На светлый праздник Рождества мне захотелось куда-нибудь съездить. Не к теплому морю или в европейскую столицу, а просто в российскую глубинку. Случайный выбор пал на Тверскую губернию, точнее, на окрестности старого русского города Торжок. Признаюсь честно: вспомнилась старая статья Димы Быкова, живописавшего когда-то, как он потреблял пожарские котлеты в одном из небольших городков этой части страны. А так как Торжок считается родиной этого блюда, выбрал я его.
Скажу сразу: пожарских котлет в Торжке нет. Как нет и постоялого двора Пожарских — по нему прошел пожар в 2002 году. Теперь его восстанавливают силами местного краеведческого музея, и вполне можно себе представить, когда этот процесс закончится. Но не подумайте, что я критикую музей, — напротив, если что-то и происходит в городе, то усилиями его сотрудников. Все остальное можно описать одним словом: ужас.
Нигде в России я не видел такого количества уникальных сооружений практически в одном месте, как в Торжке и его окрестностях. Огромный Борисоглебский монастырь, Воскресенский женский монастырь, с десяток неплохо сохранившихся, но заброшенных храмов, закрытый путевой дворец, построенный для Екатерины II, множество купеческих и дворянских домов, которые даже в разрушенном состоянии подчеркивают убожество зданий советского времени и немногочисленного новодела.
За городом — масса дворянских усадеб, включая Знаменское-Раек, где стоит дворянский дом с колоннадой большей, чем у Казанского собора, самый большой в России цельнокаменный мост из собранных в окрестностях валунов в поместье Василёво, село Никольское с ротондой-мавзолеем Н.А.Львова, торжокского архитектора конца XVIII века, пытавшегося перенести на тверскую землю стиль итальянского Возрождения и создавшего большую часть этих шедевров.
В этот замечательный край пока не дошла информация о том, что Россия встала с колен и активно возрождается, а возросшие бюджетные доходы принесли совсем не тот эффект, на который можно было надеяться. В последние годы было распущено объединение «Торжокреставрация», на его место пришли фирмы, выбираемые на тендерах в местной администрации. Здешние краеведы называют их «Таджикреставрация», и комментариев тут не требуется. Частно-государственное партнерство тоже не слишком работает: фонд «Наследие», получивший в 2005 году в долгосрочную аренду более 20 исторических зданий города, пока ограничился лишь тем, что обнес их дополнительным забором. Небольшое частное предприятие, взявшее в долгосрочную аренду усадьбу в Знаменском-Райке, продвинулось дальше: открыло в одном отреставрированном флигеле гостиницу и намерено продолжать восстановление усадьбы — но даже тут прогресс не впечатляет.
Конечно, можно сказать, что история вынесла свой приговор «архитектурным излишествам». Сейчас они смотрятся совершенно дико, вплотную окруженные деревенскими избами, сельскими котельными и гаражами для сельхозтехники. Советская власть не нашла им применения: самым удачным исходом было использование некоторых под школы, но в большинстве до середины 1980-х располагались исправительные учреждения и тюрьмы.
К истории не только не чувствовали уважения — ее скорее ненавидели. Мощи святых Ефрема и Аркадия, основателей Борисоглебской обители, НКВД вынес из храма и захоронил неведомо где в 1936-м, останки Львова и членов его семьи выдворили из мавзолея в те же годы, уже после войны директор совхоза ножом вырезал со стен главной столовой в Знаменском писанные маслом портреты всех российских императоров и их супруг, скрутил в трубку и унес незнамо куда...
Наверное, в 1960-е и 1970-е годы, когда приход коммунизма ожидался уже скоро, колхозные поля возделывались, обустраивались села, открывались школы, гибнущие усадьбы не считались чем-то ценным. Но сейчас, когда вокруг них царит еще большее запустение, чем внутри, отчетливо понимаешь, что это не так.
Российское государство не создавало этого великолепия. Его возводили местные дворяне и купцы, которых позднее новая власть либо убила и сгноила, либо вытолкала в эмиграцию. Советское государство не сохранило его, допустив в лучшем случае использование шедевров архитектуры как полезных квадратных метров с прочными стенами, удобных для камер и карцеров. Нынешняя российская власть — и это тоже видно в Торжке — строит новодельные дома на центральной набережной, на одном из которых красуется вывеска «Единая Россия» (в остальных, как говорят горожане, живут люди, близкие к администрации), а судьба старинных построек ее тоже не беспокоит.
Если мы хотим спасти провинциальную Россию — а обожравшаяся космополитичная Москва сегодня совершенно не представляет собой нашу страну, — нужно, видимо, отказаться от «государственнического» подхода. Следует как можно скорее каталогизировать все неиспользуемые памятники архитектуры федерального и регионального значения. Создать в каждом регионе страны реально добровольные и функционирующие общества их охраны. Позволить частным лицам приобретать для собственных нужд дома, усадьбы и дворцы с условием их восстановления в точном соответствии с прежним обликом, без всякого новодела.
После завершения реставрации с новыми хозяевами заключался бы арендный договор на 49 лет с последующим выкупом в собственность — пусть даже по символической цене. Зато все арендные платежи за это время перечислялись бы в пользу региональных обществ охраны памятников старины и шли бы на реставрацию других шедевров, которые не могут коммерчески использоваться (храмы в умирающих деревнях не поднимет в ближайшие полвека даже всемогущая РПЦ).
И тогда через несколько десятилетий наши миллиардеры будут устраивать шумные тусовки не на Лазурном Берегу или на Сардинии, а под Тулой или Тверью. А менее приверженные прожиганию жизни — покупать поместья не в Англии или Австрии, а под Смоленском или Владимиром. И это будет более зримым подтверждением возрождения России, чем проведение саммитов на острове Русский или Олимпиады в Сочи.
И не надо жалеть, что в этих ансамблях будут жить какие-то избранные или тусоваться золотая молодежь: так было всегда. Эти чудесные места и обустраивались как раз для этого. Только тогдашние избранные создавали произведения, которыми мы гордимся и поныне, а золотая молодежь конца екатерининской эпохи потом защитила страну в 1812 году, прошла всю Европу в 1814-м, а некоторая ее часть даже вышла на Сенатскую площадь.
Но все эти предложения реформ — только благие пожелания. Пока же ничего не происходит. И возникает чувство щемящей грусти, когда смотришь на Казанскую церковь в селе Арпачёво, откуда вглядывается вдаль колокольня, построенная в виде морского маяка. Храм как бы спрашивает у нее: «Тебе же лучше видно! Неужели никто не идет нас спасать?..»
Но нет, никого не видно на горизонте. Москва занята другим. Лозунг «Мы придем еще!» звучит не над тверской глубинкой, а над проспектом Сахарова.