Сизиф или не Сизиф?
— Виктор Петрович, нет ли у вас ощущения, что вы занимаетесь сизифовым трудом — воюете с заведомо более сильным противником?
— Вы правы в том, что мы потеряли время. Мы как общество даже не заметили, что подсели на героиновую иглу. Упустили момент, когда в стране начала формироваться огромная армия наркозависимых. Мы до недавнего времени пытались бороться с наркотиками исключительно полицейскими методами. Но так нельзя — это то же самое, что прыгать только на одной ноге. Сегодня мы осознали все эти и другие ошибки. Поэтому я не Сизиф. Сизиф занимался трудом, у которого не было обозначенной цели. А у меня цель сформулирована предельно четко.
— Но все-таки на чем основаны ваши заявления о грядущей победе над наркомафией? Не противоречит ли этот оптимизм вами же приводимым цифрам о постоянном росте потребления наркотиков в России?
— Мой сдержанный оптимизм базируется на том, что мы по крайней мере оценили масштаб проблемы. И на том, что мы восприняли те международные подходы, которые себя зарекомендовали в странах, столкнувшихся с проблемой наркомании раньше нас.
Еще один повод для оптимизма — окончание переходного периода. Я не собираюсь заниматься морализаторством. Из-за странной позиции международных сил в Афганистане эта страна стала мировым центром производства наркотиков — 93% героина на земле сейчас производится именно там. Вот почему к нам через настежь распахнутые после распада СССР границы хлынул мощный поток героина. Но есть и чисто внутренние причины нашей восприимчивости к этому злу. Это деформация рынка труда и эрозия моральных принципов. Вижу, что вы скептически улыбаетесь. А зря.
Любой специалист вам подтвердит: пока есть спрос, он всегда будет провоцировать предложение. А вот как можно бороться со спросом? По словам известного американского профессора Вестли Кларка, в качестве самого эффективного оружия в борьбе со спросом лучше всего в США и Европе себя зарекомендовали непреходящие ценности: семья, воспитание детей, общественные формы занятия детей, другие формы профилактики. Если ценностные ориентиры сдвинуты, то, что бы мы ни делали, фиаско обеспечено.
— Непреходящие ценности — это, конечно, здорово. Но были ли в мировой практике случаи, когда той или иной стране удавалось если не победить, то нанести существенный урон наркомафии?
— Конечно. Вы, разумеется, слышали о так называемом Золотом треугольнике? Это район в 950 тысяч квадратных километров на границе Бирмы, Лаоса, Вьетнама и Таиланда. В свое время Золотой треугольник был главным источником героина в мире. В ходе вьетнамской войны были налажены каналы его переброски в США. Но такая ситуация была объявлена угрозой национальной безопасности США. И с 1988 по 2006 год производство опийного мака в этом районе было сокращено как минимум на 80%. С воздуха авиация распыляла специальные дефолианты. А на земле наркопосевы уничтожались мощной сельхозтехникой. Очень сильно захотеть — это уже тоже немало.
— А почему же тогда международные силы в Афганистане фактически не борются с местной наркомафией: не могут или не хотят?
— Я много раз задавал этот вопрос своим коллегам из стран НАТО. Они отвечают примерно следующее: уничтожать плантации опиумного мака нельзя. Это лишит крестьян единственного источника их доходов. Вместо этого мы сосредоточили наши усилия на уничтожении лабораторий по производству наркотиков. Говоря об отказе от политики уничтожения опийных плантаций, натовцы не кривят душой. По данным ООН, в прошлом году в Афганистане было уничтожено 5000 гектаров таких посевов. Это очень немного. Но в этом году уничтожена и вовсе мизерная площадь — 2300 гектаров.
А вот что до уничтожения лабораторий, то их количество лишь растет. В этом томе в 175 страниц собраны клейма лабораторий до того, как НАТО объявило их уничтожение своим приоритетом. А в этом томе на 425 страниц — клейма на нынешний момент. Лукавство со стороны НАТО очевидно.
Героиновый рай
— Так ли уж провальна антинаркотическая деятельность натовцев? Как, например, насчет их заявлений о появлении в стране провинций, “свободных от маковых посевов”?
— Свобода от посевов мака не означает свободу от мафии. В провинции Бадахшан изначально нет опиумных посевов. Зато там сосредоточено большое число лабораторий.
Провинция Нандахар со столицей в Джалалабаде тоже свободна от опиумных посевов и тоже обильно усеяна лабораториями. Обратите внимание: большая часть таких лабораторий сосредоточена в основном на севере Афганистана — в так называемом Горном Бадахшане. Это задает маршрут движения героина дальше на север. Они целенаправленно работают на среднеазиатском, а значит, и российском направлении.
— Вы намекаете на то, что если бы поток наркотиков из Афганистана шел не в Россию, а в страны Запада, то войска НАТО не относились бы к этой проблеме с таким равнодушием?
— Я намекаю на то, что любая страна реагирует прежде всего на угрозы ее собственным интересам.
— В свое время Россия оказывала очень значительную поддержку Северному альянсу в Афганистане. Правильно ли я понимаю, что теперь эти же самые люди “благодарят” нас с помощью мощного потока контрабанды наркотиков в РФ?
— Я не готов сказать, что это делает именно Северный альянс. По большому счету Северный альянс утратил свою целостность после смерти своего лидера Ахмад Шаха Масуда в 2001 году. Но когда у власти в Афганистане находился “Талибан”, то он очень хотел получить международное признание и стал сворачивать собственное производство. В год прихода талибов к власти объем собранного опиума в Афганистане составлял 3600 тонн. А вот в 2001 году — всего 185 тонн. При этом они были произведены на севере Афганистана, который не был подконтролен талибам. Но тут началась операция “Несокрушимая свобода” — и уже на следующий год объем собранного в Афганистане опиума вернулся на прежний уровень.
— А как вы ответите на аргумент о несчастных афганских крестьянах, которые умрут с голоду без опийного мака?
— Извините, но афганские крестьяне не принимают решения, какую культуру им сажать. Они работают не на своей земле. По сути, используется их рабский труд. Крестьяне живут в конкретном кишлаке и работают на полях, принадлежащих конкретному землевладельцу, которого они за всю свою жизнь могут так ни разу и не увидеть. Боевики этого землевладельца и принуждают местных жителей заниматься выращиванием опийного мака. При этом доходы крестьян от такого вида деятельности потрясающе малы. Семья за год получает порядка 70 долларов.
Поэтому если предоставить крестьянам возможность выращивать, скажем, пшеницу, они с удовольствием будут это делать. Потенциальный рынок сбыта для продуктов традиционного сельского хозяйства в стране есть. Я недавно был в Кабуле. И я не нашел там помидоров, лука, огурцов афганского происхождения. Все привозное — из Пакистана. Почему это нельзя производить внутри страны?
— И как же можно убедить афганских крестьян перейти с опийного мака на морковку?
— Убеждать надо не их, а землевладельцев. Надо сделать так, чтобы у них земля стала гореть под ногами. Что конкретно я предлагаю? Сегодня, например, пираты из Сомали официально признаны угрозой миру и международной безопасности. А вот афганские наркопроизводители такой угрозой не считаются. Но правильно ли это? Из-за действий пиратов в Аденском заливе погибло несколько десятков моряков. А из-за афганского героина в мир иной отправилось порядка миллиона человек за последние девять лет. Это что, менее опасно?
Я предложил составить список землевладельцев, на землях которых произрастает опиумный мак. Раз они не могут использовать свои земли в общественно полезных целях, их нужно искать по всему миру. А их земля должна быть изъята в доход государства. Просто так эти люди от выращивания опийного мака не откажутся. В прошлом году выращивать мак для них было в три раза выгоднее, чем пшеницу. А в этом году — уже в шесть раз.
— А не приведет ли такая политика к тому, что земля в Афганистане начнет гореть под ногами не местных землевладельцев, а международного контингента?
— Давайте зададимся вопросом: а для чего, собственно, международные силы находятся в Афганистане? Говорят, что для борьбы с террором. В конце этого ноября по своей продолжительности операция НАТО в Афганистане превзойдет пребывание советских войск в этой стране. И что, они за это время победили терроризм? Образовавшаяся в Афганистане воронка нестабильности засасывает в себя все новые страны. Мы видим, например, ухудшение ситуации в Таджикистане, в Киргизии. А в самом Афганистане боевых столкновений сейчас значительно больше, чем в 2001 году. Трудно не сделать вывод: стратегия НАТО себя не оправдывает. Даже ближайшая союзница США Британия устами недавнего главы МИДа Дэвида Миллибенда признала: война с террором была ошибкой, она принесла больше вреда, чем пользы.
— А вот НАТО в целом, похоже, делает иной вывод: мы с терроризмом не можем разобраться, а вы тут нам еще с наркотиками предлагаете бороться. Разве не так?
— Недавно помощник президента Обамы заявил: количество боевиков “Аль-Каиды” в Афганистане составляет от 50 до 100 человек. Ему вторит директор ЦРУ Леон Паннета: у “Аль-Каиды” в Афганистане нет военных баз и возможности наносить удары. Но им противостоят более двухсот тысяч хорошо оснащенных войск НАТО. Это что получается: на одного боевика “Аль-Каиды” приходится две тысячи солдат коалиции?
Стоит разобраться, что первично: терроризм порождает наркопроизводство или наркопроизводство порождает терроризм?
Пора понять: причина нестабильности в Афганистане именно в том, что здесь находится пуповина всего мирового производства героина. Разные группировки постоянно сражаются друг с другом за право рулить процессом. В обстановке этой перманентной кровавой бойни организованная преступность растет как на дрожжах. А при этом огромная армада войск коалиции говорит: мы этим заниматься не будем, у нас другая задача. Где здесь логика?
Ближние подступы
— Правильно ли я понял: с вашей точки зрения, именно наркомафия сыграла ключевую роль в организации недавней кровавой резни на юге Киргизии?
— Абсолютно правильно. Что сейчас происходит? Афганистан, который производит гигантский объем наркотиков, сам этот объем не потребляет. Героин идет транзитом по территории ряда государств. Движение наркотиков означает движение денег. Это рождает преступность, которая постепенно приобретает организованный характер и втягивает в себя все больше людей. Как и в Афганистане, в мире разные группировки постоянно конкурируют между собой: мелкая рыба поглощается крупной.
Этот процесс картелизации имеет свою внутреннюю логику. На каком-то этапе, чтобы выжить и получить конкурентное преимущество, большие группировки неизбежно втягиваются в политическую сферу и пытаются получить поддержку правящих кругов. Это не просто рождает гигантскую коррупцию. Получается, что одни политики подконтрольны одним картелям, другие — другим. Поэтому выяснение отношений и приобретает характер политического конфликта и кровавой бойни.
— Получается, что страны Средней Азии постепенно превращаются в наркогосударства?
— Я бы не стал использовать этот термин. Но, являясь транзитными странами, эти республики очень сильно слабеют как государства. Это надо отчетливо понимать. И не просто понимать, а делать из этого совершенно определенные выводы. Россия, как большое государство и как страна наиболее пострадавшая от афганского героина, не может оставаться в стороне. Нам надо работать за пределами нашей страны, на ранних подступах к ее границам. Если мы будем лишь бегать по регионам России, вылавливая героин, который нам вбрасывается через 7,5 тысячи километров границы с Казахстаном, это довольно бессмысленное занятие.
— Это на каких таких ранних подступах? Вы предлагаете послать наши части в Афганистан?
— Нет, не предлагаю. С Афганистаном у нас в этом смысле не самое хорошее общее прошлое. Зато у нас хорошие отношения в рамках ОДКБ. Мы должны оказывать финансовую помощь спецслужбам Киргизии и Таджикистана, технически их перевооружать, содействовать повышению эффективности их работы. Именно отказ от подобных форм сотрудничества сыграл в свое время очень негативную роль. Когда наши пограничники перестали охранять границу между Таджикистаном и Афганистаном, объемы перехваченного героина сразу же упали практически в три раза.
— А есть ли в том же Таджикистане силы, которые хотят, чтобы мы там работали?
— В Таджикистане твердо настроены сами охранять свои границы. Но президент страны Эмомали Рахмон с удовольствием откликается на идеи получения от нас помощи. Вопрос не в позиции наших партнеров. Вопрос в нашей готовности потратить на эти цели значительные средства. Я считаю, что в этом отношении мы должны брать пример с США. Америка очень зримо присутствует, например, в Колумбии. Уже давно производство кокаина здесь держится на минимальном уровне. Недавно было принято решение о создании в этой стране семи военных баз США. Общая площадь наркоплантаций в Афганистане сегодня составляет 123 тысячи гектаров. А вот в Колумбии ежегодно уничтожается 230 тысяч гектаров коки.
В Мексике США реализуют план Мерида. Мексиканским спецслужбам оказывается финансовая и другая помощь. Вкупе с укреплением границы это дает очень зримый эффект. На границе США и Мексики изымается до 30% смертоносного груза. Для справки: на границе между Россией и Казахстаном вылавливается всего 4% от проходящих через нее наркотиков.
— И что, эту границу надо закрыть? Но как это соотносится с провозглашенным курсом на создание таможенного союза и дальнейшую интеграцию двух стран?
— Создание таможенного союза подразумевает устранение таможенного контроля на наших границах. Но сама государственная граница вовсе не ликвидируется. И существование пунктов пропуска с техническими средствами досмотра и даже наличие контрольно-следовой полосы не противоречит режиму таможенного союза. Но ваш вопрос построен на ложной предпосылке: мол, граница — это исключительно укрепленная линия, вдоль которой стоят вооруженные люди с мухтарами. Я никогда не предлагал и не предлагаю построить новую “великую китайскую стену” на границе России с Казахстаном, равно как и на любой другой границе нашей страны. Тем более что в случае с Казахстаном это бессмысленно. Анализ работы оперативных служб показывает: основной поток наркотиков идет как раз через пункты пограничного контроля — скрытно, естественно. На копытах через степь, если и везут, то немного.
— К чему же тогда вы призываете? И как быть с тем, что у вас репутация сторонника максимального обособления России как от бывших советских республик, так и от Запада?
— Давайте говорить о фактах, а не о домыслах. На своей прежней работе помощника президента я в течение пяти лет был переговорщиком с Евросоюзом по вопросам юстиции и внутренних дел. Именно на этих переговорах была достигнута договоренность об облегчении визового режима для обладателей дипломатических паспортов и журналистов. На тех же переговорах был дан старт диалогу с Европой и о безвизовом режиме.
Естественно, я выступаю за самые тесные связи между Россией и бывшими советскими республиками. Если мы не будем этого делать, то, например, в Средней Азии русский язык просто выйдет из оборота. Вряд ли это отвечает нашим интересам. Вы спрашиваете, что же конкретно я предлагаю сделать с нашими границами? Я предлагаю навести на них наконец порядок.
— А что именно скрывается за этой красивой, но туманной формулой?
— Приведу еще один показательный пример со своего бывшего места работы. Раньше если иностранный гражданин находился в России менее 180 суток в год, он не считался здесь резидентом и, соответственно, мог не платить налоги в российскую казну. В других государствах аналогичный показатель составляет всего 90 дней. И для предприимчивого иностранца образовывалась идеальная лазейка. Он мог пробыть в России 179 суток, потом выехать на пару дней — и отсчет начинался заново. Появлялась возможность не платить налоги ни там, ни здесь. Мы привели российское законодательство в соответствие с международными нормами и эту лазейку закрыли.
Теперь то же самое надо сделать и в сфере борьбы с контрабандой наркотиков. Ведь сейчас лазеек здесь тоже масса. Просите конкретный пример? Пожалуйста. Жители некоторых республик Средней Азии имеют сейчас право въезжать в Россию по внутренним паспортам. Контрабандистам наркотиков это дает возможность пересекать российскую границу хоть сто раз в год и при этом не привлекать к себе внимания. Во внутренние паспорта штамп ведь не ставится. Что же до миграционной карты, то ее можно выбросить, а на границе заявить о потере. Все подобные лазейки должны быть наглухо законопачены.
Марихуана — мама героина?
— Как вы относитесь к популярной на Западе идее легализации легких наркотиков?
— Отношусь отрицательно. И я бы не сказал, что эта идея популярна на Западе. В этом смысле показательны только Нидерланды. Остальные страны занимают либо взвешенную, либо резко отрицательную позицию. Кстати, даже в Нидерландах все более популярной становится идея ужесточения норм. В Лос-Анджелесе скоро состоится голосование по поводу легализации марихуаны в этом регионе. Я, естественно, не могу вмешиваться во внутренние дела США. Но мы с моим коллегой из Америки — директором управления государственной политики в сфере контроля за наркотиками администрации президента Джилом Керликовске — договорились, что будем консолидированно выступать против. В России у такой идеи и вовсе нет будущего. Ее не поддерживает ни одно из заинтересованных ведомств.
— Почему? Не отвлекает ли борьба с легкими наркотиками ресурсы от борьбы с тяжелыми?
— Это не так. Марихуана не столь концентрированный наркотик, как, например, героин. Но его потребление все-таки вызывает зависимость. Марихуана относится к разряду так называемых психоактивных веществ, которые оказывают химическое воздействие на центральную нервную систему. После длительной искусственной стимуляции нервной системы в мозгу возникают необратимые процессы, которые ведут к слабоумию. Кроме того, употребление подобных веществ провоцирует переход к более жестким наркотикам. В процессе привыкания для получения желаемого состояния эйфории организм требует все более крупных доз.
— А что вы думаете об идее бесплатной раздачи наркоманам шприцев с целью борьбы с эпидемиями болезней типа СПИДа?
— Количество наркоманов в России не меньше полутора миллионов человек. Героиновым наркоманам нужно порядка 2—3 доз в течение суток. Подсчитайте, сколько нужно шприцев, чтобы удовлетворить все эти потребности. И кто будет раздавать все эти шприцы? Если серьезно говорить о таких программах, то здесь должен быть обеспечен полный медицинский контроль. Если такого контроля нет, то подобные “благотворители” становятся прямыми пособниками распространителей наркотиков.