Россия все-таки страна Ильфа и Петрова. Первый раз приехав в Россию в далеком 1987 году, я об этом еще не подозревал, но уже тогда удивился истинам, которые услышал из уст официальных лиц. Представители Ленинградского государственного университета имени Жданова объяснили нам, немецко-капиталистическим студентам, прибывшим по обмену, что мы находимся в Советском Союзе, стране зрелой народной демократии, где безработных и бомжей нет. Что советское общество основано на дружбе народов и интернационализме.
Насчет бомжей мы достаточно быстро поняли, что их действительно нет — на Дворцовой площади. А что касается дружбы народов да интернационализма, то мы узнали от наших советских соседей по общежитию, что представители университета предупреждали их перед нашим приездом: «Ни в коем случае близко не общайтесь с западными студентами, ведь они носители вражеской идеологии, а некоторые вообще больны СПИДом!»
С тех пор я привык к тому, что официальная Россия в прямом общении с представителями Запада говорит совсем другое, чем перед собственной общественностью о том же Западе. Утомительно часто я слышал монологи думских депутатов о том, какие прекрасные товарищи есть у них в немецком бундестаге. Но они никак не хотели обсуждать со мной свои недавние высказывания в отечественной печати о том, что немецкая политика на Балканах — коварный антиславянский империализм.
Известно, что российские политические деятели очень любят обвинять Запад в «двойных стандартах». Например, вице-премьер Дмитрий Рогозин, который еще на своей бывшей должности, как представитель России при НАТО, постоянно ругал Америку, недавно объяснил читателям «Известий»: «Американские деятели не стесняются своих гегемонистских планов. Начался новый передел мира и борьба за ресурсы. Неугодные Западу режимы свергаются посредством вооруженной интервенции».
В то же время, сам обращаясь к Западу, Дмитрий Рогозин вдруг сетует на опасность с юга. «Есть огромный разрыв между Европой и „третьим миром“, — говорит он на телеканале Russia Today по поводу сомалийских пиратов. — Там возникает новая цивилизация, которая считает, что белое, Северное полушарие ее всегда давило и поэтому теперь должно стоять перед ней на коленях. Это очень опасно. Если северная цивилизация хочет защищаться, она должна объединиться. Америка, Евросоюз и Россия. Если они не будут вместе, то проиграют каждый по отдельности».
Конечно, лукавство и парадоксы присутствуют везде и всегда, когда политики открывают рот. Но в отличие от Запада в России прием парадоксальных высказываний не перемещается на свалку риторики, а бурно развивается. И это давно уже касается не только общения с зарубежьем и его представителями. Если в великом и могучем русском языке есть трех-, четырех- и даже пятиэтажный мат, то у российских политиков выросла эдакая многоэтажная истина.
Нет, не то чтобы я против. Даже наоборот. Двойной стандарт — необходимое условие для существования юмора. Вот у нас в Германии юмора в политике практически нет. Тоска зеленая.
В Германии политики от СМИ пощады не знают. У каждого уважающего себя телеканала — свои сатирические передачи, где ведущие жестоко глумятся над неловкими или противоречивыми высказываниями политиков. Из-за чего те все меньше и меньше рискуют, и их публичные высказывания становятся политкорректными до занудности.
Россия в этом смысле — глоток свежего воздуха. Один Жириновский чего стоит. Он гораздо больше чем системный, привластный оппозиционер; он — великий клоун, даже философ. Может полчаса смешить публику криками типа того, что в первый же день его президентства все дикие собаки в РФ будут расстреляны и что у Геннадия Зюганова слюны во рту больше, чем у верблюда. А потом вдруг изрекает истину: «Государство, которое не соблюдает собственные законы, гибнет». Или: «Кремль никогда не отдаст власть оппозиции».
Владимир Путин, конечно, политик-победитель, то есть не философ. Он ведет себя гораздо политкорректнее, но не менее хитро, чем Жириновский. Например, говорит об оппозиционерах с Болотной: «Увидел свежие, интеллигентные, здоровые, энергичные лица людей, которые активно высказывают свою позицию. Еще раз могу повторить, что если это результат „путинского режима“ — меня это радует, радует, что появляются такие люди». А дальше выдает свои фирменные шутки: «контрацептивы», «бандерлоги», «денежки зарабатывали». И молодые оппозиционеры буквально размазаны по стенке. Юмор, конечно, грозный. Но уже через пару недель Путин всем все прощает и в статье «Россия сосредотачивается» обещает активной молодежи 25 миллионов высококвалифицированных, высокооплачиваемых рабочих мест.
Путин — само олицетворение загадочной русской души. Лидер антиимпериалистической России, демократ, который скучает по Махатме Ганди, но с детства любит писaтеля Киплинга, одного из самых ярких певцов британского империализма. Путин обладает харизмой уникальной парадоксальности, противоречивости. Он, может быть, единственный политик эпохи постмодернизма, который заставляет всех долго осмысливать каждое свое предложение: что на этот раз Владимир Владимирович имел в виду? насколько он сейчас серьезен или же, наоборот, ироничен?
Конечно, я симпатизирую движению за честные выборы. Но иногда все-таки спрашиваю себя: почему они выступают против Путина? Ведь он будет президентом с юмором. То есть Россию ждут шесть, а если повезет, то и все 12 лет нескучного президентства.
В отличие от вечно огорошенных аналитиков, ваш государственный аппарат давно уловил суть его намеков и парадоксов. Возьмем хотя бы путинскую митинговую победу на Поклонной горе. Вечером после генерального сражения с Болотной площадью телеканал НТВ рассказывал, что демонстранты пришли поддержать Путина добровольно. Один участник митинга улыбается перед камерой: «Мы очень рады, что приехали!» Вопрос репортера: «А был вариант не приехать?» Мужик продолжает искренне улыбаться: «Не было». Какое обаяние двусмысленности! И пошло-поехало. Другой мужик уже не перед телекамерой на мой вопрос, кто из выступающих ему больше всего понравился, отвечает: «Конечно же, патриарх Кирилл!»
И дело не в том, что патриарх не был на митинге. Дело в том, что сами простые его участники ищут (и находят) свое место в этой парадоксальности. Метрополитен и гаишники сделали все, чтобы на Поклонную гору прибыло как можно меньше народа: в метро — давка, на Кутузовском — пробка. А народ все-таки собрался! Молчал, точнее, тихо разговаривал — возможно, прикидывал, прав ли публицист Александр Проханов, который с трибуны сравнил оранжевый свет с цветом собачьей урины на снегу. Или она все-таки не оранжевая, а желтая? Вот какие поэтичные метафоры беспокоят сейчас Россию.
А я, педантичный немец, стоя на Поклонной горе, долго спорил с коллегой, представителем южноевропейской католической журналистики, который, как и я, в свое время был завсегдатаем футбольных стадионов команд низших лиг стран нынешнего Евросоюза: уместился бы народ с Поклонки в один стадион на 24 000 зрителей или же в полтора? Мнения разошлись, мы до сих пор не договорились.
Но те, кто за Путина, точнее, кто у Путина за спиной, столь мелочно к этому делу не подходят. Организаторы сообщили, что на митинг пришло более 100 000 человек, а столичное ГУВД их даже переплюнуло, назвав цифру 138 000. Точку в спорах поставил сам Путин, который, как истинный герой своего времени, находился в тысячах верст от поля сражения, на Урале: в его поддержку собрались 190 000 человек. Другими словами, нет в мире футбольного стадиона, где могли бы поместиться его фанаты.
Короче, «хенде хох, бандерлоги!». Дело ваше пустое и безнадежное. Ваш великий оппонент выиграет президентские выборы не только в первом туре, но и с рекордным результатом свыше 100%. То есть, возможно, за него голосуют 138%, а то и 190% избирателей. И скоро у вас не останется ни бомжей, ни безработных — только носители вражеской идеологии, которые болеют СПИДом. А Квентин Тарантино, наконец, приедет снимать кино о парадоксальных русских.