— 5 лет назад не все поняли, зачем нам еще одна палата, когда есть уже Госдума и Совфед...
— Эта идея витала в воздухе, ее продвигали правозащитники. Впервые с высокой трибуны она прозвучала на гражданском форуме, где присутствовал Путин. Через какое-то время он ее поддержал. Требовался новый формат, сообщество людей, которые будут выражать мнения граждан, а не политических партий или региональных элит. И которые при этом не обязаны нравиться избирателю и заниматься популизмом. Одной из главных задач ОП стала экспертиза законопроектов. Не юридическая, которая проходит в парламенте, а экспертиза гражданская. С той точки зрения, как закон подействует на жизнь конкретного человека. Кроме того, ОП стала “тревожным колокольчиком”. Мы пытаемся давать сигналы о том, где что неблагополучно. Кстати, Россия далеко не первая страна, где есть такой формат. Во Франции аналог ОП вообще в конституции записан.
— А нашу Общественную палату в нее когда-то впишут?
— Я считаю, что чем меньше изменений вносится в Конституцию, тем она надежнее нас с вами защищает. Палата существует в соответствии с федеральным законом, и этого достаточно.
— Когда возникло ощущение, что палата завоевывает вес?
— Первые годы над ней довлело клеймо кремлевского проекта. Я, кстати, не вижу ничего плохого в том, что президент формирует первую треть палаты. Да, он предложил войти в палату Леониду Рошалю, Генри Резнику, Алле Пугачевой, Николаю Сванидзе, Лео Бокерия. Но разве это означает, что они управляемы Кремлем? Попробуйте-ка поуправлять Рошалем. Это — люди самодостаточные и привыкшие в любой ситуации высказывать свою, личную точку зрения.
По-моему, в глазах россиян авторитет ОП стал расти после событий в Южном Бутове. Члены палаты, услышав, что там происходит, рванули туда. Ночью. И когда среди жителей, которые встали перед бульдозерами, вдруг оказались Сванидзе, Кучерена и другие, это произвело на местные власти колоссальное впечатление.
Постепенно стало увеличиваться количество обращений от граждан, за 5 лет их число перевалило за 100 тысяч, и у нас стало получаться помогать людям. На одну из “горячих линий” позвонил ветеран из Воронежа. Он 14 лет не мог выбить положенную ему квартиру, куда только не обращался... Вмешалась палата — разобрались, выделили ему квартиру. Получили жалобу от осужденной беременной женщины. Ей предстояло рожать в колонии, где для этого не было условий. Мы добились, чтобы ее перевели в роддом, а на базе этого примера нам удалось достучаться до власти, убедить, что осужденных беременных женщин и больных людей нужно щадить. Результатом стали изменения в законодательстве.
— И все-то у вас получается...
— Нет, не все. Нас очень часто не слышат. Когда принимался Лесной кодекс, ОП делала очень серьезные замечания. От них отмахнулись. И только после летних пожаров власть поняла, что мы были в чем-то правы. Мы провели экспертизу закона о бюджете. Но даже слова при его обсуждении нам не дали.
— Виновата власть или общественникам профессионализма не хватает?
— Бывает, что мы не знаем, в какой колокольчик звонить. Например, изучили несколько коррупционных практик в области сельского хозяйства — подзаконные акты и приказы, которые дают возможность тянуть мзду. Проанализировали 6 таких практик — начиная от хлебопечения и заканчивая ветеринарными тарифами. Эксперты считают, что отмена некоторых излишних норм и запретов отнимет у теневой экономики порядка 80 миллиардов рублей. На эту сумму теоретически подешевеют некоторые продукты, потому что пекарю не нужно будет платить за какие-то справки и закладывать это в цену хлеба. Мы все это выявили, но не знаем, куда с этим идти. Пишем письма в разные инстанции...
— Самые нерешаемые задачи в области...
— ... Экологии. Есть городки, где промышленные предприятия травят воду, буквально убивают людей. За всем этим стоят огромные деньги, интересы местных властей, олигархов, в том числе и иностранных. Им все равно, чем дышат люди, как растут дети. Наши успехи здесь удручающи: удалось добиться возбуждения только 5 административных дел и одну крупную нефтяную компанию усадили за стол переговоров с жителями. Все.
— Состав палаты меняется раз в 2 года, это оптимальный срок?
— Я считаю, что это — неправильно, мало. В Америке есть такое понятие, как хромая утка, так вот мы хромаем всю дорогу. Палата только начинает работать, а у нас уже снова процедура выборов, которая предусматривает много этапов и занимает полгода. Я был бы за 3-летний срок.
— Но при этом каждый раз палата обновляется примерно на треть. Не маловато?
— Это нормально. Должны оставаться люди, которые уже тянут воз, понимают работу. Должны добавляться и новые. Но мы очень важный принцип для себя определили: палата — это не 126 человек. Люди, которые формально выходят из нее, не вычеркиваются. Вот формально нет в палате Рошаля, но он все равно постоянно с нами работает.
— А есть люди, которые получили статус члена ОП и ничего не делают?
— Конечно, есть, но их все меньше. Когда палата формировалась в первый раз, многие думали, что будут какие-то ксивы, машины, мигалки, поликлиники, заказы... У нас ничего этого нет, как и зарплаты. Поэтому случайные люди перестали сюда стремиться.
— Но ксива-то есть...
— Да, она есть и подписана секретарем ОП Евгением Павловичем Велиховым, но с ней никуда, кроме здания на Миусской, не пройдешь. Потому что формально академик ни для одного охранника не является должностным лицом.
— Как ОП оценивает ситуацию с правами человека в России?
— Не так плохо у нас все. Но могло бы быть значительно лучше, если бы люди умели своими правами пользоваться. Не только политическими, но и правами в отношениях с врачом, ЖЭКом и так далее. Юридическая безграмотность у нас возведена в культ, особенно у поколений, ходивших в школу при советской власти. Каинову печать на себе несем. Мы как-то с известным писателем ехали на машине, он был за рулем, шел с разрешенной скоростью. Вдруг начал притормаживать. Спрашиваю: зачем? Оказывается, милиционера увидел. “Я боюсь, когда вижу человека в форме”, — признался классик. От незнания своих прав эта боязнь. Мы в ОП пытаемся вести юридический всеобуч. Выпускаем брошюры: как себя вести, если у вас требуют взятку, как себя вести, если подошел милиционер, и так далее. Они пользуются бешеным успехом.
Что касается свободы собраний, то и тут особых проблем я не вижу. Есть люди, которые считают, что на митинг не нужно никакого разрешения. Я считаю, что нужно. И нас гораздо больше. Потому что если около моего дома затеяли такую акцию, я не могу домой проехать. Ладно, ничего страшного... Но я должен хотя бы заранее знать, что в такой-то день и время не смогу попасть домой. Для этого и есть согласование. Естественно, в палате не все со мной согласны. Это тоже хорошо.