— Как возникла идея путешествия и как вы решились поехать с маленьким ребенком?
- Сразу скажу, что я путешествовал, продолжая работать удаленно. То есть я так же, как дома, получал зарплату и зарабатывал на путешествие. Суть в том, что в Москве мне была понятна вся жизненная стратегия: квартира, машина, образование детей… Я вижу это у 80 процентов своего окружения. У меня все было просчитано. И стало интересно, есть ли другие варианты.
Мне понравилась цитата Эйнштейна: «Последним, кто поймет свойства воды, будет рыба». Я почувствовал себя рыбой. Мы жили в деревеньках в Мексике, во Франции, на Дальнем Востоке, на Кавказе… Везде я находил ответы и везде видел другие, не московские стили жизни.
Сейчас много говорят о феномене поколения миллениалов, и мы — отчасти неожиданно для себя и окружающих — поступили как миллениалы. Вложили деньги в опыт и впечатления. Наше путешествие по стоимости — как средняя иномарка. И когда мы рассказали о затее родным, первая реакция была: зачем ехать, можно же машину купить! Но мы решили, что в Москве нам машина не нужна, ведь есть такси, есть каршеринг. Новые впечатления — нужнее.
— Какая разница в образе жизни показалась самой важной?
- Я понял, что есть два варианта: либо ты инвестируешь в материальные объекты, либо инвестируешь в себя. Наш вариант — второй, а вот «их» — первый. Практически у каждого человека за рубежом есть опыт международной жизни: они уезжают пожить в Азию на пару лет, например…
Наши люди гораздо сильнее привязаны к городу, стремятся скорее завести жилье — в общем, осесть. А например, в Австралии принято инвестировать в образование. Предполагается, что ты всю жизнь будешь арендовать жилье, не привязываясь к конкретному месту. Средняя цена жилья — миллион долларов, и молодежь даже не рассчитывает когда-то себе это позволить. Они готовы поехать туда, где будет хорошая работа.
Интересную практику видели в Сеуле. Как организована там аренда? Ты платишь сразу за 5 лет вперед, но после окончания этого срока хозяин жилья возвращает тебе ровно ту же самую сумму. Секрет — в высоких ставках на депозиты. То есть владелец квартиры спокойно живет на проценты, а потом возвращает деньги съемщикам. Это очень удобная схема, которая отчасти заменяет ипотеку, отчасти делает съем более культурным.
— Как влиял на путешествие ребенок?
— Ребенком занималась жена, по сути, так же, как и в Москве. Во время путешествия мы поняли, что в России отношение к материнству прекрасное! Когда мы рассказывали в США, что у нас декрет — два-три года, американцы сразу смеялись и спрашивали, как получить наш вид на жительство. В Европе сейчас принято сразу же сепарироваться от ребенка, не проводить с ним даже полтора года. В Сеуле раньше все хотели только зарабатывать деньги, а ребенка только учить. Сейчас корейские мамочки стали задумываться о том, что ребенок должен быть счастливым, а не только образованным.
Кстати, в Европе нет никаких «развивашек», к которым мы привыкли. Либо детский сад, либо ничего. Моя жена Ирина — инструктор по бэби-йоге, и на Корсике она начала вылавливать мамочек на площадке и предлагать им заниматься вместе. Женщины были в шоке. Там ничего подобного не принято.
Еще я хочу сказать, что в Москве невероятное количество хороших детских площадок. Я выхожу из своего подъезда в Измайлове, и в шаговой доступности — шесть-семь площадок. В Европе детские площадки — только в парках. Следовательно, когда мы планировали нашу жизнь, мы специально искали апартаменты около парков. При этом никто не гарантирует, что на площадке в парке не будет бездомных, грязи и собачьих какашек.
Мне кажется, что нам, может быть, стоит посмотреть в сторону качества, а не количества. Я как отец вижу, что наши бесчисленные площадки пустуют. Все идут на излюбленные большие, а площадки внутри двора никого не интересуют. Но детям неинтересно играть поодиночке — площадка должна собирать много детей. Может быть, на месте этих «лишних» площадок сделать, например, воркаут?..
— А что-нибудь интересное подсмотрели?
— Да, и как раз насчет площадок. В Австралии очень жарит солнце, поэтому над каждой площадкой стоит тент. Мы играем, и я не боюсь, что ребенок перегреется или обгорит.
Мне кажется, что для Москвы это было бы очень кстати, хотя у нас здесь не солнце — у нас дождь. Часто я не могу дать ребенку поиграть, потому что все мокрое, и в песочнице лужи. Под тентом — сухой песок, качели и горки. А ведь до 2–3 лет ребенок развивается за счет тактильности. Ему нужно трогать песочек, водичку и так далее. Зимой у нас нет песочка — ну, плати по 1000 рублей за «развивашку»… Тент над детской площадкой решил бы эту проблему. Думаю, для Москвы это был бы неоценимый вклад в интеллектуальное развитие детей.
— Когда вы вернулись в Москву, что впечатлило больше всего?
— Я понимал, что после возвращения у меня есть два-три дня — время, пока я смотрю на город глазами иностранца. Сейчас я уже не замечаю многого. После путешествия Москва показалась мне очень «умным» городом. Было ощущение, что я хожу не по городу, а по НИИ или общежитию физфака МГУ. Невероятная концентрация сосредоточенных, интеллектуальных… Было ощущение, что москвичи будто с утра до ночи решают какую-то сложную задачу. Пока гуляют по парку. Едут в метро. Жуют гамбургеры. Спешат в офис. Глубокая сосредоточенность не обходит стороной никого.
Это не то же самое, что угрюмость, и я не вкладываю в это никакого негатива. Кстати, интересно, что в первые дни я не выходил в центр города: эти умные лица я видел у себя в районе, в Измайлове, где встречал чаще всего мамочек с колясками в парке. Более того, я пришел в наш местный храм на воскресную проповедь и обратил внимание, что батюшка говорил примерно такими словами: «следует», «обусловлено», «умозаключение». Даже тут — слишком умно!
Уровень уважения к городскому пространству в Москве значительно выше. По крайней мере, у нас не так много нелегальных граффити, как в Афинах или ряде итальянских городов. Москва сейчас настолько вылизана, что едва ли не идеальна. Честно, я поражен этим после путешествия. Европа, мне кажется, уже не сравнится с нашим городом. Я не очень понимаю людей, которые ругаются на то, что стало «слишком чисто». Мне нравится.
Еще в Москве много курят, но я не заметил, чтобы матерились.
Могу сказать точно: Москва — это не российский город. Абсолютно европейский. Я пожил в России три месяца, и это — не Россия. Это чувствуется по лицам, по людям…
— Было в путешествии что-то, что шокировало?
— На озере Комо мы оказались в тот день, когда двери всех домов открываются, и соседи свободно ходят друг к другу в гости. В доме обязательно накрыт стол, а вот хозяев там может и не быть. Потому что они сами пошли к кому-то в гости. При этом нужно понимать, что Комо — один из самых богатых регионов на планете. Там точно есть что вынести из домов. Но они не боятся. Я подумал: а что будет, если мы так же сделаем у нас в Измайлове: возьмем и откроем наши квартиры?..
— Что насчет национальной кухни?
— Я понял: то, что мы едим каждый день, — это и есть русская национальная кухня. Просто мы об этом не думаем. Мы, русские, «сидим» на супах. Это то, чего нет больше нигде в таких масштабах. А также кефир, ряженка, творог, сметана и даже сгущенка — продукты, которые для нас обычны, но больше не популярны нигде. В коротком путешествии этого не ощущаешь, а вот когда тебя этого лишают надолго — чувствуешь. О сырниках начинаешь мечтать на третьем месяце. Когда родители приезжали к нам в Испанию, мы попросили привезти творог. В Европе он очень дорогой. Кстати, это очень хороший рынок для русских фермеров — можно делать за рубежом молочку, и сами русские эмигранты будут ее с удовольствием покупать.
И везде очень ощущается национальный колорит. Поэтому мы всегда снимали апартаменты с кухней, чтобы готовить самим. Хотя в Корее это не спасало. Вообще Корея живет на рисе, морепродуктах и водорослях. Вместо чая — рисовый отвар, на завтрак — рисовая каша, обед — суп на рисе, а на ужин — рисовая лапша. Картошка стоит примерно 700 рублей за кило! Когда в первый раз жена поехала в супермаркет и закупила нашу обычную продуктовую корзину, она потратила 12 000 рублей. Хотя в Мексике то же самое стоило примерно 1500 рублей.
Кстати, чай — тоже дефицит. Его пьют в России, Турции и Китае. Остальные сидят на кофе. И в европейских кафе вам предложат максимум чай в пакетиках.
Ну и хочу сказать, что в Москве сейчас очень дешевая еда.
— Какие еще интересные лайфхаки вы подсмотрели за границей?
— Они касаются велосипедов. В метро Мехико на станции на стенах торчат специальные крюки. Ты вешаешь туда велосипед и едешь дальше по своим делам. Как перехватывающая парковка, только для великов. Я считаю, этого в Москве не хватает. Конечно, с нашими толпами это может быть сложно, если именно на станциях, а где-то за углом — пожалуйста. Я сам велосипедист, и я вижу нехватку. Многие москвичи с удовольствием доезжали бы до метро на велике. А оставлять велосипед на неофициальной площадке небезопасно: все мы понимаем, что могут и срезать, и просто колесо испортить.
Кроме того, важный момент насчет велопроката: у нас много точек, где ты можешь взять велосипед, но не так много, где можешь его обратно отдать. Ты можешь приехать в нужную точку, а там все будет занято.
Еще один лайфхак — это байкшеринг. Его я тоже увидел в Австралии. Суть проста: ты берешь велосипед где угодно и оставляешь где угодно. В Австралии, кстати, это электровелосипеды, но простенькие. Они яркие, с широкой рамой — не перепутаешь. Ну и инструкция есть: скачай приложение, раз-два, возьми его… И люди пользуются, ведь его можно потом оставить где угодно. Я знаю, такое есть еще и в Китае.
— Если говорить о более масштабных вопросах, то как стало восприниматься место Москвы в мире после всех впечатлений? У России действительно особый путь или не совсем?
— Вообще я увидел два вектора развития стран. Первый — в странах типа Южной Кореи и Австралии. Они развиваются в сторону технологий, в сторону будущего, толерантности и глобальности. Ты идешь по этим городам — они новенькие, там собираются люди со всего мира. В Мельбурне меня поразило: там был фестиваль тайской культуры, вечером было травести-шоу — трансвеститы там отплясывали лихо, собрались все тайцы Мельбурна, им так всем нравилось… И я вижу, что идет арабская семья в традиционной одежде: просто посмотрели, отвернулись и пошли дальше. Это абсолютная толерантность!
Однажды я увидел трансвестита, похожего на Верку Сердючку. Не выдержал, спросил: «Можно вас сфотографировать?» Он пришел в восторг: «Меня?! Ты хочешь меня сфотографировать?! Ой, а как встать, как повернуться?..» Ему даже в голову не пришло, что меня привлекла его ориентация. Он воспринял это как комплимент.
Мне кажется, та атмосфера, которая была в Москве во время чемпионата мира, в Австралии существует всегда. Это эмоционально другой город. В Австралии сложно выйти из дома и ни с кем не познакомиться. На каждом шагу тебя ждет: «Вау, чувак, крутая футболка! А ты сам откуда?..» Подходишь на кассу в магазине: «Вы иностранец? Вау! Из России?! О, май гад! А скажи что-нибудь по-русски?..»
Кстати, я рад, что благодаря чемпионату москвичи увидели мексиканцев. Мы Мексику воспринимаем очень искаженно — преимущественно через комедии Голливуда, а для них «мексиканец» означает «гастарбайтер». Здесь примерно та же история, что у нас со Средней Азией: нужно попасть в Бухару или Самарканд, чтобы понять, что это не только источник дешевой рабочей силы. Но это проблема воспринимающих — наша и американцев, — а не мексиканцев. Я понял, насколько неправильно жить этими стереотипами — надо ехать и смотреть своими глазами.
— Ну а второй вариант развития?
— Другие страны развиваются в сторону традиций. Это как раз Мексика или Индонезия. Каждый день мексиканцы могут ходить в своей национальной одежде — для них это норма жизни, а не маскарадный костюм. И я задумался: а мы где? Так и не смог ответить на этот вопрос. Наверное, где-то посередине.
Европа — это, как ни крути, Старый Свет. Весь мир смотрит на восток. То, что я увидел в Сеуле, а был я там впервые, словами не передать. По сути, Москва — это все же старушка Европа. Сеул — это построенный с нуля город-айфон, высокотехнологичный, новый, отполированный, не успевший заржаветь. Хотя есть интересные вещи, касающиеся менталитета. Например, китайцы обожают жить в небоскребах, в том числе в Австралии, а белые там не соглашаются на этаж выше пятого.
— Это напоминает споры между москвичами «олдскульными», так сказать, и продвинутыми. Одни ни на что не хотят менять пятиэтажки среди зелени, а другие восхищаются новыми жилыми комплексами в 47 этажей.
— Я считаю, что высотная застройка оптимальна для молодежи, для тех, кому 18–20. Для более взрослых людей, на мой взгляд, 5–7 этажей — максимум. Технологичный современный Сеул — это, конечно, каменные джунгли. Но нельзя не замечать важные нюансы. Например, мы могли пройти весь Сеул насквозь и ни разу не вытащить ребенка из коляски: везде есть переходы, скосы и лифты, даже в метро. В Москве до такого, конечно, мы еще не дожили. Это мелочи, которые сильно портят жизнь. Теперь для меня корейцы — это как швейцарцы, только азиатские. У них все идеально работает. И все живут по правилам. Мы были в заповеднике: 16 км — и ни одной мусоринки на пути.
— Мусор — вообще острый вопрос. Многие жалуются, что Россия — грязная страна…
- Мы пока не дозрели до раздельного сбора мусора. Во всем мире, включая Мексику, это уже не повод для обсуждения, а норма жизни. Это все равно что мы будем обсуждать: машина или лошадь? Вообще за этот год я видел две самые грязные страны — Индонезию (Бали) и Россию. Как на Бали, когда прошел шторм, все море превращается в пластиковую свалку, так и в наших лесах на Кавказе — то же самое.
Кстати, в Корее урн нет вообще. С детства их учат носить с собой пакетик и бросать туда мусор. Потом сортируют и выбрасывают. У меня выработалась привычка: я собираю мусор, если где-то вижу, чтобы потом убрать. И однажды на пляже я подобрал несколько пластиковых бутылок, которые вынесло морем. Иду к остановке, вижу кафе, где лежит строительный мусор. Я положил туда свой пакетик, но тут же выбежал служащий: мол, убирайте, не смешивайте строительный и обычный!..
— Что еще нам стоит «исправить» в городе?
— Я считаю, что у нас не совсем правильное отношение к православию как к части повседневной культуры. Храмы у нас сейчас полные, и там много молодежи. При этом кто-то уверен, что религия — это какой-то пережиток прошлого. Я думаю, к этому надо относиться как к традиции, как к части национальной идентификации. Ведь другой у нас, наверное, не осталось. И у нас нет ресурса, чтобы стать технологичным государством вроде Кореи. В Европе, в странах, где развитая католическая культура, ситуация примерно такая же: и традиции во многом утеряны, и технологий нет. Однако они лучше сохранили свои города, и архитектура, например, у них заменяет культуру.
— А из бытовых нюансов?
— В такси в Мехико тебе всегда предложат бесплатную воду. И водитель будет в пиджаке, в салоне играет хорошая музыка. В российских регионах я вижу, что, например, очень дешевое такси — на Кавказе. Доехать 10 км из деревни, где мы жили, до Пятигорска — 120 рублей. То есть два доллара. Приезжает старенькая машина, а в ней — не лучшим образом пахнущий мужик в тельняшке. Люди не понимают и не хотят сделать лучше, чтобы взять больше. Будет ли спрос на комфорт? Вопрос спорный, но я думаю, что да.
МЕЖДУ ТЕМ
Маршрут, который проделала семья Григория, был таким: Сицилия — Корсика — Валенсия — Доминикана — Мексика (штат Чиапас) — Австралия — Бали — Корея (остров Чеджу) — Тында — Якутия — Иркутск — Пятигорск.
Кругосветное путешествие заняло год: по месяцу на каждый регион.