Нбонги рекламирует цветочный магазин в Сокольниках. Работать человеком-сэндвичем он начал еще в феврале. Впрочем, возможно, в другом месяце — Нбонги не может толком выговорить название, поэтому согласно кивает на «февраль». На дикой смеси английского, русского и испанского он рассказывает о себе:
— Я студент, учусь в техническом университете, — сверкает улыбкой чернокожий паренек. — Приехал из Кот-д’Ивуара. Я умный, хорошо знаю математику, поэтому приехал учиться сюда. У вас здесь хорошо и дешево учат.
— А как же язык? Как на лекциях?
— Цифры везде одинаковые, — пожимает плечами Нбонги. — Сейчас раздам всю рекламу и уйду учиться. Вечером опять приду.
День довольно теплый, и москвичи ходят в плащах нараспашку. Нбонги же кутается в куртку и поправляет шапку. Как он выживет зимой, остается загадкой. Как и тот факт, что его вообще взяли на работу без знания языка.
— В Москве есть одна фирма, которая сотрудничает с нами, — делится профессиональными секретами Нбонги. — Мы все туда приходим, меня туда привели старшие ребята. Фирма дает нам листовки и платит. Чаще всего мы рекламируем цветочные магазины, там не нужно что-то рассказывать. Раньше ходил с рекламой солярия, белым нравилось, они улыбались. Люблю, когда люди улыбаются. Ты тоже улыбнись! Вот тебе листовка, иди в магазин и скажи, что Нбонги хочет подарить тебе цветок.
Прямой конкурент Нбонги патрулирует другую сторону улицы. Конкурента зовут Думинда, он из Сьерра-Леоне. Он тоже студент, но название вуза так и не выдал. Видимо, на разведчика учится...
— Почему я рекламирую цветы? Потому что цветы красивые и я тоже красивый, — уверенно сообщает мне Думинда. — А еще тут не надо ничего говорить, я выучил адрес и название магазина — и все!
Думинда пытается объяснить, как пройти в его магазин, но улица, судя по его рассказу, с одинаковым успехом может быть как Маленковской, так и Русаковской. Плюнув на объяснения, парень показывает рукой на вывеску.
— Я им показал, что я студент, и они меня взяли, — объясняет он. — Платят много, 200 рублей в час. А еще я красивый, меня женщины любят. И женщина в магазине меня тоже любит.
«Женщина в магазине» оказалась цветочницей Олесей Александровной. Услышав про Думинду, она тяжело вздохнула и подперла рукой внушительную щеку:
— Ну ты знаешь, так его жалко... Вот сейчас все люди как люди, в ветровках ходят, а он стоит и мерзнет. Он когда куртку впервые у нас снял — такой тощий! Такой черный! Ладошки синие-синие... Я его тут беляшами подкармливаю. Сперва не ел, бормотал что-то про порку — я не поняла, пороть его будут, что ли? Теперь ест, «спасибо» говорить научился.
Как выяснилось позже, пороть Думинду за беляши никто не собирался. Просто в его стране распространено мусульманство, и свинину — pork по-английски — он не ест. Хотя от стряпни добродушной цветочницы больше не отказывается.
На улице 1905 года начинается вотчина Сиджея. Он встречает выходящих из метро, ловит их за руки и выдает рекламки. Спрашиваю, почему он раздает листовки. Потом спрашиваю еще раз — на английском. На испанском, помогая себе мимикой и жестами. Все мимо, но с четвертой попытки удается наладить контакт.
— Потому что меня заметно. Вот, смотри, все серое, улица серая, люди серые, ты серая, — Сиджей указывает на мой плащ, тычет пальцем в памятник у метро. — А я черный, меня хорошо видно. И все сразу видят, что я даю листовки, и берут их.
— Тебя не обижают? Нравится у нас?
— У вас холодно, — ежится Сиджей. — Зимой стоять здесь не буду, буду сидеть в общежитии при университете. А так — нравится, красиво. Дома красивые, метро хорошее. Меня не обижают, я большой и сильный. А вот другого, ну такого, — Сиджей растягивает пальцами уголки глаз, — пьяные ругают. А я всем говорю: не надо ссориться, лучше купите цветы и подарите их кому-нибудь.