Слово “summit” по звучанию в английском языке соответствует двум другим словам — “some meat”. Что означает — “немного мяса”.
Лидеры крупнейших мировых держав сначала “разговелись” в Питере. Потом запили это дело фирменной водой во французском Эвиане.
В общем, посидели неплохо.
Но нам-то, простым смертным, что с того? У нас другие дела.
На носу — школьные выпускные балы. Закончатся сотни тысяч школьных романов. Сотни тысяч школьных портфелей (не знаю, правда, есть ли сейчас такие?) будут заброшены на балкон, а потом в помойку. И у вчерашних детей начнется новая жизнь. С чем их и поздравляю. А заодно вспоминаю свою родную школу.
Я учился в школе с математически-спортивным уклоном. “Наверное, это дурдом?” — подумаете вы. И будете недалеки от истины.
Кому это пришло в голову, я не знаю. Похоже, директору, который был очень творческим человеком — регулярно попивал горькую в подсобке с физруком и военруком. В общем, в нашей школе №24 г. Тамбова решили создать по два выпускных класса. Один — математический, другой — спортивный. Таким образом, после восьмилетки всех учащихся разделили на вроде как умных и вроде как дураков.
У нас, типа умных под литерой “А”, было меньше народу в классе и больше красивых девочек. Но, на беду, девочки действительно были умными, а стало быть, не слишком доступными. И нас это обижало. Мы завидовали “бэшникам”, у которых девчонки были поневзрачнее, но попроще.
А еще “бэшники”, которых мы со злости звали “бэушниками”, могли совершенно официально вместо уроков играть в футбол. И на правах дураков отбирали мелочь у мелюзги в школьном буфете. По этому поводу было несколько драк, однажды чуть не дошло даже до поножовщины. Хотя вообще-то мы с “бэшниками” дружили — против 18-й школы, с которой регулярно ходили драться. В общем, веселая была жизнь, Макаренко нервно курит.
И чем весь этот эксперимент закончился? Спустя 14 лет после окончания школы можно подвести некоторые итоги.
Почти все “бэшники” спились на фиг. Один, правда, недолго стоял в воротах местной команды, но был уволен за пьянку. Остальные как стояли, так и до сих пор стоят в рюмочных, благо последних в моем родном городе предостаточно. Отдельные товарищи, правда, добились большего — уже отсидели за воровство с мордобоем и вернулись в наколках. Теперь, когда я приезжаю к маме, они просят у меня мелочь на пиво, как когда-то в буфете у первоклашек. Но очень вежливо и со вселенской тоской в глазах, даром что не евреи.
Что же касается нашего “А”, то особо и сказать нечего. Зачем я учил высшую математику — до сих пор понять не могу. Не помню ничего, кроме функции возведения в степень. Но в жизни это не помогает — меня постоянно обсчитывают в кафе. Одноклассники стали кто кем, но Лобачевских из них тоже как-то не вышло.
Да здравствует российское образование — самое лучшее и самое непрактичное в мире!
А свой выпускной я, честно говоря, и не помню. Помню только водку в туалете на подоконнике. И мамины слезы. И очередное “отстань!” из уст одноклассницы, когда я пытался расстегнуть молнию на спине ее платья с люрексом.
Утро встречали с пивком у друга Сереги, что жил в доме через дорогу.
Недавно он продал свою “хрущевку” на первом этаже, и там открыли аптеку, куда Серега ходит теперь за популярной в провинции 70-градусной настойкой боярышника. А тогда сказал запомнившуюся мне на всю жизнь фразу:
— Нет, все же хорошо было у нас в школе учиться. Пивной ларек рядом...
...Нынешние школьники, которых я недавно встречал после “последнего звонка” на московских улицах, порадовали: налицо преемственность поколений.
Школьной формы нынче почти нигде нет, но отличить их в толпе было легко по нетвердой походке и по бантам у девочек, хлебающих “девятую” “Балтику”.
Это, наверное, более счастливое, чем мы, поколение. Более свободное.
Они счастливые еще и потому, что им вообще необязательно что-то знать. Даже биографию Брежнева. Недавно коллега поделился своим открытием: оказывается, его дочь не знает, что Ленин был “президентом” до Сталина. Да и слава богу, подумал я. К чему ей это? Вот я знал. А характеристику мне из школы дали такую, что с ней впору было сразу идти в колонию общего режима. Но потом пришла демократия, и я ей тихо подтерся.
А сейчас — красота да и только. Все дороги перед школьниками страны открыты — были бы деньги.
Насколько они открыты — хорошо видно на примере опять же моего городка (Москву брать не будем — это совсем не Россия).
В городе раньше было 22 ПТУ, а теперь — два университета. Каждый год туда поступают тысячи выпускников. Столько же выпускаются с красивыми дипломами юристов, экономистов, психологов, социологов...
Выпускаются — и бегом на рынок. Там все эти специалисты стоят рядами с трусами и колготками. Найти работу больше чем за 100 долларов негде.
Кандидаты наук — люди посолиднее. Они торгуют мясом и субпродуктами. А руководят процессом бывшие пэтэушники, которым досталась самая престижная в городе работа — рыночных контролеров. Это такие “под ноль” бритые двоечники с красными довольными мордами. Раньше их звали рэкетирами, но времена изменились.
Помните монолог Райкина “Кто как учился, и кто чего добился”? С тех пор он стал еще более жизненным. Единственный способ не ощутить себя его героем — бросить все и уехать в Москву. Что и сделали все мои более умные товарищи. Иногда они возвращаются, чтобы, встретившись с менее умными, еще раз утвердиться в правильности своего решения.
Московским школьникам стоит позавидовать черной завистью.
— Я меньше чем за 600 баксов работать не пойду! — подслушал я диалог двух выпускниц, размерами грудей поразивших бы товарища Рубенса.
— А я, — отвечает подруга, — уже на штуку в одной фирме договорилась...
Врет, наверное, но не суть. Произнеси она это где-нибудь за пределами МКАД, ей бы местные девчонки вмиг устроили темную...
Когда я болтал обо всем этом с редактором молодежного отдела “МК” Люсей Волковой, девушкой видной, к тому же мамой двоих детей, она дипломатично заметила:
— Ну и дурак ты, Муждабаев. Да что ты знаешь о современной молодежи?
За шестой чашкой чая выяснилось, что действительно ничего.
— Ты посмотри, — учила дурака Люся, — как нынешние дети стремятся к знаниям! Это ты рос в полной уверенности, что будешь, как мама с папой, получать 150 рублей, и читал рассказы о пионерах-героях. Сейчас у детей другие ориентиры. Они не знают Ленина, но знают Ходорковского с Березовским. И тоже хотят быть успешными и богатыми. А для этого что нужно? Образование. Московских выпускников в ПТУ теперь не заманишь. Все мечтают поступить в вуз. Учат английский. Почти живут в Интернете. Хотят стать миллионерами, актерами, телеведущими, хотят свалить за границу... Да и выпускные балы нынешние нашим босяцким не ровня. Платья минимум за 200 у.е., банкетные залы, пароходы, самолеты и пятизвездочные отели в Сочи.
Посмотрев статистику конкурсов в российские вузы, я убедился в Люсиной правоте. Такое впечатление, что скоро в России не останется никого, кроме юристов, экономистов, артистов и дипломатов. Инженерами хотят стать лишь дети самых бедных родителей. Остальные — рвутся в бомонд. И возможно, даже не потому, что школьники пошли такие корыстные. Наверняка они просто не знают о существовании других профессий.
Единственная рабочая специальность, про которую еще показывают фильмы по ТВ, — проститутка. Остальные герои — адвокаты, олигархи, фотомодели, певицы, политики, агенты национальной безопасности. Молодым россиянам есть с кого делать жизнь.
Кстати, одним из самых популярных вузов в стране является Академия ФСБ России. Нужно объяснять, почему?
Нынешних выпускников можно только еще раз поздравить. У них — прекрасные перспективы. А главное — веселая и интересная жизнь. Те же, у кого не выйдет стать Путиным, тоже легко найдут себе занятие по душе. Станут, например, антиглобалистами. Показали же западные студенты на встрече “Большой восьмерки” во Франции всему миру кузькину мать. А наши чем хуже?
...Пей свою настойку, мой друг Серега. Передавай привет одноклассникам. В не самое интересное время мы с тобой родились. Нас учили какой-то не такой математике. Как оказалось, самое большое расстояние между точками — от пивной точки у нашей школы до “точки ру”.