“Строителем я стал из-за прописки”
— Владимир Иосифович, вы на стройках уже более полувека. Признайтесь честно — не надоело?
— Не надоело. Стройки — это мое призвание, моя жизнь, моя судьба.
— Вы ведь не строитель по образованию?
— Нет, я шахтер, горный мастер. Горный институт выбрал по совету отца — он тогда работал во всесоюзном тресте “Союзшахтоосушение”. Сам отец, его друзья часто рассказывали о шахтах, которые в ту пору строились везде. Мне было интересно, нравилось это дело, поэтому особых колебаний не было — в горный, так в горный! По окончании института получил распределение на разрез в украинский поселок Ватутино. Мне нравилась работа в шахте. Хотелось проявить себя, быть первым, пусть и на деревне. Кстати, тогда обо мне впервые написали журналисты: в 1959 году наша смена вышла в лидеры по добыче угля. А второй раз — уже в 1961 году в Апатитах — об успехах моего участка появилась статья в “Кировской правде”. Эти заметки для меня очень дороги. Я до сих пор их храню.
— А в Москву почему вернулись?
— Из-за прописки. Тогда было правило, что если молодой специалист оставался в другом городе, его со временем лишали права на постоянное место жительства в Москве. Вот и моим родителям пришло уведомление о моей предполагаемой выписке из квартиры на Сельскохозяйственной улице. А надо сказать, что навсегда расставаться с Москвой я никогда не хотел. Думал, поработав на периферии, вернуться в столицу опытным профессионалом, чтобы заниматься строительством шахт для Метростроя, подземными переходами, гидротехническими сооружениями. Так оно, собственно, и получилось. Когда приехал с Кольского полуострова, устроился начальником участка, а дальше все ступени карьерной лестницы прошел. Был прорабом, старшим прорабом, начальником участка, главным инженером строительного управления, начальником стройуправления, управляющим трестом и так далее...
— У вас в трудовой книжке свободные страницы вообще есть?
— Наверное, вся исписана. Но сам я заявления писал всего пару раз — после института и при переходе в строительную отрасль, а дальше меня уже начальство переводило с должности на должность.
— Не жалеете, как сложилась судьба?
— Мне на судьбу грех жаловаться. Работы всегда было много, и работа была интересная, хотя строить приходилось много чего — и крематории, и станции аэрации, и кладбища, и зверинцы...
— От чего вы получаете удовольствие в работе и что раздражает?
— У меня принцип такой — должна быть цель. Это может быть промежуточная цель, связанная с определенным этапом строительства, или конечная цель — сдать объект в эксплуатацию вовремя, без недоделок. Когда люди настроены на достижение результата, я таких людей приветствую и готов простить им какие-то неудачи и срывы. Но, к сожалению, такое редко бывает. Много академиков, когда нужно найти причину и оправдать свое бездействие, и аспирантов — когда нужно найти средства и решить вопрос.
— Если бы жизнь можно было прожить еще раз, кем бы вы стали?
— Не знаю. Может быть, дипломатом? Мне нравится их служба. Она совершенно не публичная, но очень важная для страны. Мне кажется, по своему складу характера я мог бы стать дипломатом. Мне всегда удавалось находить компромиссы и поддерживать хорошие отношения с самыми разными людьми.
В этой связи скажу еще об одном принципе — тяге к личностям незаурядным, от кого есть что перенять. Кто сильнее меня, тот мне интересен. Так всегда было — любил работать и жить в окружении сильных.
— Кто из этих незаурядных и сильных личностей оставил наиболее заметный след в вашей жизни?
— Назову таких людей, как Владимир Федорович Промыслов, Виктор Васильевич Гришин, Валерий Тимофеевич Сайкин. Более 20 лет я проработал с Юрием Михайловичем Лужковым, с которым прошел по самому неведомому и опасному маршруту, когда город оказался брошенным в стихию рынка, где многие утонули. Все они были крупными руководителями, очень эрудированными, неординарными людьми, много сделавшими для развития Москвы.
— Вы назвали Лужкова. Между тем говорят, что вы с ним больше не общаетесь?
— Не общаемся... То, что произошло, для меня большая личная трагедия. Юрий Михайлович был и остается близким для меня человеком. Мы больше 20 лет были вместе, как говорится, прошли бок о бок “огонь, воду и медные трубы”. Разве это можно забыть? Это часть моей жизни, причем большая и не самая худшая ее часть. Я искренне не вижу причин, которые привели к разрыву между нами. И очень сожалею, что так получилось.
— То есть вопреки слухам вы не отрекались от Лужкова?
— Не отрекался и не отрекаюсь.
“Моя мечта, чтобы каждый москвич имел 40 кв. м жилья”
— Верно ли, что из всех строек самыми главными для вас являются храм Христа Спасителя и снос пятиэтажек? Или приоритеты изменились?
— Конечно, пятиэтажки — это приоритет. Я считаю колоссальным делом то, что мы сделали за последние 10 лет. По современным меркам хрущобы — это те же самые бараки. От бараков мы в свое время избавились, теперь надо избавляться от пятиэтажек, переселять людей в современное комфортабельное жилье. Ну а храм Христа Спасителя — это символ возрождения России и Москвы. Я рад, что мне повезло быть участником этой уникальной стройки. Однако сейчас перед нами стоит уже новая, не менее масштабная задача — построить 200 храмов шаговой доступности в каждом районе города.
— Москва вашей молодости похожа на нынешнюю Москву?
— Москва тех лет и Москва современная — это несопоставимые вещи. Тут даже сравнивать нечего. Я сам иногда удивляюсь, когда вспоминаю, какой она была и какой вижу ее теперь. Не осталось хибар, разбитого асфальта, замусоренных подворотен, темных, пустынных улиц. Москва выглядит современным городом, жизнь в котором не замирает ни днем, ни ночью. Один знакомый режиссер мне даже как-то пожаловался, что в городе стало невозможно снимать картины о советском прошлом. Нет подходящей натуры...
— По той ушедшей, советской Москве ностальгии не испытываете? В каком городе вам комфортнее?
— Никакой ностальгии у меня нет. Я рад переменам и чувствую себя в современной Москве достаточно комфортно, хотя, конечно, перекосы есть. О них совершенно справедливо говорит мэр столицы Сергей Семенович Собянин, и мы будем их исправлять. Направления предстоящей работы уже известны: это в первую очередь развитие общественного транспорта — автомобильного, железнодорожного, метро. В ближайшие 5 лет мы должны построить 75 км новых веток метрополитена, тогда как начиная с 30-х годов прошлого века было построено всего 300 км. Кроме того, необходимо расширять существующую улично-дорожную сеть, создавать поперечные связи между районами, возводить дублеры основных магистралей.
Нашей ошибкой было то, что в последние годы мы очень мало денег давали на развитие транспортной системы. Сергей Семенович Собянин первое, с чего начал, — пересмотрел бюджет и нашел возможность направить на инвестиции 360 млрд. руб., при этом не сократив ни одной социальной программы. Я не сомневаюсь, что то отставание, которое сейчас есть, в ближайшие годы будет ликвидировано — и Москва по праву станет самым комфортным городом в Европе.
— А архитектурный стиль столицы — каким он должен быть?
— Архитектурный облик Москвы складывался в течение 860 лет, и менять его ни в коем случае не нужно. Каждая эпоха оставила свой след в городе: центр имеет один стиль застройки, районы за Садовым кольцом — другой, периферия — третий. Аристотель еще две с половиной тысячи лет назад сказал: “Город — это единство непохожих”. Вот это смешение разных красок, объемов, архитектурных стилей и есть Москва.
— Ваш прогноз: столица в конце концов объединится с областью?
— Административного объединения не будет. Но экономические, социальные, градостроительные программы двух регионов должны выстраиваться по одному плану и иметь одинаковые цели. Я очень рад, что мэр Москвы и губернатор Московской области достигли понимания в этом вопросе.
— Что бы вы лично хотели построить в Москве, но еще не успели?
— Как я люблю говорить: лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал. Крупных, уникальных строек в моей жизни было достаточно. Но есть одна мечта: я бы хотел, чтобы москвичи были обеспечены жильем из расчета не менее 40 кв. м на человека. Сегодня, наверное, это утопия, но когда-нибудь эта мечта обязательно сбудется. Не сомневаюсь.
“Жена — самый важный для меня человек”
— Как-то вы сказали, что больше всего на свете боитесь двух людей — первого секретаря МГК Виктора Васильевича Гришина и свою жену Марту Яковлевну. С Гришиным более-менее понятно. А почему Марту Яковлевну?
— Ну Гришина-то можно уже не бояться — он умер. А Марту я действительно по сей день боюсь. Это еще со студенческих времен осталось, сумела она так себя со мной поставить. Она не кричит, даже голос не повышает, не дай бог. Но иногда так на меня посмотрит — что мурашки по коже.
— Марта Яковлевна ваша первая любовь?
— Первая и последняя. Мы познакомились еще в институте, учились не только на одном факультете, но и в одном потоке. Тогда она выглядела тургеневской девушкой, русской красавицей с длинной косой и непривычным именем Марта. Любовь началась на третьем курсе перед экзаменами, это был 1955 год. А в 58-м мы уже поженились. С тех пор я ношу на руке то самое обручальное кольцо. Марта — самый важный человек в моей жизни. Она для меня все — и жена, и сестра, и друг, и врач. Были в моей жизни очень трудные моменты, в основном они связаны со здоровьем, за которые я ей очень благодарен.
— Ваша жена работала?
— Она всю жизнь работала. После института Марта поехала со мной и устроилась экономистом в трест “Ватутинуголь”. Потом работала в Госплане, в Министерстве угольной промышленности. Сейчас, конечно, домохозяйка. На ней держится весь наш дом, вся наша большая семья. Так получилось, что в свое время из-за работы мы мало внимания уделяли дочери Кате, которая в основном жила у бабушек-дедушек. Зато нашего внука — Владимира — Марта воспитала сама. Он ее любовь, ее надежда и гордость. Хороший парень вырос. Самостоятельный, целеустремленный. Имеет два высших образования — экономическое и юридическое, защитил диссертацию.
— Не жалеете, что внук не продолжил династию?
— Нет. У каждого в жизни должен быть свой путь.
— Как вы отдыхаете?
— В молодости много путешествовали, а сейчас предпочитаем спокойный отдых на даче или в санатории. Хотя долго отдыхать не получается. У меня почти 360 дней отпуска за последние годы накопилось. Сколько раз было: заявление уже написано, билет на самолет в кармане — и вдруг все отменяется, потому что нужно быть на рабочем месте, решать вопросы, которые никому не перепоручишь. Поэтому я никогда наперед ничего не загадываю: до последнего момента не знаю — улетишь не улетишь, отдохнешь не отдохнешь.
На отдыхе я делаю то, на что в обычные дни не хватает времени: читаю книги или фильмы смотрю. Благодаря дружбе с актерами и режиссерами у меня дома есть очень неплохая фильмотека. Современное кино я, честно признаться, не очень люблю. А вот “Тихий Дон”, “В бой идут одни старики” частенько пересматриваю.
— Машину не водите?
— Не вожу, хотя права есть, и давно. Я получил их в молодости в Апатитах. На “Газике” здорово гонял по заснеженным дорогам. Но не повезло: наехал на замаскированный снегом валун, отделавшись легким испугом и крепким ударом в живот. Это происшествие навсегда отбило охоту к вождению. Потом много лет спустя я попал в аварию в командировке в Армении: пьяный водитель врезался в легковушку, в которой нас ехало трое. Один пассажир погиб. С тех пор я предпочитаю ездить очень осторожно, не люблю скоростей и всегда одергиваю водителя, когда он, опаздывая, пускается на обгон.
— У вас есть жизненное кредо?
— Ну конечно. Это в 18—20 лет человек может действовать наобум, а в зрелом возрасте уже появляются определенные правила и принципы. Как-то в молодости ученая обезьянка вытащила мне билетик со стихами Есенина:
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Рвал цветы, валялся на траве,
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
Это в жизни. А по работе мое кредо, как я уже говорил, таково: не ищи причины — ищи средства. Обе цитаты лежат у меня под стеклом на рабочем столе, и я до сих пор им следую.
“Московский комсомолец” поздравляет Владимира Иосифовича Ресина с юбилеем! Искренне желаем главному прорабу Москвы и большому другу нашей газеты радости, благополучия, крепкого здоровья и удачи во всех делах и начинаниях!