Подвенечное платье из немецкого парашюта
Небольшой двухподъездный дом в поселке Кировский Лотошинского городского округа — это их четвертое за совместную жизнь жилье: переезжать переходилось несколько раз. В уютной «двушке», где все сверкает чистотой, 100-летний муж и 97-летняя жена живут под чутким присмотром детей. Этажом выше квартира дочери, а неподалеку — жилье среднего сына. Старшего, увы, уже нет в живых. Все остальные, включая внуков и правнуков, здесь частые гости.
Свою первую встречу супруги помнят очень хорошо. Время было тяжелое: война, 1943 год…
— Мы встретились в тылу, не на фронте. Мне было 19 лет, ему 22, — рассказывает Анастасия Николаевна.
А этой встрече предшествовал тяжелый фронтовой путь, который прошли и она, и он. К началу войны юная Настя только-только закончила 9 классов в своем родном селе Калининской области (теперь Тверская). Неподалеку строился военный аэродром, и всех мирных жителей, включая девочек 15–16 лет, отправили на подмогу. Насте досталась почетная миссия перевозить камни. А потом была эвакуация, и девушка попала в Новоторский район, в деревню Липига. Здесь ей довелось копать противотанковые рвы.
— А потом по соседству открылись учительские курсы, и меня отправили на них, — продолжает Анастасия Николаевна. — Педагогов в ту пору не хватало, многие ушли на фронт, и так я экстерном отучилась на учителя младших классов. Вернулась домой, пошла педагогом в Георгиевскую школу. Три километра от дома до моей работы. Но тогда это не казалось большим расстоянием.
Тем временем юный 21-летний командир противотанкового взвода Николай Соколов, отлежавший в госпитале после ранения руки, вернулся домой — в село, которое находилось на противоположном берегу реки от села его будущей суженой.
— Первый раз меня ранило в обе ноги. Это было 20 февраля 1943 года, — рассказывает Николай Арсеньевич. — А второй раз — в руку, 20 августа, через полгода. Тогда шла подготовка к битве на Орловско-Курской дуге. 116-я отдельная морская бригада должна была осуществить прорыв переднего края. Мы делали нишу для нее. Осуществляем прорыв — потом нас отводят. В этот период я и получил ранение в руку, и меня отправили в госпиталь под Читой…
С перебитой рукой Николая на фронт уже не взяли. Вернулся он к родителям в Калининскую область и вечерами, когда в деревнях были гуляния, перебирался с одного берега реки на другой и шел прогуливаться под песни гармониста. Так юный раненый фронтовик и познакомился с молодой учительницей. Примерно год он назначал ей свидания, а потом, когда уже стало понятно, что война идет к концу, сделал ей предложение.
Свой брак они зарегистрировали в год Победы — 17 февраля 1945 года.
— Это была любовь с первого взгляда? — спрашиваю я.
Старики улыбаются. Как объяснить современному поколению, в том числе дотошным журналистам, что военная романтика — это не клятвы под луной и не признания в любви до гроба? Это крепкое плечо и шаг из тяжелого настоящего в сложное будущее, строителем которого от начала до конца являешься ты сам, никто другой.
— Знаете, какие мы в то время частушки пели? — говорит Анастасия Николаевна. И тут же напевает:
— Пойду выйду на крыльцо,
Погляжу на небо:
Не идет ли лейтенант,
Не несет ли хлеба?..
Вот и вся любовь? Нет, конечно. Старики немножко скромничают и немножко лукавят. Но о любви в то время как-то не принято было говорить — и не говорят они о ней и сейчас. Это их самое сокровенное.
Свадьба, кстати, по тем временам у Соколовых была пышная. Гуляли сначала у нее в деревне, а потом — у него.
— У нас было хорошее хозяйство: и поросенок, и овечки, и курочки, — рассказывает бабушка. — Мы и пива сварили, и самогоночки нагнали… А вот обуваться и одеваться в то время было не во что. Что было сшито и куплено до войны, то и донашивали. Но мне помог случай…
История платья невесты действительно удивительна. Анастасия Николаевна сшила его сама — из парашюта немецкого диверсанта. А попал он к ней в руки самым необычным образом.
— Еще в сорок втором, когда мой папа попал в госпиталь (а госпиталем был местный Дом пионеров), мама напекла пирогов и поехала его навестить, — рассказывает Соколова. — С ним в палате лежал лейтенант-сибиряк (он потом под Витебском погиб), которого никто не навещал: родственники далеко. До ранения он где-то нашел немецкий парашют и берег его: думал, ткань пригодится дочкам. А тут — моя мама. Она тоже угостила папиного соседа пирогами, и он расчувствовался. «Николай, — говорит он моему папе. — У меня трое дочерей, но и у тебя их трое. И еще неизвестно, вернусь ли я домой. Забирай себе парашют!» А тот белый, шелковый, — из него старшей сестре сразу сшили платье, и ткани еще много осталось. Когда я познакомилась с Колей, сразу задумалась: в чем ходить на свидания? И втайне от всех раскроила свое старое платье, по нему сделала выкройку на парашюте, сшила себе новое платье и надела. Думала: будут ругать меня или нет? Мама очень удивилась: неужели ты сама сшила? Я говорю: да, я же с детства люблю рукоделие, попробовала — и получилось. А когда настало время замуж выходить, я его обновила оборочками.
И в горе, и в радости
Первый год семейной жизни молодожены провели под крышей дома родителей мужа. А потом Николай получил предложение от райцентра: построить… маслосыроварный завод.
— До войны я успел закончить училище по специальности «маслосыровар», — говорит Николай Арсеньевич. — Когда война закончилась, стране понадобились новые мощности, и мне предложили помещение в селе Климово. Я согласился наладить производство, уехал на разведку, а через неделю написал жене, и она явилась.
— Приданого никакого не было, но мама не хотела отпускать меня с пустыми руками, — продолжает супруга. — Всей семьей пошли собирать землянику. Насобирали в дорогу литровую банку — с ней я и поехала.
На новом месте в 1946 году в семье родился первенец. В 1949-м — второй сын. В 1956-м — дочь. Жили Соколовы в церковной сторожке неподалеку от завода. В ней же располагалась и маслозаводская контора.
— Тяжелая у Коли работа была, — Анастасия Николаевна кивает на мужа. — Это не за столом сидеть. 16 колхозов возили нам на лошадях молоко. Завод начинал работать с 5 утра, с доставки первой партии. В 2 часа привозили вторую партию. Рабочий день был долгим и сложным.
— В то время соблюдались строгие стандарты качества? — спрашиваю я.
— Еще бы! — восклицает бабушка. — В то время судили за брак. Положено было, чтобы в масле было 16% влаги. Если больше, его в магазин не пускали. Сразу на перетопку!
— Сейчас масла нет, — задумчиво говорит дедушка. — Во всяком случае, мне не попадается. Если пенка от него на сковородке — оно негодное, нам такое производить было нельзя…
Оказывается, пенка от разогреваемого на сковороде масла — это «белок, который не промыт». Чтобы масло долго хранилось, его надо промыть от белка — очень тщательно.
Сыр, который варили на заводе, отвозили в Ленинград — «на холодильник». В каждом вагоне с каждой партией отправлялся лаборант, который следил за состоянием продукта на всем протяжении пути.
— А как мы спасали сыр от крыс! — вспоминает Соколов. — В то время они обитали на каждом заводе. У нас был приказ отстреливать их из ружья: травить же нельзя. А крысы плохой сыр не едят. Найдут хорошую головку и доедают до конца. А не самую вкусную — надкусят и бросят. И вот этот надкусанный сыр было положено отправлять на завод плавленых сыров…
— А помнишь, как я тебя от тюрьмы спасла? — вдруг говорит Анастасия Николаевна. — Как раз в сыре дело было. За очередной партией однажды машина не приехала. На улице жара, он портится, а за ним не едут. А я за мужа боюсь: вдруг не будут разбираться, в чем дело, и посадят за порченый товар? У нас тогда только первенец родился. Я его передала соседке, а сама — на попутке в райком. Ворвалась без очереди к секретарю и говорю, что у меня очень важный вопрос: за сыром не едут. Он тут же кому-то позвонил по телефону и говорит мне: «Не волнуйтесь, через 5 минут сыра не будет. А вы возвращайтесь домой, у вас же ребенок». Он просто увидел, что у меня рубашка от молока промокла. Я сразу обратно, домой, — и правда, сыра нет…
Соколовы рассказывают, что молодой семье в те времена жилось «тяжело, но не трудно». Что это значит? Везде был нужен тяжелый физический труд, однако жизнь в стране налаживалась, в магазинах стали появляться продукты, товары после войны начали дешеветь. Семья переезжала с места на место — Соколова назначали директором то одного завода, то другого. А его жена, родив третьего ребенка, решила сама выйти на работу в школу.
— Это было в Гурьеве, селе Тульской области, — рассказывает Анастасия Николаевна. — Предложили мне школу, которая в трех километрах от дома. Я посоветовалась с мужем — без его совета никогда ничего не делала, а он говорит: «Тяжело тебе будет». Тогда стала искать другую работу. По селу как раз разнеслась весть, что «грамотная приехала». Мне предложили пойти начальницей почтового отделения. Старая начальница переводилась в другое место. Обещала меня за 3 дня всему обучить. Ну вот, на следующий день я пришла, почту приняла и жду ее: что делать дальше? А ее нет. Оказалось, она ночью к мужу в другой город уехала. Он прислал ей телеграмму: мол, если сейчас не приедешь, я с тобой разведусь…
Соколова поняла, что влипла. Но надо как-то выкручиваться. Взяла блокнот, пошла по селу расспрашивать людей, как работать на почте. Нашла двух человек, кто помог ей немного разобраться, и через два месяца работу наладила.
— Я так на почте и отработала всю жизнь, а когда мне принесли первую пенсию, почтальон спросил: «За что это вам такие деньги? У нас больше 50 рублей никто не получает». А у меня было 120.
На пенсии Анастасия Николаевна занялась любимым хобби — растила внуков. Причем, как и со своими детьми, она никогда не была с ними строга.
— Я не понимаю матерей, которые могут шлепнуть ребенка. Он же вырастет и будет помнить твою оплеуху, — говорит она. — Мы своих детей только трудом воспитывали. Помню, старший Генка захотел уйти из 10-го класса. Отец говорит: «Хорошо, только гулять я тебе не дам. Пойдешь работать в совхозе». И вот отправили его сливки возить на лошадях. Не прошло и двух дней — у телеги сломалось колесо. Никого вокруг, кто бы помог. Он испугался, ведь сливки надо свежими успеть доставить, нашел какой-то прут, починил колесо, привез. Но страшно перенервничал из-за этой «аварии». И вечером говорит мне: «Мам, приготовь одежду, завтра в школу пойду…»
— Мы с матерью одного хотели: чтобы дети выросли настоящими людьми. И у нас все они с высшим образованием. Дочь — врач, а оба сына были директорами совхозов.
Кстати, Николай Арсеньевич, выйдя на пенсию, с головой увлекся своими хобби. Он заядлый охотник, пчеловод и рыболов. К слову, в 70 лет впервые получил права и стал ездить на машине. До этого единственным его личным транспортом был мотоцикл.
Смотришь на этих смеющихся стариков и понимаешь, что они смогли изобрести свой рецепт семейного счастья: взаимная поддержка, уважение и труд. А любовь? Конечно, в первую очередь! Она до сих пор читается в глазах и в их трепетном отношении друг другу. Но если скажешь им про любовь, они только засмущаются и покраснеют. Она не на словах — на деле.
Вице-губернатор Московской области Ирина КАКЛЮГИНА:
«Поддержка ветеранов в регионе является приоритетным направлением. Они нуждаются в чутком отношении и внимании. Для них предусмотрен широкий перечень льгот и выплат. А для удобства все меры поддержки предоставляются автоматически: без заявлений и сбора документов. Мы понимаем, что в таком почтенном возрасте необходимо социальное обслуживание, поэтому к каждому ветерану у нас индивидуальный подход — за каждым закреплен социальный работник, который оказывает всю необходимую помощь и поддержку».