Когда в Москве государство подрезало крылья ему и всем конструктивистам, зодчим образцом для вдохновения служила классика разных времен: от Древнего Рима до Наполеона. Ее апологетом выступал Иван Жолтовский, до революции три года изучавший архитектуру в Италии, поклонник Андреа Палладио, творившего в эпоху позднего Возрождения в XVI веке. Его «Четыре книги об архитектуре» он перевел на русский язык. Напротив стен Кремля возвышается семиэтажный дом с карнизом и мощной колоннадой Жолтовского, повлиявший на стиль всей советской архитектуры. Его мастерскую в «Моспроекте» унаследовал лучший ученик Юрий Шевердяев. Он-то и воспользовался приемом Мельникова, изменив заветам учителя, прочно став в эпоху Хрущева на заржавевшие рельсы конструктивизма.
С «Россией» у многих связаны приятные воспоминания, одни вручали или получали в ней награды кинофестивалей, другие видели парад кинозвезд, шествовавших по лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, как в Каннах.
У меня здесь прошла премьера документального фильма о Москве. На церемонии представления помянутых в афише лиц я, как автор сценария, чувствовал себя чужим на празднике с аплодисментами и цветами. Во-первых, потому что режиссер снял картину, не заглядывая в мой сценарий. Во-вторых, рядом со мной принимал поздравления напористый молодой инструктор Московского горкома партии Слава Г., курировавший киностудию. Левой ногой он открывал ее заветную дверь, правой рукой подписал авторский договор на сценарий фильма за себя и за меня. Стало быть, не умея сочинять ничего, кроме докладных записок, половину гонорара получил в кассе, где платили в СССР «за самое важное из искусств», документальное кино по ставкам, неведомым в прессе.
Перед открытием кинотеатра я в нем побывал и написал заметку «Большой экран «России». Тогда, в преддверии Первого Московского международного кинофестиваля, в городе появился самый крупный кинотеатр с большим залом на 2500 мест и с двумя малыми залами по 200 мест в каждом. Прежде самым вместительным считался «Ударник». Его опытного директора Василия Николаевича Сурогина назначили директором «России». От него узнал, что с любого места и ряда каждому зрителю будет хорошо виден любой фильм: будь то широкоэкранный, панорамный или широкоформатный. Я сел у самого края предлинного ряда на 68-м месте и убедился в правдивости этих слов. Сцену, как в театре, прикрывал занавес, и когда он раздвинулся, я увидел белый, как снег, уникальный экран длиной 30 метров и высотой 14 метров из пластика без единого шва и складки!
В зале с кондиционерами не ощущалась свойственная старым московским кинотеатрам июльская духота. Для убедительности слов директора киномеханик направил на экран яркий луч света мощностью 30 тысяч люмен. Вся киноаппаратура, электродвигатели, регулирующие резкость кадра, лампы, громкоговорители за экраном, динамики в стенах и потолке, светильники в зале — все было отечественное.
Мастерской, носившей имя Жолтовского, поручались проекты, влиявшие на образ центра Москвы, отчего она, на мой взгляд, лучше не становилась. Вместе с соавторами Шевердяев воздвиг в начале улицы Горького, ныне Тверской, облицованную черным стеклом 22-этажную гостиницу «Интурист». Ее плоский фасад закрыл вид на Кремль и не гармонировал с застройкой главной улицы, где до и после войны утверждался стиль, близкий сердцу Ивана Жолтовского. Явное противоречие закончилось тем, что гостиницу снесли. Свой позор соавтор проекта не увидел: незадолго до разрушения «Интуриста» Шевердяев умер, прожив свыше 90 лет.
На Пушкинской площади по проекту мастерской Жолтовского после «России» появилось здание новых «Известий», откуда в наши дни редакция съехала, чтобы дать возможность модернизировать обветшавший редакционно-издательский комплекс. Ради него передвинули здание на Тверской, 18, в стиле модерн, созданное тремя выдающимися авторами: архитектором Эрихсоном, конструктором Шуховым и художником Билибиным, нарисовавшим фасад. В этом доме жил и выпускал самую популярную до революции газету «Русское слово» великий издатель Иван Сытин.
Что произойдет с корпусами «Известий», старым и новым, после реконструкции, неясно. Что случится с «Россией» после того, как ее экраны погасли, объявлено. В зале, где открывали и закрывали Московские международные кинофестивали, происходили премьеры лучших фильмов, в ближайшие пять лет начнут ставить мюзиклы.
«Россия» заняла часть земли сломанного Страстного монастыря. От него осталась примыкающая к кинотеатру бывшая гостиница, принадлежавшая обители. Ее в 1912 году построил архитектор Леонид Стеженский, до революции успевший стать автором многих доходных домов и особняков. Как пишут старые путеводители, гостиница слыла «заведением с дурными нравами», номера служили местом случайных встреч и супружеских измен.
После революции дом заполнили жильцы коммунальных квартир. Перед легендарным Всемирным фестивалем молодежи и студентов в Москве их выселили в отдельные квартиры, а в здании разместился комитет по его проведению. Сюда в пресс-центр летом 1957 года командировала «Московская правда» Егора Яковлева. Тогда мало кому известный, общительный 27-летний журналист веселого нрава спустя годы превратил тусклые «Московские новости», занимавшие на Страстном бульваре, 4, второй этаж дома (сюда мы подойдем), в самую ожидаемую газету времен перестройки. Ее разоблачительным публикациям многим обязан крах КПСС и распад СССР.
Намного раньше гостиницы монастыря на Страстной площади, 5, появилось в 1879 году четырехэтажное здание, тогда самое высокое в округе, Первой женской гимназии с квартирами, сдаваемыми внаем. Это проект служившего в ведомстве учреждений императрицы Марии архитектора Николая Тютюнова. В адресно-справочной книге «Вся Москва» за 1917 год здание значится владением ведомства, обязанного своим появлением императору Павлу I и его жене Марии Федоровне.
Немецкую принцессу Софию Марию Доротею Августу Луизу фон Вюртембергскую по настойчивому пожеланию другой немецкой принцессы — Софии Августы Фредерики фон Анхальт-Цербстской, ставшей в России Екатериной Алексеевной, императрицей Екатериной II, выдали замуж за ее сына Павла, наследника престола. Приняв православие и имя Марии Федоровны, германская принцесса вышла замуж по любви и исправно выполняла свои супружеские обязанности. Родила России четырех сыновей: Александра, Константина, Николая, Михаила и шесть дочерей. Сын Константин отказался от престола, два других — вошли в историю императорами Александром I и Николаем I.
Юную Марию Федоровну теща Екатерина II звала «Воск», сын Николай — «Чугун». Двадцать лет она смиренно ждала, не заводя любовников, когда ее неверный муж воссядет на престол и она станет императрицей. Павел I передал под ее попечительство воспитательные дома Петербурга и Москвы, сиротские приюты, богадельни. Она ими занималась с душой, открывала новые учреждения, вносила свои средства и изыскивала большие суммы у многих состоятельных лиц в империи, последовавших ее примеру.
Поэт Василий Жуковский, воспитатель наследника престола, назвал ее в элегии, сочиненной накануне погребения, «небесно-чистой душой», «божьим ангелом».
Еще досель не постигаем,
Что на земле тебя уж нет...
Тобой был так украшен свет.
...Все пред тобою говорим:
Благодарим, благодарим!
И некогда потомки с нами
Все повторят: благодарим!
В начале XX века в ведомстве насчитывалось 1000 учреждений, в их число входили Александровский, бывший Царскосельский лицей, воспитательные дома для подкидышей, сирот и беспризорных детей, женские гимназии — их называли Мариинскими, 26 коммерческих училищ, 200 приютов, 36 богаделен, 40 больниц, приюты слепых, глухонемых детей и взрослых. После революции вся эта разветвленная отлаженная благотворительная система распалась.
Потомки быстро забыли про Марию, не зная, что именем жены Павел I назвал Мариинскую водную систему, соединившую Каспий и Балтику природными и рукотворными путями.
Большая советская энциклопедия ограничилась краткой справкой о ведомстве императрицы Марии, подчеркнув, что оно насаждало «феодально-крепостническую идеологию, стремилось воспитать у детей преданность царю и православной церкви». Но не отметила, что учителям и ученикам воспитательного дома Москва обязана Хореографическим училищем Большого театра и МВТУ — Московским высшим техническим училищем имени Баумана.
После 1917 года воспитательный дом закрыли и превратили во Дворец труда, заполненный массой советских учреждений, редакциями, где Ильф и Петров сочиняли после службы легендарный роман. В наши дни здесь дислоцируется Военная академия Ракетных войск стратегического назначения имени Петра Великого.
Подобно воспитательному дому, Первую женскую гимназию после 1917 года закрыли. В историю города она вошла именами учениц, выступавших в гимназических спектаклях и концертах, а потом на лучших сценах Москвы. Среди них самое яркое имя у Алисы Коонен, с которой мы встречались на Тверском бульваре, в Камерном театре. Другой гимназистке, Вере Пашенной, принятой в 1907 году в Малый театр, передали роли Марии Ермоловой, в этом театре она играла 55 лет, заслужив все мыслимые в СССР награды, звания и премии — Сталинскую и Ленинскую.
Кого не забудут никогда из тех, кто жил в квартирах дома Первой женской гимназии, так это Сергея Рахманинова. Ему посвящена мемориальная доска на фасаде, установлен памятник на Страстном бульваре. Его листву он видел из окна на четвертом этаже 12 лет. С тех пор как поселился здесь в 1905 году, до тех пор, пока не эмигрировал в числе первых из советской России. Самые выдающиеся композиторы и исполнители России оказались в Европе и Америке, где не затерялись, преуспели, так как язык музыки не нуждался в переводе. Сергей Рахманинов слыл на рубеже веков лучшим композитором, дирижером и пианистом России. Никто до него столь успешно не выступал в трех лицах.
Двум случаям мы обязаны тем, что уроженец Новгородской губернии, потомственный дворянин Сергей Васильевич Рахманинов стал не генералом, а великим музыкантом. В детстве его учили играть на фортепиано, но собирались определить в Пажеский корпус. Двери его закрылись для Сергея, когда отец проиграл в карты состояние семьи. Она распалась. Родовое имение пришлось продать за долги и переехать в Петербург. Сережу в консерватории считали очень способным, но «шалуном», подделывавшим отметки — колы на четверки. Его оставили учиться «с последним предупреждением». Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы мальчика не увидел за роялем двоюродный брат, известный пианист и дирижер профессор Московской консерватории Александр Зилоти, гастролировавший в Санкт-Петербурге. По пути на вокзал он заехал к заждавшимся родственникам и услышал игру «шалуна». Через несколько дней тот оказался в Москве в классе профессора Зверева. В его доме у Плющихи Сергей жил и учился.
Краеведы пишут, что Рахманинов «одно время руководил музыкальной частью Первой женской гимназии». Очевидно, то время длилось недолго, потому что к 1905 году в Колонном зале Благородного собрания он с триумфом исполнил Второй концерт, в Большом театре ему рукоплескали как дирижеру. Рахманинов гастролировал в Англии, Австрии, Германии. Выступил в «Русских сезонах» в Париже. Такая жизнь не оставляла времени для обучения девочек музыке. Летом Рахманинов с семьей уединялся в своем загородном имении — Ивановке, двухэтажном доме с роялем. Зимой семья жила в Москве.
Одним из первых Рахманинов сел за руль автомобиля. Как пишут биографы, «знал толк в карточном застолье, любил сыграть несколько робберов в винт». Но не проигрывался за карточным столом, как отец. Поклонницы с цветами караулили его у дверей концертных залов. Вся эта комфортная жизнь рухнула в октябре 1917 года. Взбунтовавшиеся крестьяне Ивановки выбросили со второго этажа рояль, разграбили дом.
Получив приглашение из Скандинавии выступить, Рахманинов в декабре вышел из дома с небольшим чемоданом и поехал в Петроград. Получил в Смольном визы. Разрешили с собой взять две тысячи рублей и небольшой багаж. Банки закрылись. Деньги собрал у друзей. И уехал с семьей из России навсегда. Удалось эмигрировать и Александру Зилоти. До глубокой старости он жил, преподавал и концертировал в Америке, где умер в 1945 году, пережив двоюродного брата на два года.
В доме на Страстном бульваре остался жить друг семьи Рахманинова известный врач-акушер Григорий Львович Грауэрман. По его инициативе больницу имени С.В.Лепехина на Покровке, 22, преобразовали в родильный дом, которым доктор до последних дней жизни заведовал. При родильном доме открыл первую больницу для лечения послеродовых осложнений, получившую имя промышленника Л.И.Тимистера, завещавшего ей свой капитал. Обе лечебницы при советской власти преобразовали в институт, ныне известный на Покровке как МОНИИАГ, Московский областной научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии, без имени обоих дарителей.
Именем Грауэрмана назвали родильный дом на Большой Молчановке. Его больше нет, но здание осталось и после разрушений арбатских переулков оказалось в начале Нового Арбата. Родильному дому имени Грауэрмана в июне 1968 года я помог по просьбе дирекции, пользуясь авторитетом партийной газеты, вызвать механика, запустившего замерший лифт. Через три дня отсюда жена вынесла мне, тестю и теще долгожданную дочку и внучку. (Вес 3 килограмма, рост 50 сантиметров). Чего я никогда не забуду.