«Бицикль – самое модное увлечение…», «В городе все больше педалирующей публики…» – подобными заголовками пестрели страницы газет в конце XIX века. Это было золотое время велосипеда. На двухколесных машинах ездили на работу, на прогулки, в путешествия… Но наибольшей популярностью тогда пользовались состязания гонщиков.
В Первопрестольной для этого оборудовали несколько циклодромов и даже приспособили для катания на «роверах» зимой и в непогоду огромный зал Манежа.
Кто-то негодовал, кто-то удивлялся, но модное поветрие уже не отпускало москвичей. Едва ли не весь город охватила «ажитация» от велосипедных состязаний.
Буквально за считаные годы после появления велосипеда гонщики приспособились соревноваться, одевшись в легкие, «весьма откровенного вида» трико, однако потом в клубах, организующих состязания, были введены жесткие ограничения на сей счет, призванные блюсти общественную нравственность: «каждый состязающийся должен иметь полурукавчатую фуфайку и быть одетым от плеч до колен». Для господ офицеров, пожелавших принять участие в соревнованиях, подобная экипировка была под запретом. Им специальным распоряжением по военному ведомству было приказано «гоняться» на велосипедах одетыми по всей форме: в мундирах, кителях и высоких сапогах!
Побежденный ковбой
Каких только состязаний не напридумывали наши прадеды!
Заезд на велосипедах без руля. Заезд без седла… со стаканом воды в руке или с яйцом на ложке… Заезд с соскакиванием (в конце каждого круга обязательно спешиваться и потом снова садиться в седло)… Была еще «игра с картами»: по полу Манежа рассыпали колоду карт, которые велосипедистам надо было на ходу нанизывать на особые копья по масти или по старшинству. Публике нравились заезды с препятствиями (велосипедистов поджидали лабиринты из фишек и кеглей, лестницы, качающиеся доски и даже высокий забор), соревнования на самую медленную езду (однажды победитель преодолевал 80 метров в течение 9 мин. 35 сек.!). Забавлялись гонками без педалей, участники которых могли двигаться лишь отталкиваясь ногами от пола, или «охотой за пузырями», где целью велосипедиста было раздавить колесами как можно больше надутых телячьих пузырей, рассыпанных на полу… В 1893 году состоялся дебют новейшей «электрической» велоигры: на поле велодрома ее участники должны были накручивать виражи и нажимать колесами электрические кнопки; при этом на табло высвечивались различные числа, по наибольшей сумме которых и определяли победителя.
Небывалый ажиотаж вызывали «смешанные» гонки, когда на циклодроме велосипедист состязался в скорости с лошадьми.
Осенью 1895 года в городе наделал шума поединок 32-летнего московского гонщика Михаила Дзевочко со «знаменитым техасским ковбоем» Джеком Блисдалем. Каждая из двух запланированных в помещении Манежа гонок продолжалась по 2 часа, причем ковбою разрешалось использовать 10 сменных лошадей. Судьи-контролеры скрупулезно вели учет фактически пройденной дистанции. Перед самым финишем в огромном здании вдруг вышла из строя техническая новинка – электрическое освещение – и огромный зал погрузился в темноту. Однако присутствующие зрители-мужчины тут же достали из карманов спички, и при их свете публика смогла увидеть происходящее на арене. Победил велосипедист. Дзевочко накрутил 117 верст и 355 саженей, а ковбой, сменив лошадей в общей сложности 148 раз (он перепрыгивал из седла в седло прямо на скаку), успел за это время преодолеть лишь 112 верст и 445 саженей. Второй день соревнований закончился опять не в пользу американца.
Циклисты пытались помериться силой и со знаменитым русским конным экипажем. В 1893 году состязание известного гонщика Похильского и лучшей тройки купца Колупаева закончилось полной победой «механики»: на дистанции в 25 верст лошади отстали от циклиста почти на 2 минуты.
А 11 июля 1895 года на циклодроме Московского общества велосипедистов-любителей состоялось поистине эпохальное событие. В антракте между гонками зрителям впервые демонстрировали «бензиномотор». Появление на трековой дорожке неуклюжей трехколесной «машинки» было встречено дружным хохотом. «Мотор» двигался поначалу весьма медленно, и публика стала нетерпеливо кричать: «Ходу! Ходу!» Агрегат тарахтел, окутывался клубами едкого дыма, вибрировал всеми своими деталями… Глядя на такое «действо», один из присутствовавших гонщиков не выдержал, вскочил на вело и помчался за «керосинкой». Несмотря на все старания машиниста и резко возросший грохот двигателя, циклист легко обогнал бензиновый экипаж, сорвав бешеные аплодисменты публики.
Полбутылки на финише
Разыгрывали множество всяких почетных званий и призов. Выше всех ценился титул «Первый ездок России», оспариваемый начиная с 1891 года. Но были у велосипедистов и отличия «местного значения» – например, «Первый ездок Петровского парка», «Чемпион нарукавного знака Коломяжского кружка велосипедистов», «Обладатель «Приза Почетной ленты Московского кружка велосипедной езды» (к слову сказать, во время расцвета этой спортивной корпорации гонщик, завоевавший такую ленту, ежедневно получал от МКВЕ весьма неплохую денежную ренту!)…
Кроме того, разыгрывались еще «Приз В. Шухова» (одного из учредителей Московского общества велосипедистов-любителей, а впоследствии – знаменитого инженера), «Приз комиссии по постройке деревянных поворотов» (то есть наклонных эстакад на поворотах циклодрома в Манеже)… Или совсем уж «эксклюзив» – состязание на «Приз новой цементной дорожки циклодрома МОВЛ».
Награды победителей гонок ожидали самые разные. Это могли быть серебряная спичечница, подстаканник, прибор для курения, вышитая бисером подушечка и даже… настольный термометр! В июне 1899 года Московский клуб велосипедистов провел благотворительную гонку, где разыгрывался «Большой приз в честь поэта А.С. Пушкина» – уменьшенная копия знаменитого памятника на Тверском бульваре.
Однако чаще всего победителям выдавали жетоны – золотые, серебряные, порой даже украшенные драгоценными камнями. У некоторых удачливых гонщиков скопилось множество таких дорогих безделушек, но продавать их или закладывать в ломбард считалось нарушением спортивной этики.
Помимо официальных, клубных гонок часто устраивали и «междусобойчики» – импровизированные соревнования. На плацу Александровских казарм в Замоскворечье, где летом для публики организовывались велосипедные «покатушки», их участники то и дело затевали состязания на скорость. «Спорим на полбутылки?!» – Тут же палками обозначат линию старта и финиша, попросят кого-нибудь из коллег быть судьей и стартером – и понеслись… В одном из подобных состязаний, устроенных весной 1902 года, неожиданно для всех выразил желание поучаствовать… негр. Оказалось, что этот темнокожий господин – участник гастролировавшей в городе группы велофигуристов. Впрочем, опасения в тотальном превосходстве такого «профи» над простыми любителями развеялись буквально с первых же секунд. Негр вышел на старт, дымя папироской, и совершенно не ориентировался в гоночных правилах. Даже доехать до финиша он не смог: лопнула шина.
Сколько стоит чемпион?
Совершенно особым был язык у тогдашних велоспортсменов. Они говорили, например, «убить рекорд», а не «побить…» (мол, «побить» – это еще не значит уничтожить полностью!), в ходу был и более образный оборот: «устроить крушение рекорда».
А вместо привычного нам сейчас «гонщик» пользовались словом «гоночник». Зато тревожное по нынешним временам слово «митинг» у циклистов столетней давности обозначало всего-навсего соревнование. Впрочем, его порой заменяли термином «матч» (писали, например, «заключить матч» вместо «договориться о соревновании»), а «гоночники» порой превращались в репортажах в «матчёров», и вместо слова «соревноваться» самые продвинутые газетчики писали «матчироваться» («г-н X матчировался на циклодроме с г-ном У…»). Каждого из мастеров, гонщиков 1-го класса, именовали уважительно: «премьер», «тенор педали», зато гонщиков 2-го класса презрительно называли «сапогами».
Популярностью пользовалось слово «резаться». Вот характерный образец из газетного репортажа: «эта пара гоночников приходит к финишу в сильной резне». Еще одно непривычное сегодня выражение: «вырвать старт», то есть опередить соперников на первых же метрах дистанции.
Нельзя не упомянуть специфическое слово из тогдашнего лексикона – «лидер». Так называли помощников гонщика – велосипедистов, которые ехали, сменяя друг друга, впереди него, рассекая воздух и облегчая спортсмену ход.
Едва ли не впервые за всю историю состязаний в скорости появилось среди московских циклистов слово «конюшня»: так называли гонщиков, работавших на одного хозяина – владельца какого-нибудь из известных в городе веломагазинов – Дэвиса, Блока, Алексеева… Эти «конюшенные мальчики» обязаны были ездить лишь на велосипедах той марки, которую «продвигал» их «шеф». Они привыкли получать мзду не только за одержанные победы, но еще и «поверстные» (1–1,5 рубля за каждую «намотанную на колеса» версту), «проездные»… Зарплаты в итоге получались прямо-таки генеральские!
Гонки сумасшедших
На циклодромах порой устраивали весьма изнурительные марафонские состязания. Самыми трудными были пришедшие к нам из Америки 6-дневные гонки. Выдержать такое испытание почти без всякого отдыха (спортсмены слезали со своих машин буквально на считаные минуты, а ели прямо на ходу) человеку попросту невозможно. К концу заезда участники его представляли, судя по газетным репортажам, жалкое зрелище: «…время от времени они засыпают прямо на ходу. Кто-то падает, но при этом даже не просыпается. Его поднимают, будят, вновь сажают в седло… Других пытаются поддерживать с боков их лидеры, при этом теребят, будоражат разговорами и анекдотами, заставляют петь песни… Иногда случается, циклист начинает вдруг бредить, галлюцинирует, съезжает с трека, а то и вовсе бросается на публику…» В одном из заездов гонщик Фишер вдруг соскочил со своей машины, залез на ближайшее дерево и стал с аппетитом жевать листья. Результаты, показанные участниками таких супермарафонов, впечатляют: победитель одной из гонок в 1897 году сумел накрутить за 6 дней 3192 км! (Впрочем, еще год спустя все гонки длительностью более 24 часов были официально запрещены как «безнравственные».)
Некий дотошный ученый подошел к оценке результатов соревнований с иной точки зрения. В своем докладе на очередном заседании Общества естествознания он сообщил, что гонщик Докучаев, сделав 610 верст за 24 часа в московском Манеже, выделил такое количество тепла, которого хватило бы, чтобы вскипятить 8,5 ведра ледяной воды.
В числе серьезнейших тогдашних велопроблем – допускать ли к соревнованиям женщин, особенно если речь идет о шоссейных гонках?
Вот выдержка из протокола заседания МКВ от 6 августа 1895 году:
«…Сами дамы могут в пути подвергнуться тысяче случайностей, могущих дурно повлиять не только на их организм, но и на исход гонки… И как должен поступить гоночник, нагнавший по пути даму-гоночницу, с которой случился от утомления или жары припадок обморока? Остаться с ней и оказать товарищескую услугу, расстегнув ей корсет, или продолжить гонку, оставив даму на произвол судьбы? А если циклист займется расстегиванием корсета, то как на это взглянут проезжающие мимо гоночники?..»
Но дамы все-таки не захотели оставаться в стороне от модного увлечения. Самые отважные из них выходили на старт, чтобы завоевывать победы в скорости. 12 ноября 1895 года под крышей Манежа состоялась, например, гонка на «побитие часового дамского рекорда», в результате которой победительница – А. Гессель – смогла проехать за 60 минут 28 верст и 270 саженей – на 87 саженей больше прежнего рекорда. При этом в репортажах из Манежа газетчики не забыли упомянуть, что велосипедистка ехала в зеленом бархатном костюме и зеленой шапочке.