. К условному лишению свободы был приговорен 51% взяткодателей. И если в 2010 году лишалась свободы лишь четверть осужденных коррупционеров, то в 2011 году эта доля сократилась почти вдвое — до 14%.
Бессмысленность борьбы со взятками наглядна статистически: в январе—сентябре 2012 года было зарегистрировано 8,4 тыс. их случаев — на 13% меньше аналогичного уровня 2011-го и на 29% — 2010 года.
И вправду: чего стараться-то? Всем же всё понятно.
При этом борьба ведется с коррупционерами, а не с коррупцией. Поскольку даже лишение свободы не сопровождается изменением процедур и условий, которые коррупцию порождают.
Контроль над доходами чиновников по-прежнему смехотворен и не дополняется несравнимо более действенным контролем над расходами, а отмена обязательных конкурсов по госзакупкам протаскивается, без тени юмора, на основании «презумпции добросовестности» чиновников.
Серьезным шагом в борьбе с коррупцией в России могло бы стать 13 августа 2009 года, когда от 1,5 до 9 лет лишения свободы получило практически все руководство Фонда обязательного медицинского страхования. Могло бы — потому что этот успех не сопровождался видимыми изменениями регулирования деятельности внебюджетных фондов, позволившего соответствующие злоупотребления.
И с каждым подобным фактом растут подозрения, что власть действует по принципу: «чужих» воров сажаю не потому, что они воры, а чтобы заменить их на «своих».
По большому счету обуздать коррупцию в стране можно за год. Для этого необходимы три меры.
Первая — опыт Италии: освобождение от ответственности взяткодателя, сотрудничающего со следствием. Оно разрывает круговую поруку между организатором коррупции и ее жертвой. Ведь именно чиновник создает «правила игры», в связи с чем в начале 2000-х честному бизнесу России вполне серьезно предлагали покончить социальным самоубийством: мол, кто не хочет давать — пусть уходит из бизнеса.
Вторая мера — опыт США: конфискация всех, в том числе добросовестно приобретенных, активов у семьи члена оргпреступности (а коррупция во власти без нее невозможна), не сотрудничающего со следствием. Семье оставляют лишь достаточное для скромной жизни, разрушая тем самым экономическую базу мафии, так как общака на всех не хватит.
Третья мера — пожизненный запрет осужденным за коррупцию не только занимать государственные и избираться на выборные должности, но и вести любую руководящую и юридическую работу.
Кроме того, стоит создать систему электронного принятия решений, позволяющую контролировать деятельность чиновника незаметно для него. А также, по примеру Белоруссии, Молдавии и Грузии, под страхом тюрьмы выжить из страны всех «воров в законе».
Эти в общем-то элементарные меры оздоровят государство даже в условиях криминальности большой части «правоохранительных» органов и частой неадекватности (чтобы не сказать невменяемости) судов.
Главное тут — желание руководителей.
Когда творца «сингапурского чуда» Ли Куан Ю спросили, как он победил коррупцию в традиционном китайском (большинство населения Сингапура) обществе, тот ответил: «Посадил двух друзей — остальные сами все поняли». Это звучит дико на фоне давней поговорки, согласно которой «единственная должность, с которой нельзя уволить, — это друг первого лица государства». Не «посадить»! — «уволить».
Секрет успеха прост: чтобы победить коррупцию, ее надо искренне считать злом, а не основой государственного строя. Но путь к этому у наших властей предержащих, похоже, намного дольше, чем кажется нормальным людям.