Революция — ребёнок, ей полтора месяца. Над колыбелью сгрудились взрослые дяди и тёти; кто-то пытается на ней жениться, кто-то — удавить; и все хором кричат: «Не хотим революции! Революция — это кровь!»
Они новорожденную называют убийцей. А разве она жаждет крови? Нет. Она хочет немедленных и решительных перемен. Честные выборы — сразу. Честный парламент — сразу. Ворьё в отставку — сразу.
Никто на митинге не кричит «на фонарь!» (что можно было бы расценить как призыв к убийству). Кричат «под суд!» — это требование законности.
На площади происходит такой диалог:
ОПЫТНЫЕ ДЯДИ И ТЁТИ. Мы не хотим революции!
РЕВОЛЮЦИЯ. А я вас не хочу. Вы зачем ко мне пришли? Оседлать?
Умная девочка. А кто ее родители? Путин и Россия. Это Путин 12 лет старался, делал с Россией вот это самое. Все уже думали, что Россия бесплодна. Тут-то она и родила.
А эти, которые баюкают и хотят то ли жениться, то ли усыновить. Каждый из них все эти годы пытался выводить людей на улицу. Кому-то удавалось вывести 50 человек, кому-то 500. Даже все вместе (если им удавалось договориться), даже вместе они с трудом выводили тысячу.
Кремлевские политтехнологи выводили (точнее, привозили автобусами) 50 тысяч, но это были бестолковые, бессмысленные целлулоидные пупсы — за деньги, за билет в бассейн.
Нет, стотысячную толпу живых и умных родил Путин. Не слушайте криков «Чурова в отставку!» — это просто псевдоним Путина. Чуров, Медведев, депутаты, избиркомы — всё это слуги Путина, он их назначил; он знает, как они работают; и они ему все эти годы очень нравились — он их награждал; все они получили у него ордена.
Если эта революция победит, то первый орден она должна вручить Путину. Посмотрите, как он старался.
На Болотную пришло 40 тысяч. Путин посмотрел на них по телевизору и сказал: «Если говорить откровенно, я, когда увидел на экране что-то такое у некоторых на груди, честно вам скажу, неприлично, но тем не менее я решил, что это такие, пардон, контрацептивы повесили. Думаю, зачем развернули, только непонятно. Но потом присмотрелся, вроде нет. Но в принципе первая мысль была такая».
Спасибо. На Сахарова пришло 100 тысяч. Люди оскорбились: премьер-президент публично, на весь мир, пытался унизить их гражданские чувства. Оскорбление стало дополнительным и сильным мотивом выйти на улицу. Хотя оскорбляться, быть может, и не стоило. Всё, что человек говорит, он говорит о себе. Что творится в душе и в мозгах человека, которому любая белая ленточка кажется презервативом (развёрнутым!)? Он же не притворялся; он настаивает, что «говорит откровенно» и добавляет: «честно вам скажу», и уточняет: «первая мысль была такая». Прямо учебник психоанализа.
Еще Путин сказал, что люди идут на митинг «за небольшую денежку». Видимо, привык к сметам «наших».
...А теперь нам на помощь пришёл президент Чечни Рамзан Кадыров. Вот его публичные слова.
КАДЫРОВ. Кто они? Решают за 100 с лишним миллионов населения 30 тысяч человек. Это враги России, я так считаю. Если бы моя воля была, я бы посадил тех людей, которые организуют эти митинги.
Спасибо. Тысяч двадцать Кадыров добавил к митингу 4 февраля. Если бы сказал, что демонстрантов надо стрелять как бешеных собак, — добавилось бы двести тысяч. А если бы его гвардейцы действительно начали стрелять в демонстрантов, то вышли бы миллионы, и уже на следующий день мы бы жили в другой стране.
...А женихи толпятся у колыбели, лапают ребёнка и приговаривают: «Не хотим революции, хотим эволюции».
Эволюция? Публичный дом постепенно (под влиянием культурных клиентов) превращается в институт благородных девиц. Воровской притон превращается в благородное собрание.
Чеховский полковник Вершинин в 1900-м предлагал трём сёстрам именно эволюцию.
ВЕРШИНИН. Само собою разумеется, вам не победить окружающей вас тёмной массы; вас заглушит жизнь, но всё же вы не исчезнете, не останетесь без влияния; таких, как вы, после вас явится уже, быть может, шесть, потом двенадцать и так далее, пока наконец такие, как вы, не станут большинством. Через двести, триста лет жизнь на земле будет невообразимо прекрасной, изумительной!
Может, и угадал; осталось ждать всего то ли сто, то ли двести лет. Но сестёр (и самого полковника) ждал 1917-й, ленинский Красный террор, сталинский ГУЛаг... Это были не революции, а репрессии.
В Польше, в Чехии прошли бархатные революции. У нас в 1991-м была бескровная (трое погибли, но никто не стрелял по толпе из пулемётов и толпа никого не пыталась убить). И в феврале 1917-го у нас была бескровная революция. Прошлый век? Посмотрите, как в ХХI веке эволюционирует Северная Корея.
...Путин, Чуров, Кадыров помогают революции как могут. Но враги народа, увы, действительно существуют. Выступает, например, по радио пламенная тётя с правильными требованиями.
ТЁТЯ. Отставка Путина немедленная, снятие Путина с выборов, отставка Медведева, роспуск Госдумы, вся власть временному правительству. И за временное правительство не надо голосовать в интернете — надо назвать заранее людей, еще живых, из гайдаровской команды...
ВЕДУЩАЯ. Вы говорите о политиках, которые бы стали временным правительством, и это люди гайдаровского правительства?
ТЁТЯ. Я говорю о Чубайсе, о Нечаеве Андрее, о Кудрине, еще такой Альфред Рейнгольдович Кох. Мы бы туда запустили честного Бориса Акунина, Виктора Шендеровича. (Потом она еще Борового добавила.)
ВЕДУЩАЯ. Но Чубайса не было на митинге.
ТЁТЯ. И не надо ему было быть. Меня тоже там не было. На этом митинге вообще приличному человеку было не место, учитывая то, что происходило на эстраде. Это фарс, это цирк и эта порнография, простите, с Тором, с Навальным, с «Левым фронтом». Черт знает с кем.
Жаль, Новодворская не сказала это на проспекте Сахарова. Может быть, планета впервые услышала бы, как сто тысяч человек хором произносят три чрезвычайно грубых слова. Жаль, она забыла к Чубайсу и Коху добавить Немцова и Касьянова.
На месте Кремля таким красноречивым тётям надо давать эфир на Первом канале. Никакой путинец-распутинец, если влезет на трибуну митинга, не сможет вызвать большее отвращение.
Похоже, главная опасность для революции не в Кремле (и уж, конечно, не в Центризбиркоме). Опаснее те её женихи, которые попользовались революцией 1991-го и сдали её в публичный дом.