Дон Жуан против Гамлета

  Фестивальная эпидемия, которой особенно подвержен юг Франции, продолжается. К Авиньонскому подключился его ровесник,
     56-летний Фестиваль изящных искусств в Экс-Ан-Провансе. Можно сказать, что его оккупировала семья Брук. Знаменитый Питер Брук представил оперу “Дон Жуан”, его дочь Ирина — “Евгения Онегина”.
     Однако папа обогнал дочку и к оперной продукции присовокупил драматическую — спектакль “Гамлет”. И это весьма беспрецедентный случай: до этого, кроме опер и серьезной музыки, ничего другого в Экс-Ан-Прованс не допускали. Что только говорит об одном: Питер Брук — это более чем авторитетно.
     Хотя его “Гамлет” №2 заматеревшего академического впечатления не оставляет. Мэтр вывел принца Датского подальше от роскошного старинного города в чистое поле. К постройке XVII века ради него приделали трибуны, буквой “П” упирающиеся в стену. Пространство между стеной и трибунами застелили веселенького цвета ковриком и, как коверные, дали 2,5-часовое представление.
     В конце 50-х Брук уже выпустил “Гамлета”, привез его в Москву — и та, воспитанная за железным занавесом, буквально сошла с ума от простоты решения, естественности игры и подхода к самому Шекспиру без придыхания. Если “Гамлет” из прошлого столетия был, как рассказывают, простой, то степень простоты нынешнего делает его даже наивным. Никаких новаций, ничего замороченного — коврик да несколько разноцветных подушек с такими же разноцветными покрывалами. Подушки “работают” троном, могилкой бедного Йорика. Покрывала — занавесками, за которыми с наивной простотой прячется наивный Полоний.
     Мастер дворцовых интриг имеет у Брука вид бомжа с многолетним стажем, чудом не околевшего за зиму и не скончавшегося от истощения. При этом он — сын далекого африканского племени, для которого французский язык не родной, и поэтому он старательно выговаривает слова, отчего окончательно роняет авторитет коварного царедворца. Он, пожалуй, единственный выпадает из общего ансамбля, большинство которого также составляют чернокожие артисты. Брук верен себе и под крышей одного спектакля собрал детей разных народов, и если бы Гамлет оказался белокожим, то все, наверное, очень удивились бы. Удивляться пришлось другому — каким предстал Гамлет.
     Чернокожий артист Уильям Надилам вышел в черной толстовке от Исимиаки, с модной прической из косичек, схваченных в хвост. Пластичный как кошка. Красив как бог. Про таких говорят: “Ты не говори, ты только ходи”. Однако чернокожий Гамлет блестяще произносил текст и замечательно играл. Лирическое начало в нем явно побеждали внутренняя свобода и надменность, присущая сынам афроамериканского происхождения. Агрессия сочеталась с насмешкой, наглость — с отчаянием и слезами. В сцене “Мышеловка” он ползает вокруг бродячих артистов, беззвучно синхроня текст про вероломное убийство, и сам так выстраивает мизансцену, что пузырек с ядом оказывается в руке у Клавдия. А тот, естественно, яд запузыривает в ухо королю, чем разоблачает себя окончательно.
     Ясно, что наив у Брука стал главной отмычкой к шекспировским страстям и высшей точкой философии. Наив во всем — в минимальном музыкальном сопровождении на восточных инструментах — чуть-чуть барабанов, чуть-чуть щипковых. В декорациях, а точнее, в их отсутствии (смотри выше). И даже в финале: к трупам, разбросанным по коврику, на ногах приходит еще один — до этого утопившаяся Офелия. В общем, все умерли. Как у Шекспира. И как в жизни. Несколько из общего стиля выпадают костюмы привлеченного к “Гамлету-2002” модного модельера Исимиаки. Довольно простые костюмы он декорировал роскошными по рисунку и цветовой гамме шарфами.
     Р.S. Однако в Экс-Ан-Провансе привередливая публика, избалованная оперным искусством, больше оценила “Дон Жуана”, чем “Гамлета”. Билеты по 180 евро было не достать ни за какие деньги, отказывали даже журналистам. “Гамлета” продавали от 40 до 25 евро, и мест свободных в чистом поле было предостаточно.