— Как я понял, то был ваш первый московский объект. Чем вы там занимались?
— Открывал фронт работ метростроевцам. Замораживал плывуны, занимался водопонижением не только в Москве. Все бы хорошо, но получал как прораб 130 рублей в месяц, минус подоходный налог и налог за бездетность, а не 300 рублей, как на угольной шахте, куда нас с женой Мартой распределили после Горного института.
Поэтому промучившись год, подался на Кольский полуостров. Там на руднике в Апатитах воспрянул духом. Там я, инженер-экономист, бурил глубокие километровые скважины, превратился из горняка в промышленного строителя. В Апатитах я плыл по волнам жизни с лихостью молодости. Обо мне и в газете, поместили фотографию на первой полосе, чем я тогда гордился. Там вступил в партию. Но пускать корни на вечной мерзлоте, жить в общежитии без жены и родившейся дочери не хотел.
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА СТАЛИНУ
— Владимир Иосифович, один из ваших афоризмов я не раз слышал на объездах строек „Не мы выбираем время“, оно выбирает нас». Как и где произошел первый выбор?
— На второй год службы в Апатитах неожиданно все удачно сложилось, хоть песню пой. Не было счастья — несчастье помогло. Меня телеграммой срочно вызвали в Москву на экстренное совещание и назначили начальником моего бывшего участка. Прежнего начальника давно следовало увольнять, все развалено, разворовано. Рабочие, когда хотят пьют, когда хотят дерутся. Пришлось, хоть и нашлись у пьяниц защитники, их уволить. Работа наладилась, жалобы на буровиков прекратились.
Бурил скважины, мотаясь в кабине грузовика из конца в конец по окраинам разросшейся «Большой Москвы»: на Люберецкой станции аэрации, Западной водопроводной станции, Северном и других каналах.
Спустя несколько лет выдвинули главным инженером строительного управления в Калуге, но через четыре месяца я снова понадобился Москве. В 28 лет назначили начальником строительного управления треста Горнопроходческих работ. Это СУ развалили пропойцы. Ничего подобного не видел. Моя правая рука. главный инженер, валялся на полу пьяный у своего письменного стола, избитый рабочими. Они глушили водку в кабинете начальника. Этому развалу обязан я был повышением. И там навел порядок. Строил коммунальные тоннели для водопровода, тепла, линий связи.
Вывел тогда для себя три правила. У руководителя стройки требуется сильная голова, тяжелая задница и крепкие ноги. Голова, чтобы думать, задница, чтобы быть усидчивым, оценить ситуацию, все рассчитать с умом использовать силы и средства. Ноги волка кормят и нас, строителей. Объекты разбросаны на большом расстоянии, везде нужно самому увидеть. Москва при Хрущеве строила от Кремля до МКАД. На всем Садовом колье рыли тоннели и возводили эстакады пока при Брежневе замечательный проект не закрыли.
— А Никиту Сергеевича Хрущева вы видели на стройках?
— Не видел, но хочу тебе сказать, если бы Хрущев еще руководил несколько лет., мы бы давно имели Садовое кольцо без светофоров и пробок на перекрестках.
Хрущев, направил Сталину докладную записку с расчетами и предложением строить вместо кирпича в железобетоне. Сталин наложил на нее резолюцию: «Очень интересная записка, расчеты, я считаю правильными, и вас поддерживаю». После такой поддержки Хрущев основал два мощных завода железобетонных изделий на Пресне и в Люберцах. Так, оказывается, давно заложены краеугольные камни в фундамент индустриального домостроения...
На Серпуховской площади, где наше СУ занималось тоннелем, я впервые увидел председателя исполкома Московского Совета Владимира Федоровича, председателя исполкома Московского Совета. Он коренной москвич, начинал слесарем, прорабом. По замечаниям и репликам, которые он давал, слушая доклады, я понял, что он очень хорошо разбирается в строительстве. Хрущев его выдвигал на руководящие посты. Назначил начал первым начальником Главмосстроя, председателем исполкома. На этом посту он служил 23 года, дольше всех председателей и много сделал для родного города.
ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ МГК ГРИШИН
— Время часто поворачивалось к вам лицом, повышало в должности?
— Часто я бы не сказал. После десяти лет горной проходки перешел в один из трех московских главков, где трудились 30 000 рабочих и инженеров. Начальник главка по правам и зарплате приравнивался к министру СССР
— Кто тогда вас заметил и благословил?
— Меня взял в заместители начальник «Главмосинжстроя» Анатолий Ефимович Бирюков, бывший зампред Совмина РСФСР. Я у него многое перенял в стиле руководства, научился работать с бумагами, письмами в инстанции, документами, как это делали в аппарате Совета министров и ЦК партии. До Бирюкова, как практик, не умел и не хотел писать служебные записки, а с тех пор умею.
В этот главк моя трудовая книжка попала в мае 1974 года. когда МОК-Международный Олимпийский комитет объявил Москву столицей Олимпиады-80. Предстояло построить и реконструировать свыше 70 олимпийских объектов. И каких! Лужники и «Динамо», Крытый стадион на 45 тысяч мест и Водный бассейн, Гребной канал и Конноспортивная база, международный аэропорт и международный почтамт, гостиница на 10 000 мест и Дом туриста в 35 этажей... Мне пришлось курировать эту сферу деятельности главка. С тех пор провожу по субботним дням оперативные совещания, объезды строек, как это практикуется по сей день. Став первым лицом Москвы, Юрий Михайлович Лужков начал проводить по субботам мэрские объезды.
— Вы тогда, конечно, встречались с первым секретарем МГК Гришиным, много лет возглавлявшим Москву.
— Да, встречался неоднократно. Виктор Васильевич исполнял роль Верховного Главнокомандующего на строительном фронте. Хочу помянуть его добрым словом. Отличала его блестящая черта: не был он завистливым вредным человеком. Работоспособностью и преданностью делу вдохновлял всех окружающих. Москву в высших инстанциях всегда защищал, жил ее интересами.
В молодости Гришин закончил два техникума — геодезический и паровозного хозяйства, но не получил высшего образования. Это, видимо, его тяготило. Виктор Васильевич много сделал, чтобы типовые проекты домов, школ, детских садов стали намного лучше, чем во времена Хрущева.
Внешне первый секретарь МГК казался угрюмым и неприветливым, не улыбался перед объективами фото и кинокамер. Но он старался помочь всем, кто к нему попадал на прием.
Еще хочу отметить два обстоятельства, связанные с ним. Как все помнят, самой суровой партийной критике подвергался театр на Таганке Любимова, где играл Высоцкий. Но именно для этого театра им построено новое здание. Никакой другой московский театр, даже Малый, не смог в те годы получить новую сцену.
У Виктора Васильевича рос внук, любивший рисовать. Гришин показал его рисунки Зурабу Церетели, который увидел в них искру божью и посоветовал определить ребенка в художественную школу в Лаврушинском переулке. Для нее построили на Садовом кольце у Крымской набережной новое здание. Для детей Гришин сделал еще два исключения из установленного правила, запрещавшего городу строить новые театральные здания в Москве. Считалось, их и так много.
Как ни инициативна была Наталья Ильинична Сац, основательница первого в мире музыкального театра для детей, но без поддержки Гришина его бы не увидела. И другой замечательный детский театр зверей появился благодаря ему у Самотечной площади,
Система, которой верой и правдой служил Гришин, обошлась с ним жестоко. Он умер после возвращения из районного отдела социального обеспечения, где пришлось хлопотать о пенсии.
Про меня говорили, Ресин боится двух человек — Гришина и жены Марты. Это правду говорили. Гришина уже нет. А Марта и сейчас есть, я действительно считаюсь с ее мнением, если она мною недовольна.
«Я НЕ ВЫДВИЖЕНЕЦ ПЕРЕСТРОЙКИ»
— Время, насупившееся после событий 1991 года и распада СССР, выбирало вас?
— Должен тебе сказать, высокие должности в строительстве и правительстве города я занял при советской власти, в ее последние годы.
После треста меня утвердили начальником «Главмосинжстроя»..
Так, в 51 год, я, горняк-экономист, проработав много лет под землей, занялся промышленно-гражданским строительством. Этим выдвижением обязан Илье Дмитриевичу Писареву, секретарю МГК по строительству. Его утвердили в МГК партии. Но все чуть было не сорвалось, потому что кабинет заведующего отделом строительства ЦК занял Борис Ельцин.
Когда мои документы поступили к нему на согласование, он отреагировал неожиданно: «Знать не знаю, кто такой Ресин! Мне его не представляли, в отделе и на секретариате мы его не рассматривали». И согласия на мое назначение не дал!
Знавшие хорошо меня люди в аппарате ЦК убедили Ельцина меня принять. Помощник предупредил, встреча займет десять минут. Наша беседа длилась час. Ельцин ее заключил решением: — Мы тебя согласовываем. Я к тебе приеду. Поездка наша по Москве началась в восемь утра, закончилась в десять вечера. Ельцин поразил неутомимостью, любознательностью, знанием строительства, желанием все увидеть и услышать.
. В тот день я понял: это наш будущий первый секретарь МГК. Пленум горкома партии единогласно проголосовал за Ельцина. Тогда услышал в Колонном зале Дома Союзов его слова, что надо взяться за центр города, это задача политическая. П осле Хрущева строители им, по сути, не занимались, обрекая старую Москву на разруху.
— С чего вы начали решать эту политическую задачу?
— На Поклонной горе сооружали давно обещанный ветеранам памятник Победы и музей Отечественной войны. Мой прежний главк выполнил всю подготовительную работу, инженерию. Когда пришел на новое место. установил на стройке два десятка башенных кранов, задействовал тысячи рабочих. Оставалось поднять с земли на крышу громадный купол. Как вдруг поздно вечером по «кремлевке» звонит Ельцин: «Владимир Иосифович, остановите все работы на Поклонной горе!» Я ему: «Это нежелательно, мы только развернулись, у нас план, бюджет, праздник Победы...» А он мне: «Мы с народом воевать не хотим. Так надо». Его убедили, что насыпной холм из строительного мусора — священная Поклонная гора. «Ее надо восстановить», — требовали на митингах. Я человек дисциплинированный, член горкома партии. Для меня первый секретарь царь, бог и воинский начальник. Опустела Поклонная гора. У меня случился микроинсульт, лицо исказилось, домой привез заместитель, консьержке показалось, что я пьян. Лечился в ЦКБ несколько месяцев.
Тогда меня поддержали особенно два человека. Ельцин не дал меня уволить в связи с болезнью, хотя ему не раз предлагали это сделать люди, которых я считал товарищами и друзьями. В больнице часто навещал Лужков как настоящий друг. У него самого все складывалось не просто. Умерла жена. На руках остались с бабушкой два растущих сына.
«НАЗАД ПО КАНАТУ НЕ ХОДЯТ»
— Врачи категорически настаивали перестать мотаться по стройкам, заседать. В противном случае не ручались за мою жизнь. Но я принял решение — не уходить в инвалиды. Поступить иначе не мог, жизнь вечный бой, покой нам только снится. Беру пример с тех, кто уходит с работы ногами вперед, хотя чувствую себя много лет идущим по канату.
Скажу откровенно: я человек очень осторожным. Каждое действие всегда семь раз взвешиваю, прежде чем принять решение А таких начальников, которые страха не ведают, остерегаюсь, опасаюсь с ними работать, считаю, бесстрашный руководитель либо глуп, либо авантюрист.
Остерегаюсь любого разговора с мэром, премьером, президентом. Когда меня к ним приглашают, всегда думаю, что за вопрос возникнет, о чем пойдет речь, независимо от того, в хороших ли я отношениях с этим лицом или нет. Я дружил с Лужковым, но все равно, когда меня вызывал, входил к нему в кабинет с чувством опасения. Просчитывая каждый шаг вперед. Назад по канату не ходят
— Когда вы познакомились с Лужковы?
— Не помню, когда точно мы впервые встретились, но это случилось, когда его перевели на штатную работу в систему Московского Совета. Он занял кабинет первого заместителя председателя исполкома. До этого избирался депутатом Моссовета, на общественных началах руководил депутатской комиссией по коммунально-бытовому обслуживанию. Занимался кладбищами, прачечными, химчистками, самыми убогими учреждениями советской Москвы. Но занимался так увлеченно и с таким успехом, что обратил на себя внимание новых руководителей Москвы, пришедших на смену Гришину и Промыслову. Я возглавлял на общественных началах в Моссовете другую комиссию, связанную со строительством. мы с ним познакомились. Тогда и возникла у нас личная симпатия друг к другу.
Мы с ним одногодки, я родился 21 февраля, он 21 сентября 1936 года. Лужков институт нефтегазовой и химической промышленности, «Керосинку», закончил в тот год, что и я Горный институт. Мы ездили по утрам на лекции на одну и ту же Большую Калужскую улицу, пользовались одной и той же станцией метро. Но не были знакомы.
В исполком Лужков пришел из Министерства химической промышленности СССР. Оттуда его на счастье Москвы забрал Ельцин, сделав сильный ход, значение которого всем ясно.
Всегда буду помнить: Лужков, в отличие от многих других начальников, себя не раз подставлял под удар, прикрывал на бюро горкома огрехи строителей. Не каждый способен был выдержать могучий и неожиданный удар Бориса Николаевича. Это требовало мужества. Когда Ельцин задавал прямой вопрос: «Будет или не будет сделано?» — Лужков отвечал всегда: «Будет!» Хотя было много обстоятельств, чтобы ответить: «Я сомневаюсь!»
Обоим нам перепадало на бюро горкома партии. Чувствовали себя в одной лодке. Вместе ездили в командировки заграницу, жили в одном доме. Он посещал меня в больнице. Стали очень близки, и были на ты. Когда его избрали председателем исполкома, я больше себе этого не позволял, называл обязательно по имени и отчеству, Юрий Михайлович. Он называл- Володей.
Лужков переломил ситуацию с плодоовощными базами и принял подлинно управленческое решение в, казалось бы, безвыходной ситуации. Установил реальный норматив. Позволил все, что удавалось за сезон сохранить сверх этого норматива, продавать. А выручку делить пополам между базой и городом., за что его хотели сурово наказать \. Но благодаря этому удалось сберечь половину того, что прежде теряли. Так Лужков избавил от гнили овощехранилища, совершив деяние, равное подвигу Геракла, очистившего Авгиевы конюшни. С тех пор москвичи избавились весной от массовой мобилизации на очистку картошки.
Занимаясь Агропромом, Лужков интересовался искренне нашими проблемами. Я вскоре почувствовал, что он любит строителей и дело, которым мы занимались. Для него строил разные объекты. Он — заказчик, я -подрядчик. И трудно было тогда сказать, кто из нас на этих стройках главный прораб — он или я, настолько много внимания Юрий Михайлович уделял нашим делам.
Тогда Лужков политикой не занимался, даже когда его утверждали главой городского правительства, сказал депутатам, что не принадлежит ни к демократам, ни к коммунистам. Причислил себя к партии хозяйственников. Поручал мне, как правило, вопросы, сугубо хозяйственные. Я заходил в его кабинет со своим мнением, а выходил с мнением Лужкова.
«СТРОИМ, СТРОИМ И СТРОИМ»
— Владимир Иосифовович, какое время вашей жизни считаете самым трудным?
— Как для всего народа — время перестройки. Помню, в начале 90-х мы с Юрием Михайловичем прилетели из Лондона, ехали по Тверской, и он, глядя на немытые витрины магазинов и облезлые фасады, на опустевшие улицы ТОГДА сказал мне: «Слушай, а ведь не зря мы за это дело взялись!» Наутро собрал экстренное заседание правительства и под впечатлением увиденного обратился к нам не с самыми парламентскими словами: «Утрите сопли и слезы, мы не хуже других. Давайте работать!»
Тогда решили несколько стратегических задач. Припадаем к неведомому при социализме источнику, берем деньги не у государства, берём у тех, у кого монеты зазвенели в кармане в результате, реформ. Строим дорогие дома, есть теперь у нас на это право, помещения магазинов, офисов, банков и продаем подороже! Берем под гарантию правительства Москвы кредит в коммерческих банках на материалы, транспорт и зарплату. Строим, строим, строим как можно больше! И продаем на аукционах тем, кто больше заплатит! Этот неведомый прежде механизм сдвинул с мертвой точки, потерявший стремительный ход громадный строительный механизм. Уходило с молотка не только жилье, магазины, но и «долгострой», бич социализма. Успех продаж на аукционах превзошел радужные ожидания. Люди платили больше того, что мы ожидали. В стоимость жилья они включали «столичный фактор», желая жить в Москве рядом с лучшими театрами, музеями, школами и институтами, рядом с лучшими адвокатами и врачами. У них при покупке квартир не требовали справки о прописке и наличии санитарной нормы на каждого члена семьи.
Для москвичей как прежде сооружаем жилье, поликлиники, сады, школы...
Лужков предложил при продаже жилья ввести муниципальную наценку за право жить в центре.
Полученные средства отдаем на строительство квартир очередникам. . Строителям дадим льготы на квартиры, чтобы не разбежались по кооперативным углам.
Мы стали сооружать дома по индивидуальным проектам, коттеджи на одну семью. На стройке главной фигурой снова стал архитектор.
Строительный комплекс, преодолев кризис, заработал на всю мощь.
САМОЕ СЧАСТЛИВОЕ ВРЕМЯ
— Какое время вы считает самым счастливым?
— Ты и сам хорошо знаешь какое, когда мы взялись за «Большие проекты Лужкова»: «Охотный ряд», Храм Христа, Поклонную гору, Москва-Сити, МКАД, Третье транспортное кольцо, Лефортовский тоннель,пешеходные мосты, начали устанавливать памятники, Победы, Петру, маршалу Жукову и другие, как никогда много, открывать музеи и театры, возрождать церкви и монастыри.
Знаешь, почему первым делом начали рыть Манежную площадь? Потому, что она превратила в арену бурных митинг непримиримых противников Ельцина. Он мне тогда позвонил и дал задание — начинайте работать на Манежной площади. Как работать, у нас нет проекта, технического задания, финансирования. Делайте подготовительные работы! Окружил площадь бетонными блоками, установил забор. Его сломали. Нам пророчили, что это очередной котлован. Дело приближалось к концу. Ау меня болит сердце, Чазов предлагает срочную операцию, хирургов нашел в Америке. Надо лететь. А Лужков просит: «Володя, если ты улетишь, никакого Манежа не будет, садись за прораб». Три раза в день проводил оперативки утром, днем и вечером. Делал обходы без лифта, опускался пешком и поднимался на третий этаж. Когда построили, Лужков предложил назвать эти торговые подземные ряды «Охотным рядом» в память об Охотном ряду, веками торговавшим вблизи Кремля.
ХРАМ ХРИСТА
Летом 1994 года Юрий Михайлович подписал постановление правительства Москвы № 463 под названием «О воссоздании храма Христа». Его подвергли травле в прессе: как решение, которое «являет собой такую гремучую смесь небрежности, недомолвок, лукавства, что смолчать людям мало-мальски сведущим, думающим, совестливым было трудно». На счастье, фундамент взорванного Храма сохранился в земле, послужил ускорителем затеянного беспрецедентного дела. «Видеть перед глазами яму с лужей, терпеть нарыв на теле, градостроительный провал, было невыносимо. Поначалу все происходило в тлеющем режиме, до тех пор, пока не пришла идея использовать зарытый в земле фундамент дворца. Вот тогда я завелся и из тлеющего режима перешел на режим горения», — вспоминал Лужков.
В режиме горения работали все. В январе 1995 года заложили первый камень. Всего за пять лет сделали то, на что потребовался почти век. Патриарх Алексий заметил: «Сталин и Каганович взорвали Храм Христа, Лужков и Ресин его возродили».
Мы вернулись на Поклонную гору. В марте 1993 года в мастерской Церетели на листке из блокнота Лужков нарисовал обелиск в форме солдатского штыка Зураб предложил установить на вершине горы фигуру Георгия Победоносца, и обелиск высотой 141,8 метров — по числу дней войны. За два года соорудили точно такой высоты бронзовый монумент. Памятник открыли 9 мая 1995 года. На Поклонной горе в тот день собрались главы государств и правительств. Многие тогда увидели не только военный парад, обелиск, музей, храм Георгия Победоносца. Но воочию убедились: Москва возрождается!
Кроме уникальных зданий занялись прозой, начали крушить пятиэтажки. В марте 1996 года Лужков сел в кабину крана и под звуки гимна Москвы, песни Кобзона снял с крыши первую панель. Так начался процесс, продолжающийся по сей день усилиями команды Сергея Семеновича Собинина.
А сейчас очень хочу как депутат Государственной думы принять законы, чтобы не стало такого расслоения, когда у одних миллиарды, а у других нет денег на необходимое.
Хочу помочь бедным людям.
МОСКВА ЗЛАТОГЛАВАЯ
— Заканчивая встречу, думаю, читателям «МК», вашим ровесникам, кому, как вам и мне, за 80, будет интересно узнать, когда начинаете и заканчиваете рабочий день, чем занимаетесь?
— Приезжаю на службу обычно в 9 утра, веду дела как Советник мэра и Советник патриарха, провожу совещания, встречаюсь с архитекторами, инвесторами, меценатами, строителями, настоятелями храмов. Кончаю дела в 8 вечера.
— Днем удается отдохнуть, поспать?
— Такой привычки нет у меня. Днём — самая работа. Заседаю в Государственной думе, веду прием избирателей, заведую кафедрой в Плехановском институте. По субботам объезды, в воскресенье иногда освещение храмов, иногда отдыхаю.
— Владимир Иосифович, лет восемь назад вы начали вокруг Москвы в отделении от центра возводить 200 храмов. Что удалось за это время построить?
— В этом году достигаем экватора, сдаем сотый храм, в числе ста — главный храм Рос гвардии. Остальные сто — все в работе в разной стадии, отведена земля закладываются фундаменты, возводятся стены и купола. Появилась у нас еще более грандиозная программа, речь идет о том, чтобы увеличь число храмов в два с половиной раза.
Так что могу сказать, будет от центра до окраин Москва златоглавая!