Дворянское гнездо

     Якушкин, как неоднократно озвучивалось, — из декабристов, а Ястржембский — представитель старинного польского рода… Упоминать о древних корнях, что ни говори, престижно. Дворяне ценятся, к ним прислушиваются. Не зря ж под Дворянское собрание в Москве отдана усадьба князей Вяземских-Долгоруковых, дворцовая, трехэтажная, с танцевальным залом. Фамильные бриллианты, громкие титулы, обворожительные улыбки из-под вуали, женщины-красавицы и честолюбивые господа во фраках — стандартный набор взглядов на обладателей голубой крови.

     Сейчас, по данным Российского дворянского собрания, в Москве и области проживают 1500 (не считая членов семей) потомков дворян. Хотя цифра наверняка неточная, потому что во времена давно ушедшие многие дворяне и не считали нужным регистрироваться — ведь никакая запись в Бархатной книге не могла сказать о них больше, чем фамилия и репутация. Более того, все знают и период, когда быть дворянином стало опасно, — многие представители известнейших фамилий меняли их на менее заметные и уничтожали документы, чтобы сохранить спокойствие, а то и жизнь своих близких. Да и сейчас не все стремятся “встать на учет”.
     Есть ли ген голубой крови, существует ли на самом деле то, что составляет ФАМИЛИЮ? Мы попытались это выяснить на примере старинного дворянского рода Хилковых. Старший из известных нам и проживающих ныне в России представителей этой княжеской фамилии — Алексей Александрович — прямой потомок стоявшего у истоков зарождения российской государственности Рюрика и основателя Москвы Юрия Долгорукого.

     Князь Алексей, несмотря на все пережитое, о чем вам еще предстоит узнать, сохранил врожденные такт, учтивость и уважение к собеседнику, он абсолютно лишен всякого высокомерия. 30 лет Хилков потратил на то, чтобы собрать архив о своих знаменитых предках. Просто послушав за чаем (супруга князя Марьяна Дмитриевна постаралась) хотя бы отрывочные данные о семействе Хилковых, можно писать историю государства Российского.
     Мужчин Хилковых самых разных поколений почему-то хронически тянуло на подвиги. Причем какие! О некоторых подробностях их жизней наперебой кричали и отечественные, и зарубежные газеты. По поводу их браков разгорались грандиозные скандалы, в которых присутствовали все атрибуты драмы: отказ от наследства, отобранные дети, слезы, жизнь в нищете и долгая ненависть. Магия невероятных историй захватывает настолько, что время бежит быстро, и только к вечеру я понимаю, что и Марьяна Дмитриевна, и Алексей Александрович, должно быть, порядком устали от расспросов. ЧЕСТЬ — это утерянное нынче понятие — прошла рефреном через всю историю Хилковых. Люди слабы, и явление чести со временем было вынуждено подвинуться, чтобы уступить место другим, более уместным теперь понятиям. Но то ли тени предков, то ли это странное понятие — КРОВЬ — сделали так, чтобы княжеская честь переживала все: и боль, и слезы, и разочарования — и оставалась уже после всего в одиночестве, но не сломленной.

     Один из самых знаменитых представителей рода, Дмитрий Александрович Хилков (прадедушка “мытищинского” князя), на вопросы любви смотрел философски — по крайней мере он не считал, что “регистрация” отношений с любимой женщиной церковью — дело обязательное. “Маленький и всегда щеголевато одетый” бывший гвардейский офицер князь Хилков, живший недалеко от Ясной Поляны, чрезвычайно увлекся идеями своего знаменитого соседа и друга — графа Льва Николаевича Толстого. Как и многие прогрессивные люди своего времени, он пытался найти лекарство от русского бунта. Ведь уже в 1882 году было ясно, что мятеж назревает стремительно и неотвратимо. Учение Толстого — непротивление злу насилием — и принципы духоборов стали князю близки. Казалось бы, не слишком понятный момент, потому что Хилков начинал как блистательный военный, к двадцати годам дослужился до подполковника и был фантастически богат. Закончилось все тем, что Дмитрий принимает решение… отдать свое имение крестьянам, а себе оставить всего три десятины, чтобы самому их обрабатывать и кормить семью. Жена с необычным именем, очевидно, обрусевшая немка — Цецилия, захватив детей, переезжает вместе с ним в нечто наподобие избы. Княгиня Хилкова (мать), особо приближенное ко двору лицо, приходит в бешенство. Спустя некоторое время она, абсолютно не принимая тягу сына к “новой” жизни и решив, что для внуков так будет лучше, пошла на крайние меры. По ее указке приехали чиновники из Петербурга и… забрали двух старших детей — девочку и мальчика. Скандал получился на всю Россию. Граф Толстой, переполненный возмущением, пишет Александру III (очень по-толстовски): “Я считаю, что Вы согрешили, допустив возможность совершить такое злодейское дело Вашим именем… Я был так возмущен тем, что узнал, что хотел тот час же послать описание всего этого в иностранные газеты”. Однако столь дерзкое послание на государя не подействовало. Со временем все утихло, хотя и закончилось ничем. Дмитрий Александрович вскоре был выслан из страны как лицо неблагонадежное. Позднее у Цецилии родилось еще двое детей, один из которых, Александр Дмитриевич (появился на свет в 1898 году в Англии), стал отцом подмосковного князя. Однако по возвращении в Россию неуемный и неравнодушный к идее равенства всех людей князь Дмитрий Хилков не успокоился: он сошелся с Бонч-Бруевичем, Кропоткиным и Плехановым, пошел добровольцем в Первую мировую и погиб в бою.
     Удивительно, но неожиданно для меня часы в мытищинской квартире размеренно начинают бить шесть вечера, будто по неким своим соображениям отмерив отрезок одной жизни от следующей.

     Судьба сыновей князя Дмитрия вряд ли менее удивительна и трагична, нежели отцовская. Борис (старший), встав на сторону революции, сражался за Советскую власть, но, судя по всему, не слишком убедительно: его расстреляли в 1935 году как врага народа. Александр же покинул Россию вместе с остатками армии Врангеля, хотя сам не воевал — врожденный порок сердца не позволял. Ирония судьбы: ген жажды справедливости и за границей привел князя в рабочую среду, где очередной Хилков заболел идеей равенства. Мятежный дух не успокоила и любовь, которая настигла честолюбивого Сашу в виде темно-карих глаз дочки бывшего пензенского губернатора Киры Евреиновой (эта фамилия тоже имеет древние корни и упоминается уже во времена царствования Ивана IV), которая с семьей также пребывала в эмиграции в Югославии. Красавица с фарфоровым лицом и большая умница, получившая отменное воспитание, ответила взаимностью. Особенно ее поразили хилковские взгляды на жизнь. Позже Кира запишет: “Разговаривая с Александром Дмитриевичем я впервые стала обращать внимание на вещи, которые меня совершено раньше не интересовали. Так меня очень поразило из разговоров с ним отношение начальства к рабочим, угнетение их… Он совершенно по-другому представил мне мир и революцию, чем я понимала ее в толковании папы и мамы”. Действительно, что для влюбленной женщины перемена мировоззрения? Море по колено! Генерал-губернатор с женой (история, похоже, описала правильный круг) пришли в ужас от выбора дочери. “У меня все валилось из рук, душа моя разрывалась. Оставить Сашка я больше не могла, но и бросить папу, которого я так любила тоже не могла… Я пришла к выводу, что так я вообще не могу жить дальше и надо покончить с собой”, — пишет она в своем дневнике.
     Слава богу, тогда обошлось: решение утопиться закончилось полным примирением с жизнью. Кстати, в дневнике есть любопытный момент, где Кира повествует о драматичности любви собственных родителей, — с ними “голубая кровь” тоже сыграла злую шутку: родовитые предки оказались жестко против свадьбы. “Отец сделал матери предложение, на что она ответила согласием, но родители отца были против этого брака… Мама была по их мнению из бедной семьи, а они готовили папе богатую невесту. Дошло до того, что они заявили моему отцу, что если он женится на моей матери, они лишат его состояния и не желают знать его вообще...”
     Впрочем, бравого офицера Преображенского полка, часто бывавшего при дворе, такое положение дел мало смущало — он оставил службу и поступил на работу в какое-то петербургское учреждение. Правда, все это он скрыл от матери Киры, которая, увидев крохотную квартирку, в которой ей предстояло поселиться, долго рыдала. Помирились оба семейства (Кириных родителей и бабушек-дедушек) только после рождения красавицы Киры — Евреиновы не устояли перед искушением понянчить внучку. Кирочкины глазки примиряли любые распри.

     Александр и Кира поженились. Алексей Хилков родился во Франции в 1926 году, а его старший брат Дмитрий — на три года раньше, в Югославии. Хилковы жили в Бельгии, во Франции, а в 1934 году, томимые непроходящей тоской по родине, поехали… строить новую Россию. Это потомки приближенных ко двору лиц-то! И год, надо сказать, выбрали удачно. Впрочем, как можно было со всей любовью к великой России подумать о том, как непоправимо ошиблась эта страна?..
     Когда семейство Хилковых прибыло в Ленинград, появились “товарищи в штатском” и увезли Александра. Два месяца Кира не знала, где он. Свой арест вернувшийся и все еще грезивший о справедливости князь объяснил со сдержанностью, достойной истинного дворянина: “Очевидно, была такая необходимость”. Алексей Александрович и теперь не может в принципе припомнить момента, когда отец позволил бы себе кого-либо осуждать.
     На стене мытищинской квартиры — Кирины маки. Марьяна прикрепила ее рисунок к своей детской соломенной шляпке (между прочим, из Парижа), и получилось изящное панно. Окна совсем слепнут от летнего ливня. Часы бьют семь, и Хилковы приступают к очередному этапу повествования. Историю Алексея Александровича я слушаю в записи. Удивительное дело, они разговаривают под магнитофон. Марьяна Дмитриевна сетует, что поленились и не нашли времени записать побольше информации. Магнитофон скрипит и шипит, как патефон, очень кстати добавляя антуражу старины.

     По приезде в Ленинград Хилковы жили в гостинице. Потом им дали комнату в коммуналке в Володарском районе. Кира устроилась горничной в гостиницу, Александр — столяром на завод имени Кагановича.
     Несмотря на то что князь Хилков относился к советской власти более чем лояльно, в 1942 году его выслали из города революции в Красноярский край. Кира Александровна с Алешей поехали следом. Старший ее сын Дмитрий в очередной раз доказал, что значит неспокойный нрав князей Хилковых. Боясь, что ему откажут в отправке на фронт из-за принадлежности к дворянскому сословию, он скрывает свое происхождение и даже выдумывает, что родился в деревне. Достойно продолжив дело предков, блестящих русских офицеров, он погиб в 1943-м. В похоронке записано: “Хилков Дмитрий Александрович, младший лейтенант, командир взвода, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, убит 2 сентября 1943 года и похоронен в деревне Пенари Черкасского района Киевской области”.
     Кира потеряла одного сына и пыталась спасти оставшегося. Ее истощенный блокадой мальчик с трудом боролся за свою жизнь во время адского переезда по Дороге жизни через Ладогу, а потом — в телячьих вагонах поезда на Сибирь. Потом были годы работы в Сибири, смерть Сашка (так князя Александра называла Кира), и... после всего этого княгиня Кира поставит эпиграфом к своим воспоминаниям фразу: “Посвящается памяти Александра Дмитриевича Хилкова, моего мужа, которому я бесконечно благодарна за то, что он сумел так на меня повлиять, что я вернулась со своей семьей... на свою родину и осталась навсегда РУССКОЙ”. Последнее слово целиком состоит из заглавных букв.
     Князь Александр Хилков нашел свой покой в 1947 году на кладбищенском участке при Хакасской опытной станции. Этой датой заканчиваются и события в книге Киры, которую она довершила к 1966-му. Четыреста страниц машинописного текста о жизни княгини, которая пережила все, что только уготовил ей и ее близким Всевышний, обрываются смертью мужа, словно все самое важное в ее жизни уже закончилось. Кира знаменита тем, что дожила до рождения правнука, которого назвали... Сашком.

     Следует оговориться, что княжеский род Хилковых весьма разветвленный, и их предки упоминаются в исторических источниках очень часто. Причем, как правило, в связи с монархическими династиями.
     Так, князь Андрей Яковлевич Хилков был приятелем Петра Великого еще в те времена, когда тот вел потешные сражения на берегу Яузы и только начинал грезить о необыкновенном будущем страны, в коей ему суждено быть самодержцем. Когда пришло время рассылать посольства в разные страны, император предложил должность посла (тогда таковых называли резидентами) в Швеции своему товарищу и единомышленнику Хилкову. Увы и ах. По страшному стечению обстоятельств Андрей прибыл в Стокгольм 18 июня 1700 года, за несколько месяцев до сражения под Нарвой. Воинственный и жесткий Карл XII, опасаясь от русских, находящихся в Швеции, провокаций, распорядился отправить их на остров Висингсе, в замок Висингсборг. Среди узников были дворяне — Долгорукий, Трубецкой, Головин, Бутурлин и Хилков. Князь Андрей скончался в Висингсборге 8 ноября 1716 года в возрасте 42 лет и был там же похоронен. Только спустя два года генералы Головин и Трубецкой привезли его тело домой, в Санкт-Петербург, где отважный дворянин нашел свой последний приют.

     О еще одном Хилкове “Таймс” 1905 года писала: “В князе Хилкове царь нашел человека, скромно говоря, соответствовавшего задаче и способного попытаться решить ее”. Речь шла о Михаиле Ивановиче Хилкове, который был министром путей сообщения в правительстве Витте. Очередной упомянутый в этом скромном очерке Хилков был не просто блистательной личностью. Во-первых, несмотря на то что мать Михаила дружила с императрицей Александрой Федоровной, супругой Николая II, и уж точно могла подыскать сыну теплое местечко, устроился помощником машиниста на Одесско-Балтийскую железную дорогу. Более того — дослужился до министра! Во-вторых, он навсегда потряс современников тем, что во время стачки железнодорожников сам сел на паровоз и поехал говорить с недовольными.
     Таковы уж они, Хилковы. Жадные до справедливости, отчаянные, смелые и неизменно выделявшиеся из толпы. Беда (или счастье?) представителей этого рода была в том, что почти все из них, по крайней мере те, о ком удалось раздобыть сведения, были неисправимыми идеалистами. “Утопия” — греческое слово, означающее “благословенное место”, или “место, которого нет”; оно всегда совершенно замечательно ложилось на российскую ментальность. И именно утопию так отчаянно искало несколько поколений князей Хилковых. Что это, если не “ген элиты”, не кровь, не то, что принято называть зовом предков?..
     Мы говорим весь вечер, стол завален документами, в хрупком гжельском сервизе безнадежно остыл чай, часы уже устали напоминать, что я засиделась. Рассказано столько, что, если изложить все, получится не газетная статья, а как минимум диссертация (по крайней мере по объему).
     — Ну какой я князь? Вот предки мои, конечно, князья… — улыбается светлейший. — Очень ими горжусь.
     — Лешенька, а я могу сказать, что ты настоящий князь, потому что ты добрый и благородный, — перебивает его княгиня Марьяна.

     А что же сам старейший потомок? В годы войны работал князь Алексей и токарем, и помощником водопроводчика, потом трудился на Тольяттинском радиоламповом заводе, в мытищинском отделе стандартизации машиностроительного завода.
     Всех, прямо сказать, некняжеских занятий и не перечислить. Зато теперь князь Алексей отдыхает. Здоровье далеко от желаемого, но, как он говорит, появилось время размышлять и вспоминать. Марьяна Дмитриевна дает уроки французского частным порядком — говорят, здесь ей равных нет: не зря ж она родилась в “самом французском” городе мира — Париже!
     На стенах более чем скромной двухкомнатной подмосковной квартиры — рисунки князя Алексея Хилкова, герб рода и диплом, подтверждающий княжеский титул. В документе, выданном Российским дворянским собранием, указано, что Алексей Александрович Хилков внесен в пятую часть родословной книги Дворянского собрания. Там же записаны его жена Марьяна, урожденная Смиренская, сын Алексей, 1959 года рождения, и дочь Елена (1955 года). А титул русских князей Хилковых так и будет переходить по мужской линии из поколения в поколение. У сына “мытищинского” князя Алексея Алексеевича есть свой сын — Дмитрий Хилков. Так что, думается мне, история этого славного рода продлится еще не один век, и мы не раз услышим эту фамилию.

     Орфография документов из семейного архива Хилковых сохранена авторская. Автор благодарит Алексея и Марьяну Хилковых, а также Российское дворянское собране за помощь, оказанную при подготовке этого материала.