— Это вы, может, озадачены ситуацией, — говорит г-н Горин, — а мы ничего другого от американцев не ожидали. Кстати, президент России ИМ ничего и не предлагал: не очень понятно, как они могут что-то отвергать. Путин сказал однозначно: сейчас эта коллекция не может быть передана в США. А мы в свою очередь обдумываем, как именно исполнить поручение президента...
— Но какие-то переговоры с американским «Хабадом» идут?
— Американцы без всяких консультаций с нами берут и делают заявления; само по себе это означает, что они не очень-то собираются тут с кем-то советоваться... Но мы обязательно будем проводить консультации, но не с предъявителями исков, а с их верховной организацией (а у нее есть президент, совет директоров): почему они не берут в расчет интересы российской еврейской общины самой по себе и почему они не воспринимают нас как часть переговорного процесса?
— То есть спор по «Шнеерсону» привел к крутой ссоре двух общин?
— Ну да, мы уже сейчас воспринимаем их действия как недружелюбные по отношению к нам — российской еврейской общине. Но одно уточнение: нет никакой «американской еврейской общины», есть определенная организация. Которая ведет конфронтационный процесс и по отношению к РФ в целом, и по отношению к нам в частности. Потому что, повторяю, нашим мнением они даже не интересуются! Это аномальное явление.
— Один крупный чиновник, с кем мы консультировались по делу Шнеерсона, сказал: «Американским евреям этот архив сам по себе не очень и нужен, тут борьба за первенство и авторитет — какой ребе первым доставит его в Штаты, тот и будет самым крутым...»
— С одной стороны, это преувеличение, но с другой — те люди, которые ведут сейчас судебный процесс, не столько уже озабочены историей с собственно библиотекой, сколько заняты личным престижем. Очевидно же, что голос разума и интересы библиотеки противоположны тому, что они сейчас делают. И иначе как тщеславием и обидами этого не объяснишь. Такое впечатление, что идет разговор глухого с немым. Это же очевидно для любого нормального человека, что, подав иск в американский суд, ты отсекаешь всякую возможность получения этих книг.
— То есть преследуются иные цели?
— Цель очень простая: сохранить лицо. Но иногда, мне кажется, стоит пожертвовать собственным реноме ради интересов общего дела.
— Возвращаясь к переговорам с Минкультом — чего в идеале хотели бы достичь?
— Как раз идет процесс по созданию экспертного совета для выявления коллекции Шнеерсона из фонда иудаики РГБ («МК» уже об этом рассказывал. — Я.С.). Ясно одно: в какой бы форме эти книги нам ни были переданы, они все равно останутся в собственности государства. Другие варианты не рассматриваются. А формы могут быть разными: библиотечный обмен, фондопредставление для выставки на долгий срок и так далее.
— Когда первые книги могут уже переехать к вам?
— Я бы не стал гадать, но думаю, что все это может случиться в ближайшие полгода.