За последние годы число блошиных рынков — тех, где торгуют подержанными вещами разной степени антикварности — в Москве значительно выросло. И речь не только о «парадных» маркетах в центре города, иногда в крытых помещениях, где торгуют, как правило, специально отобранным товаром, — угощайся, любитель винтажа, только денежки готовь! Ширятся и настоящие барахолки — те, где на фанерке или газетах разложены совершенно случайные вещи. Принесенные из дома, привезенные с малой родины или даже собранные на помойке.
Если хотите увидеть их — не перекупщиков, а тех, кто принес на базар собственные вещи, — приезжайте к 6–7 часам утра в Новоподрезково, где имеется единственный пока что легальный рынок подержанных вещей. Увидите, как собираются на место эти люди: одни выходят из электрички с челночными баулами, другие подъезжают на машинах — преимущественно стареньких, но почти всегда универсалах-«сарайчиках». С машины торговать впятеро дороже, чем с земли, но ведь и удобнее же! Номера машин — со всей Центральной России, от Кирова до Воронежа.
Тем, кто живет у крупных окраинных станций метро в Москве, а еще лучше — у больших подмосковных станций, и ездить никуда не надо: люди с товаром на газетках и картонках стоят прямо на подходе к дверям станций. А, скажем, в Салтыковке стихийный блошиный рынок и вовсе вскоре сравняется по размеру с Новоподрезковом.
Наталья, Гусь-Хрустальный:
— Мы из Владимирской области с мужем и сыном приезжаем торговать. Покупаем где что, кто-то просит продать их вещи, везем сюда. В общем, представляем тут и себя, и соседей! Работы у нас в городе практически нет — хрустальный завод «лежит» уже лет двадцать, никто «поднять» не может, сколько ни пытаются. Продавать лучше, конечно, здесь — есть покупатели, у москвичей есть деньги. А во Владимирской области таких рынков, барахолок практически нет. Во Владимире — бедная, в Муроме — еще хуже, торгуют несколько бабушек. Поэтому берем машину — и в Москву! Сколько зарабатываем — коммерческая тайна!
Отличить «первичного» продавца от перекупщика — достаточно просто. Можно глядеть на товар, а можно и на человека. Что касается товара: если все вещи одна к одной, если перед продавцом лежат, скажем, только инструменты, или только шляпки, или только часы — ясное дело, это профессионал. Именно эти люди раньше всех прибывают на место, чтобы быстро оглядывать товар прибывающих «первичных» продавцов, покупать интересующее («с почином, дорогой!») и тут же выставлять — уже вдвое или втрое дороже. Кто-то из перекупщиков к полудню сворачивается и отчаливает на ярмарки внутри города.
А еще профессионала можно узнать по лицу. Если обычный человек идет на «блоху» продать вещь за те деньги, за которые готов с ней расстаться, то у профи включается «сканер» — сколько может дать за этот предмет вот этот конкретный покупатель? Вот на этого очкарика в дешевой куртке и времени тратить не стоит — перещупает все, а не возьмет. Этим ребятам в кроссовках на босу ногу можно предложить вон тот шарф с олимпийским мишкой — рублей за тысячу возьмут с радостью. А этот интеллигент явно не будет торговаться... Эта мыслительная работа (вкупе с некоторым презрением к людям, которое появляется от «насмотренности» на них) не может не отражаться на лице. В общем, коммерсанта видно сразу.
Юрий, Москва:
— Я москвич, конечно. Продаю то, в чем понимаю: фотоаппараты вот и посуду. Беру в разных местах, рассказывать, извините, не буду. Бывает, кто-то квартиру освобождает после смерти родственников. Бывает, кто-то в скупку что-то сдает. Всякое бывает. Торгую только здесь и на сайтах объявлений. Будете еще что-то покупать? Тогда до свиданья!
Надо сказать, что никаких серьезных институций в сфере антиквариата и винтажа в России пока нет. Да, есть увлеченные команды организаторов ярмарок в Москве. Есть инновационная модель магазина-склада, куда вещи попадают по объявлению в Интернете «Вывезем ваш хлам быстро, надежно и в хорошие руки». А системы все еще нет. По-прежнему желающий продать старые вещи частник не имеет однозначного «адреса», куда писать, чтобы приехали, оценили и увезли. А желающий купить — не может окинуть взглядом все, что есть на рынке.
И тем не менее за три постсоветских десятилетия товарных цепочек и человеческих бизнесов в этой сфере появилось столько, что, кажется, вот-вот появится искомая система. Антикварные магазины (они же скупки) имеются теперь чуть ли не у каждой московской станции метро, у большинства железнодорожных станций в Подмосковье, в каждом областном и районном центре России. Объявления о скупке предметов старины висят почти на каждом столбе. По заброшенным деревням (да, это грабеж и варварство, но сейчас о другом) ездят небольшие, но сильные бригады «региональных антикваров», за каждой из бригад закреплены свои территории и чужим — особенно москвичам — здесь будут не рады. Наконец, несколько ведущих сайтов объявлений имеют достаточное покрытие, чтобы обеспечивать кое-какой межрегиональный трафик и рекламу районных продавцов. В целом складывающийся рынок пока что похож на цивилизованный примерно как вольная донская степь на английский газон. Но он все же складывается. И главная российская биржа, получается, так или иначе, в Москве. Просто потому что здесь больше платят.
Алла, Астрахань:
— У нас есть и старинные вещи, и современные. Возим еженедельно. То есть муж возит, а я в Москве пять дней в неделю нянчу, а по выходным у меня свободное время. Смотрите, у нас есть вещи, которых нигде больше не найдете. Вот, скажем, пешня — лед колоть. Похожа на гарпун, убить можно. Это из железнодорожных рессор — советская легированная сталь! — делают авиационные офицеры в отставке. У нас там полигон же, может быть, знаете?
Главное дело при любой торговле — в том числе и старьем — найти, где взять товар дешевле, а лучше всего — добыть даром. Последнее, конечно, редкость. А вот просто «очень дешево» — бывает. Например, не так давно военные списывали огромное количество медицинских приборов, техники, инструментов, материалов... Потому что в том же Новоподрезкове (а также на Удельной в Санкт-Петербурге и еще много где) можно за смешные деньги купить медицинские пинцеты, скальпели, кружки Эсмарха, грелки, ртутные градусники и даже полевые аппараты ИВЛ — неработоспособные, разумеется, без гарантии. Шприцы многоразовые — если кто по ним тоскует — тоже там: вплоть до гигантских, как в фильме «Кавказская пленница». Кому и зачем это нужно? «Ну мало ли, — смеется Насиб, продающий изделия в Новоподрезкове. — Может, у кого игры такие!» А например, круглые стерилизаторы — прекрасная вещь: в них можно коптить рыбу, проверено практикой!
В Москве поставщиком недорогого товара сейчас стала программа реновации. Расселяемые хрущевки часто богаты вещами, которые хозяева просто поленились брать с собой. Не видели в них ценности. А особые люди проходят по выселенным квартирам (за мзду, конечно, охранникам) и берут все, что найдется. После них остаются голые стены (которые потом «обрабатывают» профессионалы другого рода — охотники за цветными металлами, проводка-то в стенах осталась!).
Иван, Москва:
— Я пенсионер, хожу по выселенным домам в центре. Вот старые телефоны дисковые: никому не были нужны, люди оставили. Купите, хоть двести рублей, да прибыль. Мебель беру иногда, только тут сложно — машина нужна. Но иногда не могу устоять: диван царский утащил пару лет назад! Как коньки не отбросил — не знаю, один его по лестнице спустил и потом на тачке допер. Книг много оставляют, только я не беру. Тяжести много, а цена маленькая. Только иногда, если самому что-то понравится. Например, вот «Кремлевский заговор» — хотите? Там вся правда про девяносто первый год!
К десяти утра на рынке появляется уже праздная публика — те, кто приезжает «поохотиться за винтажными сокровищами», как это возвышенно называли одно время в журналах. Вкусы публики известны давно: посуда всех видов — от алюминиевых бидонов до фарфора, украшения, вычурная одежда, техника, безделушки, элементы интерьера. Вот стоит, например, королева барахолок, карболитовая настольная лампа (только не говорите: НКВД, эти лампы стояли в любой библиотеке и институте!). Привычная и унылая еще недавно вещь — а ведь чистый стиль ар-деко, рисовали ее по мотивам похожей немецкой лампы на заводе в Орехово-Зуеве при участии будто бы самого Павла Флоренского — он в ту пору как раз там работал.
— Сколько?
— Полторы!
— Беру!
Блошиный рынок — такое волшебное место, где цена может действительно устроить и продавца, и покупателя. Для этого нужно всего лишь, чтобы они происходили из настолько разных имущественных слоев, что встретиться могли бы только здесь. Полторы тысячи за эту лампу для продавца — хорошие деньги, потому что в его «среде обитания» это недельная закупка продуктов в магазине. А для покупателя — это деньги маленькие, потому что в центре Москвы такая же лампа стоит вдвое дороже. А полторы тысячи — это один поход в бар. За счет этого мощнейшего расслоения вся система и работает. Контраст между Москвой и всеми остальными регионами стягивает все вещи в столицу. Если Москва будет беднеть вслед за регионами или регионы (ах если бы!) подтягиваться к Москве по уровню доходов, будет, вероятно, и полноценная антикварная сеть. Но, кажется, не раньше.