Западные советологи тогда единодушно назвали 26 февраля отправной точкой формирования гражданского общества в нашей стране. Ну и? По мне, так в этой точке наш социум и остался: как географически (еще не “реконструированная” под корень гостиница стояла на Манежке), так и по понятиям.
Есть ли у нас гражданское общество (далее: ГРОБщество, раз уж Егор Летов таким образом шифровал свою “Гражданскую оборону”, то в отношении самосознания нации, чей менталитет породил присказку “Моя хата с краю”, — это более чем адекватно)? ГРОБщество как самоорганизованное взаимодействие с властью (а в условиях нашей истории уместнее говорить о противодействии) ныне существует лишь в форме саботажа и профанации государственных инициатив со стороны нынешних элит (равноудаленных олигархов & равноприближенных бюрократов). Народ же, как водится, безмолвствует.
Трудно представить себе, что сейчас сорок тысяч возмущенных москвичей выйдут на морозную площадь, протестуя против закрытия какого-нибудь ТВ-шоу, радиостанции или газеты. Хотя неприязнь к власти и очевидная ее, власти, импотенция вполне соизмеримы с образцами зимы-1991. Чем все это закончилось в августе того же года — помнят не только летописцы.
Даже десять лет назад, когда в начале 2001 года величественный “Газпром” забрал у опального медиамагната Владимира Гусинского канал НТВ, пресловутый УЖК (Уникальный Журналистский Коллектив) не смог собрать внушительный митинг. А ведь в перестройку стихийные демонстрации в поддержку прессы и/или следователей Гдляна & Иванова вспыхивали без всяких ТВ-призывов и интернетов, в отличие от погромов Великой арабской революции, захлестывающих сейчас Северную Африку и Ближний Восток.
В минувшую среду я обсуждал тему ГРОБщества с французским мастером сенсаций Тьерри Мейсаном и отечественным мыслителем Гейдаром Джемалем. Выяснилось, что на самом деле ни в одной из культур нет четкого и однозначного определения этого самого ГРОБщества. Вернее, разномастных определений так много, что даже для лаконичного изложения всех не хватит газетной полосы. В US-политологии есть термин Grassroots (корни травы), подчеркивающий, что инициатива идет именно от земли, снизу. Хотя справедливости ради замечу, что там почву так удобряют, что на заокеанских лужайках трава растет под заданным углом.
Характерным симптомом подлинного ГРОБщества считается наличие влиятельных негосударственных СМИ. И самое смешное, что закрытая 20 лет назад программа “Взгляд”, да и самые рейтинговые медийные проекты, учрежденные советским государством и/или партийными (читай: государственными) структурами, де-факто были на рубеже 1980—1990-х суверенными, поскольку в контексте провозглашенного компартией курса на перестройку одряхлевшая власть не заметила, что редакционную политику стали определять не кураторы “органов”, а дерзкие редакторы + журналисты. Тот же “Взгляд”, “До и после полуночи” Владимира Молчанова, питерское ТВ-обозрение “Пятое колесо” Сергея Шолохова, журнал “Огонек”, еженедельник “Московские новости” и, само собой, “МК”: все они были не просто жестко оппозиционны Кремлю/Лубянке, но по сути & результату — революционны. А многие нынешние холдинги и ТВ-каналы, даже являясь юридически частными и формально от государства независимыми, на самом деле подстраиваются под генеральную линию Администрации Президента, которая со времен, когда ее вместо Анатолия Чубайса возглавил экс-журналист “Огонька” Валентин Юмашев, занимает валентность ЦК КПСС.
Кстати, в помянутой беседе Гейдар Джемаль со свойственной ему легкой иронией заметил, что о гражданском обществе принято говорить в презумпции того, что оно есть благо. А это не факт. Быть может, это зло. Для нас. Ведь недаром же твердят: что немцу хорошо, то русскому смерть.
Нынешний российский дуумвират браво твердит о необходимости построения ГРОБщества, поскольку без оного-де не построить сакраментального правового государства. Угу, и возводить всю эту красоту намереваются, видимо, на фундаменте сегодняшней клептократии. Я допускаю, что на месте “депутатской” гостиницы “Москва” можно возвести самый дорогой в России отель. Но сомневаюсь, что из точки, где два десятилетия назад вскипал митинг против кремлевской цензуры, можно провести линию в светлое будущее подлинной свободы от мздоимства. Там, на Манежке, возможны теперь только многоточия. Да знаки вопроса.
Очень симптоматично, что реинкарнированная гостиница-квартал — почти точная копия архитектурного творения 1930-х. А по сути ей отведена роль прикремлевской роскоши под сетевым западным брендом. Путинский гламур вместо сталинского ампира. Подмена. Подстава. Игра.
Возможно, на памятных манифестациях в защиту гласности орудовали свои провокаторы и манипуляторы. Но там была движуха. Драйв был. И надежда. Была. Наверное, я остался в глубине души наивным хунвейбином, но имя нам, таким наивным, было — легион. Журналисты того времени рисковали своими карьерами и благосостоянием, а многие уверены были, что рискуют и здоровьем, и жизнью. Мы верили: этот путь — наш. “В этом мире того, что хотелось бы, нам НЕТ; мы верим, что в силах его изменить, — ДА!” Но окрестили демократов “дерьмократами”, на журналистов навесили ярлык “журналюг”. Не без оснований, увы. То, что происходит сейчас на местах митинговой славы, не внушает лично мне ни доверия, ни надежды. Нет надежды без веры. А верить то во что?
Пожалуй, лишь в некомпетентность неприятеля. Осталось определиться: враг где? Двадцать лет это казалось очевидным — в Кремле. И когда Горбачев призывал “не раскачивать лодку”, было понятно, что именно имеется в виду. А сейчас этот призыв блогеры иллюстрируют яхтой Романа Абрамовича.
Еще одним из параметров ГРОБщества считают тотальную частную собственность. Мол, когда человеку есть что терять, в нем резко возбуждается правосознание и желание за свое добро социально активничать. Ну так вот.
Если наши вожди жаждут на деле выстроить правовое государство на основе гражданского общества по западному образцу, то пусть по этому самому образцу поделятся собственностью. А то я читаю в дневнике светского обозревателя Божены Рынски про то, как супруги-министры Голикова + Христенко зажигают в казино Монако с ливийцем Надер-Надером, и что-то не догоняю: какие эмоции должен вызывать абзац: “Голикова бросила на кассу толстую пачку налички. Сказала: вы посчитайте, сколько у меня там, а я пока пойду еще чего-нибудь себе выберу. Она реально не знала, сколько налички у нее с собой. Разбрасывалась кэшем на глазах у всех в Шанели”.
Итого. “Кто был ничем” — ничем и останется. Мы всегда рассчитывали на авось. Авось нас вынесет нелегкая и в этот раз. И будет все не по сценарию. Зато — по справедливости. Я не знаю как, но ведаю — когда. Скоро. Очень скоро.