— Не опрометчиво без шапки ходить, Борис Ефимович?
— Я только по рождению южный, из Сочи, на самом деле холода не боюсь. Купаюсь в Крещение. В этот раз нырял в Новодевичьем пруду — там смелые мужики вырубили прорубь безо всяких согласований. Полицейские тут как тут, меня, естественно, узнали: «Вот, Немцов, после того, что ты сделал, в том числе и на проспекте Сахарова, мы тебя на пятнадцать суток и посадим». Я говорю: «А можно с формулировкой „За попытку совершить обряд крещения в крещенскую ночь“?» Капитан полиции задумался: «Нелепо, конечно. Ну ладно, давай ныряй».
— Зачем в Канаду-то ездили — «родиной торговать»?
— Были встречи в канадском Совете по Восточной Европе и с депутатами парламента, в котором проходит закон о «списке Магнитского». Коль скоро правосудие в России не действует, то пусть хотя бы в Канаде эти негодяи, убившие человека, раскрывшего коррупцию на 200 млн. рублей из бюджета, что-то «получат». Была еще встреча с русской общиной — откровенная, человек 500 пришло, говорят, больше, чем на концерт Киркорова (смеется). А госСМИ сначала врали, что Немцов поехал на встречу министров обороны НАТО, потом «продавал Арктику». На самом деле я сказал, что проблемы в Арктике есть, но они искусственно разжигаются.
— Народ стал обращать внимание на оппозицию. Представьте, что вы... Президент России. Что сделали бы безотлагательно?
— Отменил бы политическую цензуру. Она — путь к произволу и коррупции. Запуганные журналисты — это беда. Сократил бы бюрократический аппарат на 800 тысяч человек — на столько он увеличился за годы правления Путина. Зарегистрировал бы оппозицию: она у нас вне парламентских и выборных процедур. Четвертое, может быть, это даже первое, — освободил бы политзаключенных, включая Ходорковского, Лебедева и других. Отменил бы фальшивые парламентские выборы, объявил новые. Вернул выборы губернаторов — я был губернатором и знаю, что правильнее отвечать перед теми, кто тебя избрал, а не перед кремлевскими чиновниками.
— Я извиняюсь. Вы не сказали... что будет с Путиным?
— Во-первых, когда я стану президентом, он сам исчезнет в неизвестном направлении. Еще о срочных мерах: нужно ратифицировать в России статью 20 Конвенции ООН по противодействию коррупции. Это статья о конфискации имущества чиновников, которые наворовали. Надо провести антикоррупционные расследования в высших эшелонах власти — по судьбе «Газпрома», «Транснефти», «Роснефти», где распиливаются триллионы, и т.п.
Внесу конституционные поправки: ограничу свой срок пребывания в должности президента четырьмя годами и двумя сроками. Путин фактически четвертый срок у власти — это безобразие, путь к деградации, развалу, в конце концов. Второе: ключевые посты в правительстве должны согласовываться с парламентом. Формирование правительства будет идти не из кремлевского кабинета, а из Государственной думы — назначение премьер-министра, министра финансов, министра обороны, начальника ФСБ, министров образования и здравоохранения, руководителя Пенсионного фонда...
— Но вы все-таки не президент. Что можете сейчас, реально?
— Я один из руководителей «Солидарности» и Партии народной свободы. Сейчас судьба России и ее будущее решается на улицах. Не потому, что я большой любитель уличного протеста, — это не так. В моем возрасте и с моим бэкграундом — губернатор, вице-премьер правительства, зампред Госдумы, даже и.о. премьера был, членом Совета безопасности — это было бы неестественным. Но улица — это реальность. Ибо политика в России уничтожена: осталась либо клоунада — та, что мы видим по ТВ, либо кремлевская политика.
Я не революционер. Это видно и по моему внешнему виду, и по образу жизни, по судьбе и так далее. Я — сторонник мирной трансформации. Слава богу, пока удается сделать невероятное: на всех массовых акциях не было ни одного серьезного инцидента. Россия много раз переживала кровавые революции — я этой судьбы ей не хочу, считаю, что любая кровь — катастрофа. Не скрою, внутри оппозиции есть более радикальные люди, которые считают, что Путин не понимает мирного языка протеста, что он неадекватен и нужны другие формы борьбы. Вплоть до захвата зданий и т.п. С этим я не согласен.
Еще. На всех обрушилась пропагандистская лавина об угрозе «оранжевой революции». С подачи Кремля я стал одним из тех, кто эту «угрозу» олицетворяет. Народу навязывают — причем топорно, с помощью зомбоящика — телевидения нашего, кургинянов, леонтьевых, шевченок, пушковых и подобных, — что все «задумано Госдепом США» и «вашингтонским обкомом». Но проблема в том, что у них нет ни одного доказательства! Кто шпион, ну выговорите? Парфенов, Акунин, Романова, Пархоменко? Рыжков, Каспаров, Немцов — кто? Удальцов, может быть, с Навальным?..
А я знаю, кто организатор «оранжевых революций». Это диктаторы, коррумпированные правители, которые не хотят уходить. И если человек не может мирно на избирательном участке поменять такую власть — он ее меняет на улице.
— Мы говорим о массовых акциях. Насколько многочисленна ваша партия — ПАРНАС?
— 46 с половиной тысяч человек.
— Она существует только на взносы?
— В каждом регионе своя система. У нас нет обязаловки. Где-то собирают деньги, где-то нет. Так же и в «Солидарности». Московская «Солидарность» сама собирает деньги, в Томске, я знаю, собирают — а вот в Воронеже не собирают. После протестов появилось много желающих прийти к нам, в том числе потому, что, скорее всего, ПАРНАС будет зарегистрирован как партия, об этом уже недвусмысленно говорит даже Медведев. К слову: если бы они зарегистрировали оппозицию и допустили бы до выборов ПАРНАС, «Другую Россию», «Левый фронт», кого угодно — не было бы уличных протестов! Еще — могу через газету совет дать Путину: надо было снять Чурова и назначить Вешнякова, бывшего руководителя ЦИК, посла России в Латвии. Возможно, и к нему были когда-то вопросы, но у него имиджа жулика и фальсификатора явно не было. Современный протест сделал сам режим.
— Когда говорят об оппозиции, то фамилия Немцов часто идет первой... А по первым, как правило, бьют сильнее?
— Бьют по всем. Продолжаются «нашистские» провокации — мне, например, плескали в глаза нашатырный спирт на выборной кампании в Сочи. Я боролся против распилов и откатов по проекту сочинской Олимпиады, которая имеет, если кто не знает, запредельный, в 35 млрд. долларов бюджет! Это в 12 раз дороже, чем Олимпиада в Ванкувере. Бросили унитаз на мою машину. Машину искалечили. И третье — подлейшая провокация: когда я сидел в тюрьме, они распространили слух, что меня там... изнасиловали. А потом у моих сокамерников — за три тысячи долларов каждому — пытались выбить информацию о том, как «это было». К чести простых парней, сидевших со мной, а их сидело 12 человек, ни один из них не согласился. Кроме этого, заряжены так называемые СМИ, в первую очередь те, которые принадлежат Ковальчуку. Они ездят за мной, подсматривают, подслушивают. Задача режима — дискредитация, очернение. Они хотят, чтобы центр общественного негодования переместился на оппозицию.
— Вы считаете себя интеллигентным человеком?
— (Пауза.) Я — Весы. Все время взвешиваю те или иные решения. И перед тем как дать ответ, буду очень долго думать. Это, кстати, особенность интеллигенции — она очень рефлексирующая. Общаюсь с людьми умными, грамотными, проницательными, как правило, занятыми творческой деятельностью. И у меня творческая деятельность, должен вам сказать, — я еще и публицист, пытаюсь писать. В этом смысле я, наверное... подхожу под определение интеллигенции. Но я все-таки еще и уличный, общественную деятельность начал на улицах Нижнего Новгорода. А на улице есть правила, которые интеллигентскими назвать нельзя (смеется). В том числе, допустим, лексика, да?..
— А матом интеллигент может ругаться?
— Да, конечно! Это же наша культура, наша судьба. Считаю неправильным прилюдно ругаться матом — и я этого не делаю, но если ты с друзьями, то не должен все время себя сдерживать, иначе можешь с инфарктом в больницу попасть. Если считать, что интеллигент — это человек образованный, с устоявшейся системой ценностей, то, скорее всего, я под это понятие подхожу. Если речь идет о манере общения — не подхожу...
— Вы опасаетесь за свою жизнь?
— Стадию, когда мне можно было тупо угрожать, я прошел. Дело в том, что я человек очень известный, а те, кто угрожает, — трусы, они боятся огласки. Убить они могут, а предварительно угрожать они не могут. На самом деле по-настоящему мне угрожали два человека — первым был Басаев. Они воровали у нас нефть, что шла транзитом по нефтепроводу Баку—Новороссийск: в Чечне миллион тонн нефти в год крали. Я был министром и принял решение трубу проложить в обход Чечни. А военные ребята очень быстро это сделали! После чего и пришло от Басаева послание, что я «враг вайнахов» и поэтому «приговорен». Тогда впервые в жизни у меня появилась охрана — Ельцин ее дал. Я с ней проходил всего две недели, потому что понял: лучше умереть, чем смотреть, как охрана входит за тобой в туалет или спальню, осматривает или обыскивает всех, кто с тобой общается. Ельцину я это сказал — он долго смеялся. Второй раз мне угрожал Кадыров. Он постоянно всех пугает — и, кстати, остается безнаказанным, поскольку он неприкасаемый. Это, кстати, угроза для России.
— Кто вам особо дорог и памятен в жизни? К чьим могилам вы ходите?
— Хожу к Ельцину на могилу, к Гайдару, к Черномырдину. Все они, как бы к ним ни относились, — исторические личности. Ельцин — человек, конечно, неоднозначный, но я считаю, что он войдет в историю как основатель новой России. Он дал нам свободу. Со всеми минусами, которые у него были, — война в Чечне, загулы и так далее. Гайдар... Вот он был глубоко интеллигентным человеком, даже его недруги не могли сказать, что он жулик. Черномырдин — настоящий казак. Абсолютно фольклорный и очень гуманный человек.
— Будучи губернатором, вы резко критиковали Гайдара...
— Да, я с ним сильно ругался, он даже хотел меня уволить! Тогда в области физически не было денег — не в бюджете, а денежных знаков. Нечем было платить зарплату учителям, врачам, они перекрывали улицы, забастовки устраивали. И я хотел на Гайдара пожаловаться в Конституционный суд и даже написал туда обращение. Потом, к чести Егора Тимуровича, первый грузовик с наличными пришел-таки в Нижний Новгород.
...Я со всеми этими людьми, к кому хожу на могилы, безумно ругался. И с Ельциным, когда он войну в Чечне затеял, — я тогда собирал миллион подписей против войны. И с Черномырдиным, когда он защищал трастовый договор, по которому 38% «Газпрома» должны были уйти за бесценок.
— Вы лично за кого будете голосовать?
— Впервые стану официальным наблюдателем за выборами, пойду на курсы — и читателям «МК» советую это сделать. Хотя я знаю, что от Путина прошла команда: выборы в Москве провести честно. Я долго размышлял: за кого? С разочарованием скажу, что ни одного кандидата, за которого с чистой совестью можно проголосовать, — нет. Как избиратель я приду и перечеркну всех.
— Скажите, вы готовы ради великой цели принести в жертву свою жизнь, работу?
— Быть в оппозиции к этому режиму — а режим очень циничный, жестокий, — это большие риски, я их взвешивал. Можно оказаться за решеткой. Ты должен быть готов к гнусностям и провокациям. К тому, что у тебя в спальне будут стоять телекамеры, а телефонные разговоры опубликуют. Что твои близкие и дети могут быть подвергнуты угрозам и опасностям. Ты должен быть готов к травле — в отношении меня они ее ведут по полной программе. На все эти риски я готов.
К чему я не готов: не готов потерять жизнь. Риск, что они меня убьют, оцениваю как низкий. Хотя, может, я и наивный человек. Возможно, что, будучи загнанной в угол и на фоне снижения доверия к ней, власть и эту грань может переступить.
— Часто говорят: России не хватает своего Гавела...
— Наиболее близок к Гавелу Шевчук. Не скрою, я долго его уговаривал выдвинуться кандидатом в Президенты России. Многократно с ним беседовал. Но понял, что ему творчество важнее. Хотя Юра — человек светлый, талантливый, честный, яркий и очень добрый. Я был очень расстроен, когда он сказал твердо: «нет». Вы спрашиваете, почему я не выступил на Болотной? Сейчас у многих — это горько осознавать, но это правда, — возникло ощущение, что политики вообще не нужны, а нужны гражданские активисты, деятели культуры, журналисты, что они без политиков все сделают. Это — грандиозная ошибка! Политика — это очень серьезный и рискованный вид деятельности, особенно в России. Причем политика не холуйская, а настоящая. У меня ощущение, что гражданская часть протеста этого не понимает.
— Вас Новодворская клянет за то, что в ваших митингах участвовали националисты...
— Перестала клясть. К чести оппозиции надо сказать, что протесты были бы невозможны, если бы не самоотверженная деятельность на протяжении последних лет и «Стратегии-31», и других организаций. И я понимаю многих из оппозиции, которые с обидой смотрят, как новая волна неполитических активистов пытается с пренебрежением перечеркнуть то, что мы сделали. Нельзя этого делать. Это несправедливо.
— Вы думали о том, чтобы уехать из России?
— Если бы думал — не был бы в оппозиции. Я борюсь за Россию.Она должна быть более честной, гуманной, справедливой, чем сегодняшняя, путинская. Я не хочу уезжать и даже не рассматриваю эту возможность. У меня нет никакой недвижимости за границей, как пишут некоторые СМИ. Если что-то найдете — ваше. У меня нет счетов за границей — есть здесь, в российских банках. Я часто бываю за границей, но меня всегда очень тянет домой. А про Родину у Юры Шевчука здорово сказано: «Родина! Пусть зовут уродина, но она нам нравится, хоть и не красавица».
— Он вроде бы спел на Болотной — «спящая красавица»?
— Спел. Точное, кстати, определение.