Кринскому и Рухлядеву места в центре города не досталось, они работали в отдалении от него, у Москвы-реки и канала Москва—Волга. Северный речной вокзал, подобно гостинице «Москва», станциям первых линий метро, стал архитектурным символом социалистической Москвы. На фоне вокзала, украшенного панно с видом строящегося Дворца Советов, снималась прогремевшая перед войной музыкальная комедия «Волга-Волга» с песнями Исаака Дунаевского и Любовью Орловой в главной роли. Картина доказывала каждым кадром формулу Сталина, выведенную им с трибуны в Кремле: «Жить стало лучше, жить стало веселее!».
Над вокзалом поднялся на башне шпиль со звездой. Чуть ранее он венчал Спасскую башню, после того как с нее и всех башен Кремля сняли двуглавых орлов. Звезды инкрустировали уральскими самоцветами, но они плохо просматривались ночью. Поэтому звезды с самоцветами заменили рубиновыми звездами, светящимися поныне вопреки желанию рьяных радикалов заменить эти символы СССР двуглавыми орлами, символами самодержавия и по совместительству — свободной России.
На башню водрузили часы, снятые с колокольни Вознесенского собора в Волоколамске. Я поднимался к часам, видел замерший старинный механизм и онемевший колокол с надписью о том, что отлили его в Москве на известном заводе Финляндского. Предназначали для храма Христа Спасителя. Колокол, когда взорвали собор, сохранили, не расплавили, доставили в Химки и объединили с часами, превратив их в куранты, звучавшие, как им положено, каждые четверть часа. Шпиль обладал механизмом, поднимавшимся и опускавшимся в знак начала и завершения навигации. Есть надежда, что при предстоящей реставрации памятника архитектуры вновь, как прежде, заиграют куранты, и шпилю вернут утраченную подвижность.
Кроме Речного вокзала, принесшего известность архитекторам, Кринский и Рухлядев построили башни управления шлюзами №7 и №8 канала, который был назван именем Москвы. Они художественно осмыслили тоннель Волоколамского шоссе под руслом канала и железнодорожный мост через канал. В городе о них напоминает вестибюль станции метро «Комсомольская» в здании Казанского вокзала.
После заслуженного успеха Владимир Федорович Кринский прожил 35 лет, он умер в 1971 году. Тогда Москва застраивалась типовыми жилыми домами, типовыми кинотеатрами, типовыми школами и поликлиниками, и ему места в такой примитивной архитектуре не нашлось.
Краевед Виктор Васильевич Сорокин писал, что на Петровке, 26, жил в квартире №325 авиаконструктор Александр Микулин. Пребывал здесь до тех пор, пока в 1943 году в зените славы не переехал отсюда в новый многоэтажный дом на улице Горького, где получали бесплатно квартиры орденоносцы и лауреаты Сталинской премии, директора заводов, военачальники, академики и народные артисты.
В квартире академика Микулина я однажды побывал, когда он покинул, очевидно, после очередного развода, дом на улице Горького и обитал в Хамовниках в статусе персонального пенсионера. Но на заслуженном отдыхе бывший авиаконструктор не отдыхал, трудился постоянно и знал, что у него есть будущее, вполне сопоставимое с прошлым, столь интересное и необходимое, как самолетам необходимы его моторы.
Авиационным двигателям Александр Микулин посвятил жизнь и преуспел в этом деле как мало кто. Его «Московская энциклопедия» называет «основоположником отечественного авиамоторостроения». Перед войной ему вручили в Кремле Золотую Звезду Героя Социалистического Труда за номером три. Когда шла Отечественная война, в 1941, 1942, 1943 году и после победы, в 1946 году, удостоили Сталинской премии первой степени. Бомбардировщики Туполева, легендарные Ил-2, «летающие танки» Ильюшина, истребители МиГ Микояна и Гуревича летали и били врага с двигателями Микулина.
Перенапряжение в дни войны дало о себе знать в пятьдесят лет. Тогда, впервые в жизни оказавшись на больничной койке, академик почувствовал неумолимое приближение старости и болезней. Ему, как инженеру-конструктору, страстно захотелось узнать, почему люди дряхлеют и что нужно сделать, чтобы отдалить неизбежность, ощущать себя на склоне жизни полноценным человеком.
У меня с давних пор перед глазами стоит посредине комнаты обеденный стол с посудой и разрезанным пополам алым арбузом. Казалось, что это жилище одинокого бодрого холостяка с лысым красивым черепом мыслителя. Кроме того, что Александр Александрович Микулин — «академик и герой», я, начинающий репортер, мало что знал о нем. Интересовала не его былая причастность к секретным делам, близость к первым лицам страны, одним словом, славное прошлое, а то, чем он занимался после вынужденной громкой отставки в 60 лет, вызывая насмешки коллег вторжением в чуждую ему сферу медицины.
Тогда у всех советских репортеров и у меня в том числе не культивировалось желание выведать у своих героев тайны личной жизни, писать о скандалах, как стало модным теперь. Интимную часть биографии Микулина случайно узнал в палате больницы его сосед по койке Александр Бек, автор «Волоколамского шоссе», классической повести о войне.
Писатель ничего из сказанного ему доверительно не забыл. Сочинил на основе той исповеди и по другим материалам роман под названием «Талант. Из жизни Бережкова». Бек знал, что Микулин трижды женился на актрисах. Знал мысль соседа по палате, что чем мужчина становится старше, тем моложе должна быть его жена. Но прототип не желал, чтобы его узнали в герое романа. Сочинение писателя Микулин отверг и употребил все влияние, к тому времени ослабевшее, чтобы роман не вышел в свет. Это ему не удалось, «Талант» появился в толстом журнале. Пришлось скандалить с редакцией и жаловаться в ЦК, куда дорогу Микулин хорошо знал в недавнем прошлом.
Со мной ни о чем подобном академик не говорил, потому что меня волновала не формула брака, а изобретенная им «машина здоровья», о которой случайно узнал. С разрешения изобретателя я опустился на подвижное сиденье с рычагом. Взялся за поручни и сделал несколько движений вперед и назад, напоминавших греблю в лодке. Сделал Микулин, как он мне рассказал, партию таких тренажеров из хорошего дерева и металла на своем авиамоторном заводе №300 и одарил «машинами здоровья» членов Политбюро с пожеланием долголетия. В продажу они тогда не поступали.
Состав Политбюро ЦК КПСС после смерти Сталина резко изменился. Его ближайшие соратники, давно знавшие Микулина по делам и наградам, утратили безмерную власть. Бывший секретарь ЦК Маленков, считавшийся преемником вождя, курировал авиацию. Молотов, возглавляя до войны правительство СССР, вел заседания Государственного комитета обороны — ГКО, где решалась судьба нового оружия, и до конца дней не забыл дерзкие выступления Микулина, когда, невзирая на лица, конструктор ругал академиков, начальников заводов: «Критиковал даже партийные организации!». Этого никто себе не позволял в зале заседаний ГКО в Кремле. Беспартийного Микулина выступавшие в ответ называли «самодуром, который ни черта не понимает, а все требует себе...»
— А он после всех выступит и снова всех положит на спину, — заключил рассказ о Микулине бывший премьер СССР. «Самодура» терпели в Кремле, потому что знали: лучшие моторы — Микулина. Если самолеты в Советском Союзе стали перед Отечественной войной летать дальше всех, выше всех и быстрее всех, то в этом была заслуга не только великих авиаконструкторов, но и конструктора лучших в мире двигателей самолетов, удививших Европу и Америку дальними «сталинскими» перелетами.
Мог Микулин прийти на прием к «товарищу Сталину» и завести речь, казалось бы, о какой-то малой детали, сказать, что авиация погибнет, если мы не будем делать клапаны с солями натрия: «Товарищ Сталин, в политике вы гений, но в технике положитесь на меня». И все слышали в ответ: «Если товарищ Микулин попросит делать бриллиантовые клапаны и это пойдет на пользу нашей авиации, будем делать бриллиантовые клапаны».
В силу родства по материнской линии Микулин был любимым племянником «отца русской авиации» профессора Николая Жуковского. По своим записям, когда силы покидали его, он поручал Александру, не имевшему на это право, читать лекции студентам Московского высшего технического училища. Но стать профессором, как дядя, племянник не мечтал. Делал то, чем увлекался, без чего не мог жить. Занимался выездкой орловских рысаков, участвовал в скачках на ипподроме, с коня пересел на мотоцикл и увлекся мотогонками, участвовал в конструировании первой советской легковой автомашины НАМИ-01. Только потом нашел себя.
«Когда в нашем небе еще летали «этажерки», Николай Евграфович говорил мне, что авиация будет развиваться за счет двигателей. Наверное, здесь надо искать истоки дела, которому я служу», — рассказывал Микулин. (В этом отношении он поступил так же, как на заре космонавтики инженер, ставший генеральным конструктором ракетных двигателей, академик Валентин Глушко. На его двигателях полетели в космос наши спутники и космические корабли. С молодых лет и до конца жизни Глушко занимался конструированием двигателей, а не ракет, о которых я услышал от него: «Баки есть баки!».)
Инженер без высшего образования стал конструктором двигателей самолета АНТ-25, на котором Чкалов, а потом Громов удивили мир, пролетев без посадки из Москвы через Северный полюс в Америку. Сконструированные Александром Микулиным двигатели перед заводским номером обозначались его инициалами «АМ». В 1943 году Микулина избрали действительным членом Академии наук СССР, минуя степень члена-корреспондента, присвоили звание генерал-майора инженерно-технической службы, назначили генеральным конструктором авиационных двигателей и главным конструктором завода под номером 300. (Завода не стало на наших глазах, в 2001 году, опустевшие цеха продали коммерсанту.)
В партию вступил академик поздно — в 59 лет, на пике карьеры, имея все, о чем можно было мечтать: грудь в орденах и золотых медалях, генеральский чин, завидную должность, членство в АН СССР. Над землей летал Ту-104 — первый в мире пассажирский самолет с реактивным двигателем Микулина. Но внезапно звезда его закатилась по невыясненным до конца обстоятельствам, когда пал в борьбе за власть с Хрущевым куратор авиации член Политбюро Георгий Маленков, отправленный в ссылку руководить провинциальной электростанцией. Тогда, очевидно, «самодуру» отомстили за дерзкие высказывания в Кремле.
Перед генеральным конструктором закрылись двери созданного им авиамоторного завода и конструкторского бюро. После отставки опальный академик прожил еще 30 лет без орденов, медалей, высоких должностей, но с сознанием исполненного долга. Когда ему было 80, он говорил, что чувствует себя лучше, чем в 50. Ему верили, потому что видели перед собой человека, не знавшего покоя. Он стал «сам себе врач», автором книги «Активное долголетие. Моя система борьбы со старостью». Книга несколько раз издавалась. Ее текст висит в Интернете, куда попал без ведома наследников автора.
Прежде чем написать книгу, Микулин изучил анатомию, углубился в физиологию, как прежде в моторостроение. Прочитал, о чем писали Платон, Аристотель, Гиппократ, Леонардо да Винчи. Чтобы получить разрешение Минздрава СССР на издание книги, академик, как пишут о нем, поступил в медицинский институт, получил диплом с отличием, защитил по книге кандидатскую диссертацию. Ранее диплом с отличием на юбилее Микулину вручила Военно-воздушная инженерная академия имени Жуковского, где, не имея высшего образования, он читал лекции.
Чтобы утром «встряхнуться от усталости», Микулин советует простой способ. Приведу его полностью: «Поднимитесь на носках так, чтобы пятки оторвались от пола на 1 сантиметр, ни больше ни меньше, и тут же резко опуститесь на пятки, но делать это нужно так, чтобы удары не отдавались в голове».
В предисловии к своей книге Микулин привел названия двух поразивших его сочинений. Одно под названием «Анатомия. Записи и рисунки» принадлежит Леонардо да Винчи. Другое под названием «Биоритмы и биосфера» издал в Москве доктор технических наук Г.А.Сергеев. Я увидел его в Ленинграде в форме капитана первого ранга — инженера. Геннадий Александрович служил во флоте и конструировал некие нужные подводникам, как он говорил мне, «датчики» высокой чувствительности. Ими он исследовал по велению души телекинез Нинель Кулагиной и первый защитил ее от нападок невежд, заявлявших, что стрелку компаса она вращала «спрятанным под одеждой магнитом», а предметы, не касаясь руками, передвигала «тончайшими нитями», видимыми на кинопленке.
Одна такая жгучая «нить» попала Сергееву во время опыта в глаз. Я встретил его в Москве, куда он переехал ослепшим на этот глаз. Утешало и радовало Сергеева одно — ему удалось открыть неизвестный эффект мозга, излучение, регистрируемое его датчиками.
В доме на Петровке, 26, перед войной у Александра Микулина родился сын, которому дали имя в честь отца и деда. В молодости Микулин-младший гонял по треку на велосипеде, заслужил звание мастера спорта. Сел, как отец, на мотоцикл, поступил в автодорожный институт, проучился четыре курса и, не защитив диплом инженера, стал сниматься в массовых сценах. Когда на съемке фильма «Директор» погиб актер Евгений Урбанский, мастера спорта попросили продублировать главного героя. Нашел себя в кино Микулин-младший как отчаянный каскадер и изобретатель устройств машин для киносъемок. Снялся примерно в 70 картинах. Как пишут о нем, «до середины 80-х годов все трюковые съемки с использованием техники проходили под его руководством».
Столетие академика Микулина в 1995 году не было отмечено в России с государственным размахом, возможно, потому, что в «лихие годы» в стране героями в государстве стали другие известные люди. «Ни сказки о них не расскажут, ни песен о них не споют». Вечной памяти достойны такие герои, как академик Микулин. В Москве на наших пустующих площадях нет монумента ни ему, ни авиаконструкторам Туполеву, Ильюшину, Яковлеву, адмиралу Кузнецову, маршалам Василевскому, Рокоссовскому, Коневу, кому мы обязаны Победой.
…А что касается «машины здоровья», подаренной изобретателем членам Политбюро (авторское свидетельство №65930), то у меня точно такая машина с заводским номером 138 появилась тридцать лет назад. На ней, отлично сохранившейся, я иногда под настроение гребу и плыву вслед за Микулиным в долголетие.