Рыбный день

  Собираюсь на рыбалку. Удить рыбу мне предстоит на набережных столицы. За удочкой и советами иду к соседу — заядлому рыболову.
     — Что можно выловить из нашей Москвы-реки?! — ужасается Валера, таскающий рыбу на дальних водохранилищах и озерах.
     В шкафу у рыбака сплошь навороченные спиннинги с хитрыми никелированными катушками. “Во время нереста одному человеку можно рыбачить только с одной удочкой, количество крючков на которой не должно превышать двух...” — всплывает в памяти инструкция Мосрыбвода. На антресолях чудом отыскивается потертое тростниковое удилище.
     Не зная вкусовых предпочтений столичной рыбы, беру в качестве наживки и мотыля, и опарыша, и червей. В шесть утра, затолкав в сумку прорезиненный плащ на случай дождя и шляпу на случай палящего солнца, еду в центр Москвы.
    
     От Киевского вокзала выхожу на Бережковскую набережную. В поисках рыбаков добрых полчаса кружу около нового моста через Москву-реку.
     — Да ты к ТЭЦ иди! Там теплый сброс воды, ваш брат рыбак все больше там толчется, — говорит мне сонный страж порядка, когда я в третий раз с торчащей из сумки удочкой пробегаю мимо его поста.
     Около большущей трубы с теплым бурлящим потоком — столпотворение!
     — Что ловится? — пристраиваюсь я сбоку к бородатому рыбаку в штормовке.
     — Все ловится! — говорит, не поворачивая в мою сторону головы, дед. — Плотва, лещ, жерех, сазан, карп...
     Не веря бородатому Алексею, разматываю удочку.
     — Как ты червя насаживаешь?! — заинтересованно смотрит на меня рыбак.
     Не видя во мне конкурента, он заметно добреет. Я узнаю, что на Бережковской набережной бывший электронщик, а ныне пенсионер Алексей рыбачит уже 30 лет. Раньше жил в районе Киевского вокзала, а когда семья переехала в новый микрорайон, стал приезжать на “Бережки” по привычке.
     — Вставай слева от меня — здесь трехметровая яма, — открывает мне рыбацкий секрет Алексей.
     Мой поплавок тотчас уходит влево. Я дергаю удочку и верещу от радости. На крючке серебрится рыбка-бульдог — с завороченной кверху нижней челюстью.
     Рыбацкая братия вокруг снисходительно улыбается.
     — Уклейка, — констатирует Алексей. — Малоценная рыба: суха, для ухи не годится. Ее или сушить, или коптить надо. А для тебя — начинающего рыболова — полезно половить уклейку, научишься быстрой и легкой подсечке: эта рыба берет с разбега, если ее вовремя не подсечь — тут же сшибет насадку.
     Пальцы липнут к клейкой рыбьей чешуе (может, поэтому и называется эта рыбешка уклейкой?). Серебристая спинка рыбы переливается на солнце.
     — А у французов уклейка в почете! — вступает в разговор молчавший до этого крепко сбитый рыбак Сережа. — Из ее чешуи добывают жемчужную эссенцию, которой потом красят искусственный жемчуг, он блестит как настоящий.
     На середине реки стая рыб стремительно выскакивает из воды и рассыпается дождем во все стороны. Явный признак, что появилась хищная рыба. Рыбаки замолкают и сосредотачиваются на своих удочках. Глядя на сосредоточенные лица удящих, вспоминаю афоризм: “Женщины, которые никогда не видели своих мужей за ужением рыбы, не имеют понятия, за каких терпеливых людей они вышли замуж”.
     У меня снова поклевка. В пакет падает еще одна уклейка. “Семь утра, клев нормальный”, — бужу по сотовому телефону своих домашних. Москва постепенно просыпается. Мимо набережной в восемь утра уже мчится плотный поток машин.
     В стороне ото всех два заросших мужика беспрерывно таскают на донку рыбешку, похожую на кильку.
     — Бомжи малявку на шпроты добывают, — перекрикивая шум машин, говорит приехавший на “девятке” рыбак Михаил.
     Эта рыбка держится на поверхности воды, поэтому ее называют верховкой, а еще овсянкой.
     — Верховку — единственную из здешних рыб — не смущает присутствие человека, — говорит Алексей. — Будет потеплее, ребятня ее будет сачками из марли ловить. Мы в детстве опускали на палке решето, натертое мукой, и ловили малявку.
     Что было раньше — благодатная тема. Рыбаки вспоминают, что раньше в Москве-реке водилась белорыбица.
     — Откуда взялось название района Москвы “Мневники” — знаете? — хитро щурится на солнце начитанный безработный Сережа.
     Мы молчим. Довольный рыбак объясняет:
     — В XVII веке в одноименной деревне жили мневники, или ловцы “рыбы мни”. Так ранее называли налима.
     Краем глаза замечаю, что мой поплавок дергается, еще раз... Я вытаскиваю голый крючок.
     — Плотва объела, — говорит подошедший к нам рыбак Шамиль в солдатской пятнистой шляпе. — Она имеет привычку пробовать на вкус насадку: подплывет, втянет ее в рот и опять выплюнет. И так несколько раз.
     Сытую и малоподвижную плотву, как выяснилось, многие рыбаки на Бережковской набережной недолюбливают. Ее мясо горчит, из-за того что питается эта рыба водорослями.
     Наши поплавки “посапывают” на воде, а сосед Михаил — генерал-майор в отставке — цепляет на крючок большущего карася. По гранитному склону в воду опускают сетку — садок, и через минуту рыбина оказывается у счастливчика в руке.
     Алексей, по-куриному окуная голову в плечи, делает из запасенной бутылки горячительный глоток и ворчит: “На спиннинг любой поймает! Он бы на удочку попробовал...”
     Я подхожу к Михаилу, чтобы сфотографировать его для истории, и вижу, что он насаживает на крючок что-то непонятно-бурое.
     — Сваренные макароны, обвалянные в толченых сухарях, — охотно показывает содержимое плошки рыбак. — Крошка сухарей размокает, плывет по течению, готова и наживка, и подкормка.
     Я возвращаюсь к своей удочке.
     — Что, ловится? — заглядывает мне через плечо праздный прохожий.
     Я, как заправская рыбачка, отвечаю:
     — А то как же! Маленькую выпускаем, а большую в спичечный коробок складываем.
     Одиннадцать часов, солнце начинает припекать, я достаю из сумки шляпу. Смотря на текущую воду, уже не замечаю, что в нескольких метрах у меня за спиной несутся с ревом автобусы и троллейбусы. Теперь я точно уверена, что многие проблемы можно решить, если забыть о них и отправиться на рыбалку. Психологи уверены, что рыбалка — это и отдых, и развлечение, и игра.
     — Ты думаешь, мне рыба эта нужна? — показывает на пакет, где трепыхаются жерех и плотвичка, Сергей. — Я ее вообще не ем, ни речную, ни морскую. Ради азарта на Москву-реку приезжаю.
     — Времени и средств на дальние поездки нет, — говорит Алексей, — а вырвусь сюда, на набережную, — давление сразу нормализуется.
     — А мне ветер с реки и чайки море напоминают, — улыбается Шамиль.
     Над водой низко зависают горластые “речные вороны”. Около сброса теплой воды с ТЭЦ их кормится огромная стая.
     — Плыла, качалась лодочка по Яузе-реке... — заводит дурным голосом рядом бородатый Алексей.
     Права, тысячу раз права соседка Рита — жена заядлого рыболова Валеры, крича в запале: “Рыбалка — лучшее оправдание для выпивки в раннее утро”.
     Изрядно принявший на грудь рыбак уже не смотрит на поплавок.
     — Семеныч приехал, — кричит кто-то на набережной. Среди рыбаков происходит заметное оживление.
     — Сейчас карасей у всех скупать начнет, — просыпается мой сосед — бородатый дед.
     Черная “Волга” медленно катится вдоль набережной. Рыбаки с седоватым мужчиной здороваются как со старым знакомым. Рыбины, отливающие золотом, без лишних слов меняются на купюры. Набив карасями пластиковый мешок, Семеныч скрывается в блестящей лакированной машине.
     Кто такой Семеныч, никто из рыбаков толком не знает, поговаривают, что занимает любитель жареных карасей какой-то ответственный пост в правительстве.
     — Неужели не боится, что в мясе столичной рыбы могут накапливаться тяжелые металлы? — ужасаюсь я, начитавшись научных статей о рыбах-мутантах.
     — Вода в Москве-реке сейчас чистейшая! — говорят в один голос рыбаки. — Какие промышленные отходы! Все заводы стоят.
     — Лично я своему коту верю, — говорит рыбак Сережа. — Пять лет назад мой Баксик рыбу, выловленную в Москве-реке, не ел. А теперь уплетает за милую душу. Принесу, подержу две минуты в микроволновке, и готов кошачий обед.
     — Мои домашние сначала тоже носы воротили, — вторит Михаил, обитающий на Кутузовском проспекте. — А потом, как попробовали шашлык из выловленного мною около ТЭЦ сазана, пальчики облизали.
     — Я три года сомами из Москвы-реки внука кормлю, — говорит Алексей.
     — В центре столицы можно поймать сома? — моему удивлению нет предела.
     — И сома, и сазана, и судака, и толстолобика, и леща... — убеждают меня рыболовы.
     Я, собираясь рыбачить напротив Кремля, выискала в Интернете сообщение, что в сбросах теплых вод промышленных предприятий Москвы уже два десятка лет обитают одичавшие популяции гуппи. Один из доцентов высказал предположение, что кто-то из москвичей вылил содержимое аквариума вместе с его обитателями в канализацию... А тут на тебе — сазаны и сомы!
     Пионер Волька, купаясь в Москве-реке, выловил старинный сосуд, покрытый тиной. Рыбаки прошлой осенью на Бережковской набережной зацепили крючком и вытащили... труп. Мне — репортеру “МК” — удалось выловить за пять часов в центре Москвы: жереха, две плотвы и четыре уклейки.
     Сматывая удочку, я вспоминаю рассказ коллеги о поездке в Париж. После дождя на крутой улочке по обочине бежал ручеек. Выйдя из кафе, журналист увидел человека, который, закинув удочку, удил в этом ручейке рыбу. Коллега остолбенел:
     — Мсье, но ведь вы ничего не поймаете!
     — Возможно, — невозмутимо ответил он. — Но я ловлю!
     “Без чудаков было бы не так смешно жить!” — сказал бы великий комбинатор Остап Бендер.