В помещении ресторана было чисто, послушная очередь текла мимо раздачи, где действительно без обмана были выставлены котлеты всех видов и калибров.
Однако оказалось, что котлетный фестиваль — это не самое удивительное, что можно было увидеть в этом заведении. Главной достопримечательностью и неожиданностью было то, что практически все работники, раздававшие пищу, убиравшие грязные подносы и даже сидевшие за кассой были...
Вот тут я хотел бы быть крайне аккуратным с определениями. Скажу так: они были из разряда тех, кого называют “понаехали тут”. Все молодые парни и девушки были из одной, а может быть, нескольких бывших республик СССР, ныне независимых государств.
Конечно, воспринималось все это несколько экзотично — казалось, что ты в русском кафе, которое открыли в Фергане или в Бишкеке. Но экзотика на этом заканчивалась, потому что эти юноши и девушки, невесть как попавшие в зимнюю Россию, одетые в белые рубашки и носящие бейджики с диковинными нерусскими именами, демонстрировали быструю и слаженную работу. Тарелки и использованные подносы мгновенно убирались со столов, а сами столы тут же чисто протирались. Салаты, пирожки и напитки мгновенно пополняли ряды, как только кто-то из клиентов брал что-то со стоек.
Но главным персонажем был юноша, раздававший вторые блюда. Ни секунды задержки, притом что с каждым у него был свой, особый мгновенный разговор, хотя и с сильным восточным акцентом. Разговор со мной привожу почти дословно — это важно.
— Пожалуйста, что вам?
— Мне, пожалуй... а котлеты из индейки у вас действительно есть?
— Вот они. Вам одну или возьмете две, они только что со сковородки.
— Одну, пожалуй...
— Смотрите, на тарелке уже есть салат, вот ваша котлета. А гарнир хотите?
— Ну... дайте...
— А хотите — вот картошка с грибами, очень хорошая.
— Хорошо, давайте с грибами, я ее не заметил.
— А соус?
— Что, у вас есть соус?
— Да, четыре разных. Смотрите, вот томатный, вот сырный, а вот еще...
— Нет, нет, соус я брать не буду.
— А может, возьмете еще котлету по-полтавски?
— Так я ведь уже взял из индейки.
— Но это очень хорошая котлета, возьмите еще! Или вот эту — с сыром внутри!..
— Нет, спасибо. А сок у вас есть?
— Сок дальше, у конца стойки. А хотите суп? Вы не взяли суп!
— Нет, нет, спасибо, мне достаточно...
— Спасибо вам, следующий, пожалуйста!..
Весь этот кулинарный разговор длился не более пятнадцати секунд, причем тормозом в нем был именно я, потому что у меня глаза разбегались от обилия всевозможной еды.
Но не разнообразие блюд поразило меня, а то, как этот парень со мной разговаривал. Создалось впечатление, что ему было крайне важно, чтобы я сытно поел. Казалось, что он, как официант в дорогом ресторане, обслуживает именно меня, что хочет вкусно накормить именно меня, хотя точно так же он убеждал взять какой-то суп даму, которая стояла передо мною.
Хорошо зная российский общепит, я подумал, что надолго этого парня не хватит, и заключил сам с собой пари. Усевшись за столик, чтобы не терять “восточного доброго молодца” из виду, я неторопливо обедал, в то время как на моих глазах разворачивалась титаническая битва с каждым посетителем за каждую котлету, салат, суп и пирожок. Казалось, что если этот парень не рассует все котлеты по тарелкам за ближайшие двадцать минут, то его депортируют из России прямо в белом фартуке и накрахмаленном колпаке. Но точно такое же ощущение, повторю, у меня было от работы всей этой “гастарбайтерской” команды.
Финал был следующий: я подозвал менеджера, по виду “коренного москвича в седьмом поколении”, и попросил его выразить благодарность этому парню с раздачи. И еще я попросил обязательно сказать, что его усилия и внимание к сотому, а может, тысячному надоедливому покупателю заметно и не остается без внимания, а также благодарного отношения. И котлета с картошкой съедаются на ура.
А теперь о сути. Мне абсолютно все равно, откуда приехали эти ребята. Мне безразлично, есть ли регистрация у этого парня, который распихивал горячие котлеты и супы посетителям, но я могу сказать уверенно: пусть он плохо говорит по-русски, но он — настоящий москвич!
Он москвич не потому, что по национальности русский либо его мамы-папы жили на Плющихе. Он москвич в высшем смысле этого слова, потому что мне, другому москвичу, создает хорошее настроение, кормит вкусной едой и помогает разобраться в четырех соусах, которых я никогда бы и не увидел.
Именно он, неизвестно как сюда попавший и проживший тут без году неделю, и есть настоящий москвич, а не те высокомерные “коренные”, которые забыли, что они сами либо их родители приехали в столицу лимитой и хватались за любую работу, только бы выжить.
Плохое и трудное быстро забывается. Мигранты, сбежавшие от жуткой жизни своих стран, метут в Москве улицы или очищают их от снега, грузят вагоны, раскладывают продукты в супермаркетах — делают ровно то, до чего “коренные” брезгуют и дотронуться. Но на них, на мигрантов, глядят недовольные физиономии тех, кто забыл, в какой деревне он в детстве бегал без порток, а неправильный русский язык этих работяг наталкивается на усмешки и издевательства.
И вся эта “москвятина” гармонично соединяется с романтическими вздохами о Советском Союзе: “Ах, ведь там была настоящая дружба народов, и не враждовали, как сейчас”.
Там была “дружба” ровно потому, что “коренные” видели “друзей” либо на ВДНХ, либо на рынках, либо во время “Декады искусства” в Кремлевском Дворце съездов, где гости с Востока в национальных костюмах плясали танцы для “дорогих москвичей”. После чего их запихивали в поезд и увозили с глаз подальше.
Но когда наш “коренной” ездит в Америку, то приезжает пораженный: “И как эти все нации там мирно живут?”
Они живут мирно, потому что не считают поколения и уважают закон.
Когда националисты устраивают шествия, то все трусливо сидят по домам, а когда Виктор Шендерович на Пушкинской площади собрал антифашистский митинг “Москва для всех”, на который пришли Валерий Тодоровский, Чулпан Хаматова, Дмитрий Быков, Олег Табаков, Генриетта Яновская, Павел Лунгин, Магомед Толбоев, Тимур Шаов и многие другие, то “коренных” пришло много, но могло прийти в десятки, сотни раз больше.
Но дома пиво, дети и теща, так что идти на митинг нет времени. А с “нациками”, наверное, разберется власть.
Но события на Манежной площади и нынешнее их продолжение демонстрируют факт: радикалы власти не боятся. Радикалы видят, как испуганная власть связывает их уголовное хулиганство с выступлениями правозащитников, любуется, как сажают Немцова со товарищи. И радикалы принимают единственно правильное решение — сделать свои сходки в центре столицы России регулярными, потому что когда ты у Вечного огня вскидываешь руку в фашистском жесте, то пятнадцать суток получишь не ты, а какой-нибудь оппозиционер.
Демократия в действии: оппозиция собирается регулярно? Отлично — “нацики” тоже регулярно будут бить мигрантов!
В результате “нацики” работают на власть — она закрутит гайки и запретит все митинги. И сделает это для “блага народа”, точно так же как отменила выборы губернаторов.
А “коренные” будут вздыхать: “Опять кровавый режим лишил нас свободы!”
Я пишу это не потому, что пламенным глаголом надеюсь заставить всех побежать на митинг в защиту Конституции либо волшебным образом заставить возлюбить мигрантов.
Совсем нет.
Но обратиться к согражданам хочется.
Когда вы выходите на улицу и замечаете, как тысячи “понаехавших тут” делают Москву чище; когда видите, как они копошатся на стройках или убеждают вас попробовать горячую котлету, постарайтесь увидеть в них не мигрантов, но ЛЮДЕЙ.
Они приехали не отбирать ваше золото, а заработать те крохи, которые помогут их детям и старикам выжить там, где вообще нет никаких заработков.
Они приехали в чужую холодную страну, часто не зная языка. Они сознают, что “дорогие москвичи” их не любят, потому что считают: мигранты у них что-то отбирают. А “нацики” могут их убить просто для развлечения.
Но они, и это главное, работают на совесть. Они хотят выжить. Как выживала когда-то лимита, о которой сделан фильм “Москва слезам не верит”. Кстати, этот фильм получил “Оскар”. И, думаю, во многом потому, что весь мир чувствует себя лимитой.
Мне бы очень хотелось, чтобы у этого парня из кафе сложилась жизнь — он этого заслуживает.
Как заслуживает особых слов уважения эта сеть ресторанов быстрого обслуживания, взявшая мигрантов на работу.
Я признателен им за смелость.